И вдруг Черити почувствовала, что до нее дошло. Возможно, когда-нибудь люди и джереды смогут жить в этом мире равноправными партнерами. Что они, может быть, научатся воспринимать друг друга, как разумных и ответственных существ, что по этой причине они станут спутниками в борьбе, может быть, даже и союзниками, но друзьями – никогда. Они были просто слишком разными. Черити вдруг поняла, что джереды абсолютно не те, за кого все они принимали их до сих пор. Она даже не знала, откуда взялось это ощущение, но оно было слишком явственным, что бы хоть на секунду в нем усомниться. Может быть, причина этого не связана ни с джередами и ни с моронами. Возможно, все дело просто в том, что существа, возникшие в разных условиях, рожденные под разными солнцами и выросшие в разных мирах, просто не могли существовать рядом друг с другом. Возможно, они и смогли бы сосуществовать, но только на почтительном расстоянии друг от друга и никогда не приближаясь один к другому.

Эта мысль повергла ее в глубокое смущение, и, вероятно, ее чувства отчетливо отразились на ее лице, потому что Харрис вдруг очень озабоченно посмотрел на нее, а Скаддер спросил:

– Что с тобой?

– Ничего, – быстро ответила Черити. Она заставила себя улыбнуться. – Просто о чем-то… подумала. Но это не важно.

Она попыталась отогнать свои мысли и быстро сменила тему, снова вопросительно обратившись к Харрису:

– Собираетесь ли вы до конца доигрывать партию?

– А что?

– Немного раньше я разговаривала с нашими «рекрутами», – она с намерением сделала на последнем слове такое ударение, что Скаддер снова наморщил лоб и в замешательстве посмотрел на нее. – Киас, кажется, сказал правду. Теоретически они так же хорошо подготовлены, как вы и я. Но я чувствовала бы себя лучше, если бы я могла проверить их на практике.

Она смотрела только на Скаддера, чтобы заинтересовать его в своей идее.

– Я попросила Киаса предоставить в наше распоряжение вертолет.

– Зачем?

– Для небольшой воздушной прогулки, – ответила Черити. Она сделала успокаивающий жест. – Не беспокойся: я не собираюсь послать их в бой, чтобы потом сказать оставшимся в живых, что они делали неправильно. Мне бы хотелось посмотреть, как они будут действовать, когда у них в руках действительно будут рычаги управления.

– Тебе нравится эта идея? – спросил Скаддер. – Я спрашиваю это лишь на тот случай, – продолжил он слегка насмешливым тоном, – если вы забыли, капитан Лейрд – там, на земле, идет война.

– Не ближе, чем в радиусе десяти миль, – ответила Черити. – А дальше я лететь и не собираюсь. Мне бы хотелось, наконец, снова что-то сделать.

По реакции Скаддера она заметила, что этот аргумент его убедил. Он поколебался еще секунду, но потом кивнул.

– Хорошо, – сказал он. – Я полечу с тобой.

Скаддер повернулся к шахматной доске, взял коня и сделал ход.

– Ты не против, если мы доиграем нашу партию до конца?

Обращаясь к Харрису, он добавил с ухмылкой:

– Мат в три хода, Джон.

Харрис, наморщив лоб, молча уставился на шахматную доску. Как потом выяснилось, предсказания Скаддера не совсем оправдались. Они сделали еще пять ходов, прежде чем Харрис поставил ему мат.

Гартман правой рукой подал Нэт знак оставаться на месте. Другой рукой он снял с предохранителя ружье, одновременно включая целевую автоматику, и на локтях и коленях пополз вперед. Его сердце билось тяжело, но очень спокойно, и его руки перестали дрожать – собственно говоря, с того момента, как они пришли в себя в темноте трансмиттерного пространства и начали исследовать эту жуткую обстановку. Гартману было знакомо это зловещее спокойствие. Оно всегда овладевало им, когда он находился в опасной ситуации. Менее чем в пяти метрах от него, повернувшись к нему спиной, стоял муравей. В течение тех бесконечных минут, когда Нэт, Кайл и Гартман следили за ним, он ни одного раза не пошевелился. Гартман молил о том, чтобы морон оставался в таком же положении и в течение следующих десяти или пятнадцати секунд. Столько времени ему требовалось, чтобы преодолеть расстояние до машинного блока и, используя его как прикрытие, исчезнуть за ним, на другой стороне прохода.

