— Очень приятно, — и он протянул Себастьяну руку. — Роландо Пеньяранда — ваш новый шеф. Я только что прибыл из Ла-Паса.

— А Исабель? Где она?

— Мне дали понять, что она взяла отпуск и уехала куда-то на Карибы.

Себастьян недоверчиво прищурился.

— Не может быть. Вы что же думаете, я полный идиот? Могли бы наплести чего-нибудь получше.

— К сожалению это все, что мне известно.

— Вы… Вы… — и выскочил из кабинета, тщетно пытаясь успокоиться.

Заныло колено. Себастьян, прихрамывая, шел по коридору и размышлял, что могло случиться с Исабель. Может, бросили где-нибудь в полях с точечкой выстрела между бровей. Ублюдки.

А что он так беспокоится об этой женщине? Это ведь она толкнула его на тропу продажности, она была тем центром, вокруг которого вращался проект цифровой реконструкции прошлого Монтенегро. Но тем не менее… несмотря на свою сухость, Исабель всегда была добра к Себастьяну и, похоже, стремилась его защитить. Она любила министра сельского хозяйства, о котором говорили, что он один из возможных преемников Монтенегро. Конечно, ему было не с руки, чтобы все прознали о любовнице.

Что же сталось с Исабель?

Затем Себастьян подумал, что когда Исабель советовала ему уходить из Цитадели, то это было не столько посланием для него, сколько отчаянным криком о помощи. Она ничего не могла сказать ему прямо в лицо, ей пришлось искать нужный ключ. Она хотела, чтобы он бежал, и мечтала сбежать сама. Себастьян прочел лишь ту часть послания, которая касалась непосредственно его, оставив Исабель на растерзание Цитадели.

Он представил себе Цитадель в виде одного из этих автономных организмов, как показывали в каком-то фантастическом фильме, а может, и в Пикселевской видеоигре. Организм, который сам себя поддерживал, создавая тех, кто в свою очередь создавал его, а потом избавлялся от исчерпавших свой ресурс. Двери запирались, ворота закрывались, скоро не останется мостов, которые можно перейти, скоро придут и за ним.

Но этот организм не полностью автономен. Существовали те, кто управлял его жизнью из светлых кабинетов (фотографии в рамках и альбомах). Существовал и Монтенегро.

По дороге домой Себастьян поймал такси и проехал мимо манифестации в поддержку Монтенегро. Он считал, что хорошо знает президента — ведь он практически вырос во время его правления — но никогда не видел лидера лично. Только на фотографиях в газетах и на компьютере, да на рекламных плакатах и в видеороликах. Нужно бы пойти на площадь и посмотреть на него вблизи, хоть это «вблизи» и будет означать не менее ста метров, плюс тычки, пинки и противный запах толпы. И это чтобы увидеть удаленный силуэт, знакомый профиль с характерным резким движением головы — словно гусь во главе стаи — и ощутить, как это бывает на концертах, близость и религиозный экстаз от присутствия известной звезды?

Расположенные поблизости от центра улицы были блокированы. Себастьян расплатился и вышел из такси. Повсюду полно полицейских с собаками; он представил их покрытыми толстым слоем сочной краски с металлическим блеском и оттенком, как у Наоми в «светлой комнате». Народ топтался на площади со знаменами партии и фотографиями президента и мэра в руках. Какие-то студенты выкрикивали в их адрес оскорбления, называли убийцами и требовали вернуть Марино. Себастьян подумал, куда это его несет, но тем не менее продолжал идти. Он чувствовал, что за ним кто-то следит и снимает на видео.

Народу было море, подойти ближе не представлялрсь возможным. Себастьяну удалось разглядеть вдалеке колышащиеся на послеобеденном ветерке огромные полотнища с изображением Монтенегро с его лучшей улыбкой и мэра с его лучшими усами. Вскоре из громкоговорителей раздастся энергичный голос президента: «И по отношению к этим предателям, антипатриотам, не желающим приобщаться к нашему проекту, мы должны быть настолько безжалостными, насколько это возможно». Как объяснить им? Что сказать? Кому?

Себастьян почувствовал тянущую боль в животе. Он вот-вот исчезнет. Когда за ним придут, будет уже поздно.

Он удовлетворился, увидев Монтенегро на плоском экране активно рекламируемого в последнее время телевизора Sony — такого плоского, что его можно было повесить на стене гостиной вместо картины — в витрине магазина бытовой электро-ники неподалеку от дома Пикселя. Рядом просил милостыню Библиотекарь. У него в руках был номер «Тьемпос Постмо»; медленно, клочок за клочком нищий отправлял газету в рот, тщательно пережевывал, делал из измочаленной бумаги плотный шарик и сплевывал его на мостовую.

