– Мы – сильный отряд, даже в чужом времени. Мы здесь ради Ясона, ради данных ему обетов, и не обязательно сводить нас с другими. А когда Маленький Сновидец окажется в его объятиях, мы все сможем вернуться домой. К чему этот озабоченный взгляд, Антиох?

– Где ваш дом, Тисамин? Чем убедил вас Ясон оставить его?

Старик взглянул на меня и почти улыбнулся, но тяжесть чуждого времени стянула мышцы его прекрасного лица.

– Дом там, где широкая равнина, свежая вода, смолистое вино, куда порой приходят в гости предки, не столь старые, чтобы задержаться надолго, и не столь молодые, чтобы соскучиться за вином и беседой.

– Так вот чего ты хотел от жизни?

– А разве не все хотят того же?

– Не знаю, Тисамин. Я сам – из числа гостей.

– Ты – да. Теперь я вспомнил. Но это может перемениться. Если твое будущее так же долго, как прошлое, ты еще, может, успеешь построить башню до луны. В юности я слыхал, на востоке нашлись люди, затеявшие такое дело.

– У них ничего не вышло, – поведал я ему. – Слишком из многих стран собрались строители. Слишком много языков, слишком много начальников, слишком много торговли и дешевой извести.

– Башня рухнула?

– Они всегда рушатся.

– Ничего не меняется…

– Даже ты, хотя тебя и выдернули из могилы.

– Не говори «могила», Антиох. В могилу уходит тело.

– Но это твое тело. Разве нет? – Я ущипнул его прохладную кожу.

– Взятое взаймы.

– На каких условиях?

В ответ прозвучал шепот, темное лицо еще потемнело, брови сошлись в страхе, словно сам ответ нес в себе проклятие.

– Колоссы, колоссы…

Мне потребовалось всего мгновение, чтобы осознать значение этих слов. Все, что я знал о Ясоне, потеряло смысл. Холодная ярость взорвалась в груди. Я не постигал до сих пор, как много значила для этого человека добыча, как много он успел прибрать к рукам. Да я просто не знал его! Мне, ошеломленному, казалось, что меня предали. И где же он припрятал сокровища своей алчности?

– Я сумею вам помочь, – сердито сказал я Тисамину.

Он, тень старого друга, угадал, что у меня на уме, и упрашивал отказаться от этой мысли. Моя торопливость напугала его.

– Не спеши, не спеши. Кто знает, что будет. Имей в виду, мы отдали колоссы по своей воле. Не понимая, что он может с ними сделать, но он в своем праве. Таково было соглашение.

– Он мерзавец! Он одурачил вас!

– Он отдал нам в обмен свой колосс, – пытался успокоить меня Тисамин. – Нам он был ни к чему, и мы давно выпустили его. Но все добровольно.

– Слушай. Нынче ночью я вызвал волка, чтобы защитить женщину по имени Уланна – из новых аргонавтов Ясона. Это волшебство обошлось недорого. Быть может, лишний седой волос, минута жизни. Я скупо трачу свой талант. Но случается, отдаю его не задумываясь и с радостью. Что-то подталкивает меня, и я никогда не противлюсь порыву. Вот и сейчас мне хочется это сделать. Тисамин, я могу помочь тебе. Всем вам! Этот мир тебе чужд, и ты ничем не заслужил, чтобы тебя так расчетливо использовали. И он еще смел обвинять меня в предательстве! Он алчен, слеп к чужому страданию, поглощен собственными страстями. Он – волк, терзающий труп прошлой жизни, бросается, как на добычу, на всякого, в ком чует память о ней. Его смерть будет стоить мне дорого. Я состарюсь. В холода станут ныть кости. Но ради вас я убью его с радостью. Скажи мне только, где он скрыл колоссы. Не зная, я ничего не смогу сделать.

– Ты думаешь, знай ответ на этот вопрос, мы остались бы здесь? – мягко спросил голос у меня за спиной.

Я обернулся, и Аталанта легко коснулась губами моей щеки. Прохладными губами – лихорадочно горящей щеки. Дружеский поцелуй, смиряющий гнев. Я обнял ее в ответ.

Она не дожила до старости. Смерть, не знаю уж, в каком обличье, застигла ее в расцвете жизни. Изможденное лицо было по-прежнему прекрасно, и с него на меня смотрели глаза Уланны. Глаза всегда выдают неразрывную связь. Есть что-то во взгляде, что проходит сквозь века.

