Левой рукой он коснулся напружинившейся сетки над головой и ощутил лихорадочные толчки и сотрясение, которые транслировали безостановочный ход Фрейзерова кулака. Кончиком пальца Дункан зацепился за ячейку сетки, будто пристегнув себя к ней, а правая рука уже трудилась над членом.

Вскоре он почувствовал, как Фрейзер содрогнулся, и сетка замерла; но его собственную руку уже ничто не могло остановить, и через мгновенье судорожными толчками выплеснулась сперма, показавшаяся обжигающе горячей. Он замычал, а может, это в ушах ревела кровь...

Но вот рев стих, и осталась лишь тишина, оглушительный покой тюремной ночи. Будто закончился некий припадок, приступ безумия; Дункан вспомнил, как только что дергался, задыхался и цеплялся за сетку, точно какой-то зверек.

Прошла еще минута, прежде чем Фрейзер пошевелился. Зашуршала простыня – вытирается, догадался Дункан. Шорох стал яростным, а потом Фрейзер сунул кулаком в подушку.

– Пропади пропадом эта тюряга, которая превращает нас в пацанов! Слышь, Пирс? Что, понравилось? А? Эй!

– Нет, – наконец ответил Дункан; во рту пересохло, язык лип к небу. Слово выговорилось шелестящим шепотом.

Он вздрогнул. Шконки качнулись, и что-то теплое легко шлепнулось ему на щеку. Пальцы ощутили нечто мокрое и липкое. Видимо, Фрейзер свесился с койки и щелчком пульнул в него спермой.

– Да нет, понравилось! – зло сказал он. Голос звучал совсем близко. Потом Фрейзер откачнулся на место и натянул одеяло. – Тебе очень понравилось, сучонок хренов.

– Боже мой! – сказала Хелен, открыв глаза. – Что это?

– С днем рожденья, милая! – Кей поставила поднос на край постели и потянулась с поцелуем.

До чего же она хороша: сухое тепло гладкой щеки, волосы чуть кудрявятся, как у сонного ребенка. Лежит, моргает; теперь подтянулась и села в кровати, сунув под спину подушку. Еще не вполне проснулась, движения неловки; вот зевнула и пальчиками выковыривает крошки сна из уголков припухших глаз.

– Ничего, что я тебя разбудила? – спросила Кей. Было раннее утро субботы; она вернулась с ночного дежурства, но уже час как встала, одевшись в приличные брюки и свитер. – Терпежу не хватило. Вот, посмотри.

На колени Хелен она поставила поднос: вазочка с букетиком бумажных цветов, фарфоровые горшочки и чашки, тарелка под перевернутой миской и обвязанная шелковой лентой розовая коробка с атласной пижамой. Хелен вежливо и чуть смущенно перебирала подарки.

– Какие милые цветочки! Ой, какая коробка!

Казалось, она никак не может проснуться и через силу изображает радость и восторг. «Зря я ее разбудила», – подумала Кей.

Но вот Хелен подняла крышки фарфоровых горшочков.

– Джем! – воскликнула она. – И кофе! – (Вот так-то лучше.) – Ох, Кей!

– Кофе настоящий. А теперь здесь посмотри.

Кей пододвинула перевернутую миску, и Хелен ее подняла. В тарелке на бумажной салфетке лежал апельсин. Кей полчаса над ним трудилась, кончиком овощного ножа вырезая на кожуре «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ».

Хелен улыбнулась по-настоящему – сухие губы разъехались, открыв белые мелкие зубы.

– Как здорово!

– «Эр» маленько не получилась.

– Прекрасно получилось. – Хелен понюхала апельсин. – Где ты его достала?

– Да так, – неопределенно ответила Кей, наливая кофе. – В темноте оглушила ребятенка и отняла. Открой подарок.

– Сейчас. Писать хочу. Подержи поднос, ладно?

Хелен побежала в ванную. Кей поправила откинутое одеяло, чтобы постель не остыла. От простыней исходило ощутимое тепло, оно коснулось ее лица, точно пар или дымок. Держа на коленях поднос, она поправила цветы и полюбовалась апельсином, слегка огорчаясь из-за корявой «эр».

– Ну и страшилищем же я проснулась! – засмеялась Хелен, вернувшись в спальню. – Прямо растрепа-недотепа! – Она умылась, почистила зубы и постаралась угомонить облако волос.

– Не придумывай, – сказала Кей. – Иди сюда. – Она протянула руку, и Хелен позволила привлечь себя для поцелуя. От холодной воды ее губы казались прохладными.

