Солженицын полагает, что «рассказы о жестоко насиль­ственных обращениях в православие, с угрозами смерти кантонисту и даже с массовым потоплением в реке отка­завшихся креститься — рассказы, получившие хождение в публичности последующих десятилетий — принадлежат к числу выдумок».

По словам Александра Исаевича, со ссылкой на «Еврей­скую энциклопедию», история о потоплении нескольких сотен кантонистов родилась из сообщения некой немецкой газеты, «что когда однажды 800 кантонистов были погнаны в воду для крещения, двое из них утопились»20.

Допускает он и то, что «был расчет и самим крес­тившимся позже, в оправдание пред соплеменниками, преувеличить степень испытанного ими насилия при обращении в христианство»21.

Спорить не буду: преувеличения весьма возможны, и по разным причинам. Но про насилия, чинимые над кантонистами, рассказывается не только в немецких га­зетах; тут огромный пласт фольклора, и вовсе не только еврейского. Скажем, о своих впечатлениях рассказывали и священники, проводившие массовые крещения ку­павшихся кантонистов. В том числе и про то, что иные мальчики топились, стоило им понять — что же именно творят над ними взрослые. Что поделать! Дикий народ, упрямый-с народ.

Возможно, Николай I и его приближенные очень хотели «как лучше». Возможно, ими двигали только самые пре­красные намерения. Но почему-то неизменно, стоило царю приступить к «еврейскому вопросу», как этот «вопрос» сам собой формулировался не: «как помочь этому народу стать цивилизованным» и не: «как научиться хорошо жить вместе», а примерно таким образом: «как сделать евреев похожими на всех остальных».

Видимо, опять логика строителей империи.

Применялись, впрочем, и другие меры тоже вполне сюрреалистические: например, запрещалось евреям — владельцам корчмы и кабака, самим в них проживать и заниматься лично продажей спиртного. Надо было нанимать торговца-христианина, и единственное, в чем убедилось правительство с помощью сих мер: что хри­стиане ничуть не менее исправно спаивают народ, чем кошмарные жиды, верные слуги сатаны.

Тем более, с 1827 года ввели откупную систему на тор­говлю спиртным по всей территории империи, и русские классики откликнулись на это замечательное изобретение:

«В западном крае кабацким делом занимается еврей, но разве оно лучше в других местах России? ...Разве жиды-шинкари, спаивающие народ и разоряющие и губящие крестьян — повсеместное в России явление? В наших местах, куда евреев не пускают и где кабаком орудует православный целовальник или кулак?»22

«В великорусских губерниях, где евреи не живут, число судимых за пьянство, равно как и число преступлений, совершенных в пьяном виде, постоянно гораздо более, чем число таких же случаев в черте еврейской оседло­сти. То же самое представляют собой и цифры смертных случаев от опойства... И так стало это не теперь, это так исстари было»23.

Коротко, ясно, и не нужны комментарии.

А в 1840 году Николай I утвердил новый проект изменения сущности своих злокозненных подданных. Проект предполагал следующие меры:

1. Уничтожение кагала;

2.  Устройство общеобразовательных школ;

3.  Учреждение «губернских раввинов» — то есть равви­ната, получающего деньги от государства, а не от кагала;

4.   Поселение евреев на казенных землях для приуче­ния к земледелию;

5.   Разбор евреев на «полезных» и «бесполезных»;

6.   Запрет носить еврейскую одежду.

Николай внес существенную поправку в эту последо­вательность действий: «разбор» поставил раньше, чем «по­селение на казенных землях», и заменил в окончательном тексте указа слово «бесполезные» на «не имеющие про­изводительного труда». И это — единственные поправки, которые сделал царь, принимая замечательный проект.

Итак, предстояло «разобрать» на два разряда все ев­рейское мещанство — то есть всех небогатых евреев. В первом разряде следовало числить всех, кто имеет прочную оседлость и имущество, во втором — тех, кто их не имеет.