За ней стоял Гилас. Я сразу заметил его. И он не дожил до середины жизни – не изведал, стало быть, болезненного окостенения костей. Его боги были своевольны и капризны. Конечно, они наказали юношу, покинувшего их любимчика Геракла. Впрочем, Гилас выглядел неплохо: крепче телом, чем помнилось мне, и морщины, прочерченные мучительной жизнью с безумным повелителем в львиной шкуре, разгладились.

Гилас сказал:

– Должно быть, ты сильно полюбил нас тогда, на Арго, что идешь на такую жертву. Она состарит тебя.

– Не знал, что ты знаешь. Что я расплачиваюсь за чары годами…

– Мне рассказала девушка на корабле. Северянка. Она любит тебя, Антиох. Говорит о тебе шепотом. Она нашептала мне о своей любви.

Холодная рука сжала мне сердце. Ниив сумела проникнуть под покров тени, окутавший юношу. Сумела обольстить мертвого! Добрые боги, с нее нельзя спускать глаз!

Тогда-то я и понял, что никогда от нее не избавлюсь. Отец-шаман, передавший ей свой дар перед смертью, был сильнее, чем мне думалось. Девица была сродни розе: сильный стебель, тянущийся к солнцу, не всегда в цвету, но всегда в колючках, готовых зацепить неосторожного.

Было, мягко говоря, странно встретиться с прежними друзьями – с друзьями, чью смерть или уход я оплакивал, с чьим отсутствием успел смириться. Та команда на борту Арго, в давнем времени, когда моря полнились тайной и берега говорили более о незнаемом, нежели об известном, стала для меня чем-то вроде семьи, какой я не знал с начала своего странствия вокруг мира.

И они испытывали сходное чувство. В замкнутом пространстве корабля между людьми возникает духовная близость теснее, чем в клане, племени или семье. Все, что мы так легко могли потерять, стало общим для нас. Неспроста ты встали на сторону Гиласа против его грозного господина. В крошечном мирке посреди мира Океана царила демократия.

Среди печали о всех возрожденных судьба Тисамина тревожила меня больше других. Он очень нравился мне; он из всех аргонавтов был более всего верен Ясону. Остался в Иолке, когда другие разбрелись, заботился о стареющем, бессильном господине, добывал ему пищу и простейшие удобства, слушал его гневные или горестные тирады против Медеи, о потерянных сыновьях.

Тисамин не должен быть здесь.

Ясон пошел на подлость. Воспользовался колоссом, отданным ему в залог дружбы в мире живых, чтобы восполнить опустевшие места у весел нового Арго в деле, потребном ему одному, но опасном для всех.

Я довольно знал о даре колосса, чтобы понимать: за каждый день, проведенный в виде духа в чужом мире, Тисамин поплатится потерей жизненной силы в своем, где жил с семьей. А у него была большая семья: четверо сыновей и две дочери. В те времена многие в Иолке сочли бы такой клан тяжкой обузой. К счастью, один из сыновей занялся виноградарством, а одна дочь ушла в храм Афины Паллады. Подобное сочетание предприимчивости и жертвенности часто выручает отягощенных детьми родителей.

Я задал Тисамину еще один, последний вопрос: сколько времени он в тот раз провел на Арго.

– Полгода, – отвечал он. – Оглядываясь назад, я припоминаю время, когда меня не было. Жена была в отчаянии. Завела любовника. Старший сын пытался меня убить. Я и сам чуть не покончил с собой в гавани Иолка. Казался сам себе тенью. Спал, как кот. Дни проходили, не задерживаясь в памяти. Человек, живущий в объятиях дурманящего вином Бахуса, чувствует себя в мире не столь чужим, как я тогда. – Его взгляд переполнился болью. – Но это длилось более полугода…

Как странно: подумать, что жизнь Тисамина несколько веков тому назад зависит теперь от того, как я управлюсь с Ясоном. Хороша головоломка, как сказал бы дак.

– Старый друг, того, что отнято, уже не вернуть. Я постараюсь поскорей отправить тебя домой. Пока ты здесь, в Иолке, ты остаешься живым, хотя не ощущаешь вкуса жизни. Зато будет что отпраздновать, когда возвратишься к себе.

– То празднество теперь – далекое воспоминание, – со слабой улыбкой проговорил Тисамин. – Но радость была велика. Я поднял чашу за тебя. Не понимал тогда, с какой стати?