Она вновь забралась в постель, Кей села рядом. Они пили кофе и ели тосты с джемом.

– Съешь свой апельсин, – сказала Кей.

Хелен повертела его в руках.

– Думаешь? Жалко. Лучше сберегу.

– Вот еще! Давай ешь.

Хелен надорвала кожуру, очистила и разделила апельсин на дольки. Кей взяла одну, остальные велела съесть Хелен. Чуть лежалый апельсин был суховат – дольки распадались слишком легко. Но во рту они отдавали сок, создавая восхитительное ощущение.

– Теперь открывай подарок, – нетерпеливо сказала Кей, когда с апельсином было покончено.

Хелен прикусила губу.

– Страшно! Такая красивая коробка!

Вновь засмущавшись, она шутливо потрясла коробку над ухом. Затем стала чрезвычайно осторожно освобождать от ленты крышку.

– Да просто сдерни! – засмеялась Кей.

– Не хочу попортить.

– Это не важно.

– Важно. Она такая красивая.

Хелен испуганно ойкнула, когда, сняв наконец крышку, накренила к себе коробку и сквозь расступившиеся бумажные покрывала на ее колени плавно, точно ртуть, вывалился пижамный гарнитур. На мгновенье она замерла, потом, словно нехотя, подняла блузу.

– Ох, Кей!

– Нравится?

– Такая красивая! Даже слишком красивая! Наверное, стоит кучу денег. Где ты ее достала?

Кей улыбнулась и, не ответив, подняла рукав блузы.

– Видишь, какие пуговицы?

– Ага.

– Костяные. Здесь на рукаве тоже.

Хелен прижала блузу к лицу и закрыла глаза.

– Цвет тебе идет, – сказала Кей. Хелен молчала, и она спросила: – Тебе вправду нравится?

– Конечно, милая. Но... я не заслуживаю.

– Не заслуживаешь? О чем ты?

Хелен тряхнула головой и, рассмеявшись, открыла глаза.

– Ни о чем. Просто я глупая.

Кей отодвинула поднос, чашки с тарелками и бумагу.

– Примерь, – попросила она.

– Что ты! Сначала надо помыться.

– Чепуха. Надевай. Хочу увидеть тебя в ней.

Хелен медленно выбралась из постели, стянула ветхую ночнушку, влезла в пижамные штаны и застегнула блузу. Штаны стягивались шнурком. Блуза завязывалась на поясе; она была свободного покроя, но под ниспадающим атласом отчетливо проглядывали бугорки грудей с торчащими сосками. Хелен застегнула и отвернула манжеты, однако длинные рукава тотчас складками стекли почти до кончиков пальцев. Она будто стеснялась оценивающего взгляда Кей, которая присвистнула:

– Ты бесподобна! Прямо Грета Гарбо⁴² в «Гранд-отеле»!

По правде, ничего бесподобного не было: Хелен выглядела молоденькой, маленькой и довольно угрюмой. В прохладной комнате атлас холодил кожу, Хелен вздрагивала и дышала на руки. Потом снова чуть ли не раздраженно завозилась с рукавами, разок взглянула на себя в зеркало и тотчас отвернулась.

У Кей слегка закололо сердце. В такие моменты любовь казалась чудом – просто невероятно, что Хелен, столь прелестная, такая красивая и чистая, здесь, рядом, и на нее можно смотреть, можно ее коснуться... Нет, невообразимо, чтобы она была где-то в ином месте, с другой любовницей. Кей знала, что никто другой не сумеет ее любить, как она. Может быть, Хелен появилась на свет, была ребенком, взрослела, совершала все свои важные и незначительные поступки только ради того, чтобы в этот миг оказаться здесь и босой стоять в атласной пижаме, а Кей ею любовалась.

Хелен отошла от зеркала.

– Не уходи, – сказала Кей.

– Я хотела помыться.

– Погоди еще.

Кей встала с кровати, прошла через комнату и обняла Хелен. Пальцами провела по лицу, поцеловала в губы. Руки скользнули под атласную блузу, коснувшись гладкой теплой спины. Кей развернула Хелен к себе спиной и обхватила ее грудь, ощутив в ладонях ее тяжесть. Провела рукой по выпуклым ягодицам и полным бедрам под скользким атласом. Щекой прижалась к ее уху.

– Ты прекрасна.

– Нет, – сказала Хелен.

Кей повернула ее лицо к зеркалу.