Этот муравей был первым, которого они увидели с тех пор, как покинули большой зал и подъемный колодец. Но он был не единственным, которого они видели. В огромном зале, в который выводил их проход, находились еще сотни насекомообразных существ. Треск и свист их почти ультразвуковых по своей высоте голосов наполнял воздух, и Гартман на другой стороне двери уже почувствовал типичный резкий запах, характерный для моронов. Сначала он хотел повернуть назад. Но куда же им было идти? Тот проход, через который они пришли, вел в этот двухуровневый, вырубленный в скале огромный зал, и они не видели ни ответвления, ни двери. И ни у кого из них уже больше не хватило бы сил протащиться весь этот путь назад и снова по тросу спуститься в глубину.

Зал располагался в двух, различных по высоте, уровнях. Большинство муравьев, казалось, находилось на нижнем, более широком и длинном уровне. Они видели только этого одного морона, который, вероятно, был оставлен здесь как часовой, потому что в двух из своих четырех рук он держал лучевое ружье. Но или его заданием не являлось охранять проход, через который они пришли, или даже эти насекомообразные существа не были чужды любопытству, потому что, вместо того чтобы наблюдать за дверью, он повернулся и с явным интересом наблюдал за тем, что происходило в зале, под ним.

Происходившее там внизу интересовало Гартмана так же, как и муравья-часового, и он решил пойти на риск и приблизиться к площадке, чтобы заглянуть вниз.

Он прошел уже две трети расстояния, когда муравей вдруг пошевелился. Гартман застыл. Его палец непроизвольно приблизился к спусковой кнопке ружья. Он очень надеялся на то, что нервы у Нэт были не слабее, чем у него, потому что она сидела за его спиной в тени двери и держала на мушке морона, чтобы подстрелить его, если Гартман будет обнаружен.

Но ему повезло. Морон тотчас же замер снова и, таким образом, спас не только себя самого, но, вероятно, и Гартмана, и обоих других.

Гартман облегченно вздохнул, пополз дальше и осторожно поднялся, когда достиг металлического блока. Вдруг руки его затряслись и сердце учащенно забилось. Но это продолжалось лишь несколько секунд, затем Гартман снова овладел собой. Вздохнув, он прислонился к металлической балке – и испуганно вздрогнул.

Металл был теплым. Он тихо вибрировал, и когда Гартман дотронулся до него, то с содроганием почувствовал, будто бы в голове у него раздался высокий певучий звук. Он машинально протянул вперед руку, но потом все-таки не решился еще раз дотронуться до блока.

Когда Гартман стал пробираться дальше, то почувствовал неприятный зуд между лопатками – ощущение, которое, вероятно, знакомо каждому солдату, который уже однажды пробирался по вражеской территории и чувствовал за своей спиной вооруженного противника. Даже мысль о том, что, вероятно, Нэт все еще держала морона на мушке своего лазерного ружья, не приносила особого облегчения.

Гартману понадобилось несколько минут, чтобы пересечь лабиринт из машин и странных металлических блоков и добраться до края площадки. Лежа на животе, он осторожно подвинулся вперед, на всякий случай посмотрел по сторонам и опустил глаза вниз.

И хотя Гартман готовился к этому зрелищу, у него на какой-то момент перехватило дыхание. Под ним простирался, по крайней мере, пятисот– или шестисотметровый зал, пол которого был уставлен черными, причудливой формы машинами моронов. Бесчисленное количество муравьев сновало между этими машинами, тащило ящики, возилось с выключателями или делало другую работу, смысл которой остался для Гартмана непонятным. Но больше всего его внимание привлек огромный блок из черного металла, который возвышался в середине зала. И над ним висело в воздухе, словно в невесомости, серебристое, тридцатиметровое в диаметре кольцо!