Предполагалось дать второму разряду пять лет, чтобы поправить свои дела, а потом применить к ним особую военно-трудовую повинность: брать в рекруты втрое больше, но брать не на 25, а на 10 лет, и в этот срок «упот­ребляя их в армии и флоте преимущественно в разных мастерствах, обращать потом, согласно с желанием их, в цеховые ремесленники или в состояние земледельцев».

Намерение правительства получило обширное опо­вещение в печати — явно для предупреждения возму­щений в Европе. Но там, конечно же, все равно о мерах правительства Российской империи писали не так, как это хотелось правительству. Беда с этими европейцами! Вечно не понимают они, что «Не нам понять высоких мер // Творцом внушаемых вельможам»24. И в кантонисты их не заберешь...

В 1844 году — новая попытка выселить евреев из де­ревень, а в 1846 году окончательно перешли от теории к практике: стали брать каждый год десять рекрутов с одной тысячи мужчин, тогда как для христиан была норма — семь рекрутов с одной тысячи через год на второй.

Разумеется, сразу же возникли рекрутские недоимки. По решению 1850 года стали брать за каждого недобран­ного рекрута еще трех сверх нормы. В 1852-м — новый указ «о пресечении укрывательства» с перечнем суровых наказаний тем, кто бежал, и указ брать вместо них род­ственников или руководителей общин, из которых они происходят. А за каждого лишнего рекрута с общины списывалось 300 рублей недоимки.

В 1853 году изданы правила о дозволении еврейским общинам и частным лицам представлять вместо своего рекрута любых «пойманников» без паспорта... и «тут на­чалась рекрутская вакханалия»25. В общем-то, «рекрутской вакханалией» можно назвать и все происходившее раньше, но раньше хотя бы кагал не содержал специальные отряды для ловли детей в рекруты! А тут появились целые отряды охотников за детьми: люди, профессионально занятые облавами в местечках-штетлах и хватавшие всех, кого только можно сдать в кантонисты.

«Ответственность за призыв еврейских рекрутов была возложена на кагалы. Поскольку евреи не соглашались добровольно отдавать детей, кагалы принимали насильственные меры: во всех общинах появились особые «охотники за детьми» («ловчики», «хаперс» на идише)26.

Поэт Иехуда Лейб Левин так описал свои впечатления:

«Я, тогда девятилетний мальчик, жил в родительском доме в Минске. Однажды летним днем я пришел в хедер и вижу: Меламеда нет, хедер пуст... хозяйка дома объяс­нила мне, в чем дело! Меламед, оказывается, прячется от ловцов, а всех детей заперли по домам, ибо пришла беда... Детей хватали из колыбели, женихов уводили из-под хупы, чтобы отдать их в солдаты...

...И каково же мне было увидеть то, что увидели мои глаза? Ловцы — евреи, кагал — евреи, и они же, словно львы, рвущие жертву, выхватывают из материнских объя­тий младенцев, птенчиков малых. Думаю, что и разбойники не сотворили бы подобного даже с евреями, а тут евреи творят такое с евреями же! Что же это? Как это возможно? Мысль эта удручала меня до такой степени, что я пугался при виде евреев, при виде братьев моих!»27

Как это часто с ним случается, учебник не то чтобы лжет... Нет, так тоже нельзя сказать... Учебник дает не­сколько не тот акцент... Например, в этом учебнике нет ни слова о «бесполезных», вообще о разделении евреев на разряды. Нет ни слова, что длилось это безобразие с «хаперс» вовсе не все царствование Николая I, а всего два года! Как это часто случается, описывается сущее безобразие, преступление, но описывается еще хуже, еще страшнее, чем оно было. А зачем? Неужели для того, чтобы сделать Россию еще более непривлекательной? Но ведь волей-неволей учебник ставит под сомнение и отменное поведение евреев! Причем чем большее число лет кагалы нанимали подонков-хаперс, тем под большим сомнением оказывается высокий образ мыслей евреев...