Об аресте Инес Себастьян узнал по телевизору, вернувшись домой. Чтобы успокоить общественное мнение — как заявила женщина в синей до колен юбке и белой блузке, стоящая на фоне здания «Тьемпос Постмо». В руках она сжимала микрофон, который то и дело, словно пистолет, нацеливала на прохожих (они размахивали руками и выстреливали оскорбительные формулировки).

Себастьян покормил скалярий и меченосцев, изголодавшихся из-за вопиющей невнимательности хозяев, и полил цветы. В гостиной все еще пахло ор-хидеями от разбрызганного Никки освежителя воз-духа. Должно пройти какое-то время, прежде чем они поймут, что делать.

Инес Себастьян знал мало, но уважал: серьезный фотограф, отличный профессионал. Хоть она и не вызывала у него теплых чувств, но явно не заслуживала того, что с ней сейчас происходило. Он не мог представить ее погрязшей в коррупции, как все остальные (как он сам, к примеру). Но кто знает.

Было странно видеть на свадебной фотографии вместо себя пустое место. Огромный пробел — дыра — там, где раньше находилась тень, тщившаяся сойти за его образ. Тому, кто это сделал, не пришлось ничего взламывать. Похоже, у него были ключи. Его впустила Никки? В памяти всплыло, как мама постоянно перекладывала фотографии в альбомах: если ссорилась с мужем, то убирала оттуда его фотографии; когда же особенно хорошо ладила с одной из своих четырех сестер, то ее фотографии тут же занимали в альбоме ведущие позиции. Может, и эта проблема была личной и ни к чему было приплетать сюда всякие конспиративные интриги и политические теории? Может, Никки больше не любит его и заплатила кому-то, чтобы Себастьян исчез из метафорической реальности ее фотографий?

Пикселю?

Слишком просто. Да и чересчур много работы, чтобы справиться в один день. Наверняка работала группа людей, причем каждый занимался чем-то своим: взять фотографии, вытащить из рамок, сканировать, исправить, поставить новые фотографии на прежние места.

Себастьян пошел в комнату, и она показалась ему странно пустой, он даже не сразу понял почему. Потом догадался: Никки забрала свою одежду и личные вещи. Проволочные плечики одиноко покачивались в шкафу, а на ночном столике не осталось ни следа от многочисленных баночек крема, флакончиков духов, помады и книг. Вот и настал тот день, которого так страшился Себастьян. Никки устала от жизни с ним и снова окунулась в приключения. Наверняка Доносо оплачивает ей пятизвездный люкс где-нибудь в центре.

Сердце заходилось в бешеном ритме тахикардии. Себастьяна тянуло рухнуть в кровать и выплакать свою слабость. Но нет, он должен держать себя в руках.

На ковре он заметил темные пятна и вообразил, что это следы крови, такие же, как и в его подвальном кабинете в Цитадели — все, что осталось от убитого во время диктатуры преподавателя-марксиста. Теперь он решил, что это пятна крови Никки. Она вернулась домой днем, и на нее напали поджидавшие его незнакомцы. Ее могли запихать в багажник автомобиля или, с пулей во лбу, отправить на дно реки.

А может быть, эти пятна оставили здесь для того, чтобы заставить его думать именно так, а Никки в данный момент получала гонорар за отлично проделанную работу.

Исключено.

Чему верить? Себастьян испугался второго и решил остановиться на первом. Чуть погодя он вы-шел пройтись по парку. Луна заливала поздний вечер своим мягким желтоватым светом. На каче-лях болтала влюбленная парочка. Себастьян вспомнил, сколько раз они с Никки так же сидели в парке. На баскетбольной площадке молодежь слушала Garbage, до предела вывернув звук на радиоприемнике; отчаянные цикады предпринима-ли тщетные попытки конкурировать с мощными басами и синтезаторами. Были ли влюбленные и подростки случайными элементами пейзажа, или они находились там, старательно отмечая его ма-лейшее движение? Под подозрение попадали все без исключения: Большая Мамушка, каждый раз стремящаяся сфотографировать его «полароидом». Записывающий его на магнитофон Пиксель. Снимающая на видео Алиса. Его собственные следы, по которым его можно выследить — с целью проконтролировать или использовать как материал для создания Цифрового человека, внешне неотличимого от Себастьяна и совершающего такие поступки, на которые настоящий Себастьян никогда бы не пошел.