– Не психуй, – мягко сказала Бетти. – Все мы иногда плачем. – Она просунула руку под локоть Вив и сжала ее ладонь. – Давай доставим тебя домой. Сейчас тебе требуются горячая грелка и стаканчик джина с парой таблеток аспирина. Если подумать, мне бы это тоже не помешало.

Пошли еще медленнее. Вив чувствовала, как дрожат гудящие от усталости ноги. Последних сил лишала мысль о возвращении в общежитие, где в эту пору царит хаос: в столовой скрежещут стулья, повсюду лупит свет, наяривает музыку радио, а девицы в исподнем вверх-вниз снуют по лестнице и, сдергивая с волос бигуди, во все горло перекрикиваются друг с другом.

Вив потянула Бетти за руку.

– Мне невыносимо идти в общагу. Пойдем куда-нибудь, где тихо. Ладно?

– Ну, – неуверенно протянула Бетти, – можно зайти в кафешку или еще куда.

– В кафе тоже не могу. Давай где-нибудь просто посидим. Всего пять минут. – Голос Вив взметнулся, грозя вновь осечься.

– Ну хорошо, хорошо, – сказала Бетти, сворачивая в переулок.

Неподалеку среди жилых домов нашелся сквер. До войны он был бы закрыт, но теперь ограда исчезла, и они прошли свободно. В самой тихой части сквера отыскали лавочку, чтоб стояла подальше от густых кустов. Темнота еще не наступила, но неуклонно смеркалось, и Бетти, оглядевшись, сказала:

– Что ж, либо нас изнасилуют, либо сочтут парочкой проституток и предложат деньги. Не знаю, как ты, но если цена окажется сходной, я, пожалуй, соглашусь. – Она все еще держала Вив под руку. Потом они сели, плотнее запахнув пальто. – Ну, детка, выкладывай, что случилось. Только помни: ради этого я упустила шанс, чтобы меня полапал информационный разведенец, так что пусть новость будет хорошей.

Вив улыбнулась. Но едва ли не сразу улыбка превратилась в подобие гримасы. На смену тошноте к горлу подкатили слезы.

– Ох, Бетти... – начала Вив, но голос осекся. Она зажала рукой рот и покачала головой. Чуть погодя прошептала: – Если скажу, заплачу.

– А я заплачу, если не скажешь! – Бетти помолчала и уже мягче добавила: – Ладно, я ж не тупая. Догадываюсь, в чем дело. Вернее, в ком... Что теперь он натворил? Выкладывай, хотя можно по пальцам пересчитать, чем мужик способен довести девушку до слез. У них же никакого воображения. Могут лишь обмануть, бросить или обобрать. – Бетти фыркнула. – Либо обрюхатить.

Она рассмеялась собственной шутке. Но потом в сгустившихся сумерках встретила взгляд подруги, и смех ее угас.

– Ой, Вив... – охнула Бетти.

– Вот так вот.

– Ой-ой-ой! Когда узнала?

– Пару недель назад.

– Пару недель? Это немного. А ты уверена, что это не... ну сама знаешь, просто задержка? С этими бомбежками...

– Нет. – Вив отерла лицо. – Сначала я тоже так подумала. Но это не просто задержка. Я знаю, что залетела. Просто знаю. Ты глянь, какая я... Меня тошнит.

– Тошнит? – растерялась Бетти. – По утрам?

– Не по утрам. Днем и вечером. У сестры было так же. Всех ее подруг тошнило в самом начале, а ее три месяца рвало почти каждый вечер.

– Три месяца? – ахнула Бетти.

– Тише ты! – огляделась по сторонам Вив.

– Извини. Вот это да, детка! Что будешь делать?

– Не знаю.

– Реджи сказала?

Вив отвернулась.

– Нет.

– Почему? Он же виноват.

– Он не виноват. – Вив снова повернулась к подруге. – В смысле, я виновата не меньше.

– Ты виновата? В чем это? В том, что позволила ему... – Бетти заговорила еще тише, – взойти на борт? Все это прекрасно, но ему, знаешь ли, следовало накинуть макинтош.

Вив затрясла головой:

– Прежде все было нормально. Мы никогда ими не пользовались. Он их терпеть не может.

Они помолчали.

– Все же надо ему сказать, – проговорила Бетти.

– Нет, – твердо ответила Вив. – Я никому не собираюсь говорить, кроме тебя. И ты никому не говори! Господи! Вдруг Гибсон прознает? – Мысль ужаснула. – Помнишь Фелисити Уитерз?

Год назад Фелисити Уитерз, служившая в министерстве труда, забеременела от летчика из «Свободной Франции».⁴¹ В общежитии девушка бросилась с лестницы, был жуткий скандал. Фелисити уволили из министерства и отправили к родителям в Бирмингем, где ее отец служил викарием.

– Все говорили: надо ж, какая шалава! Господи, была бы она здесь! – вздохнула Вив и, оглядевшись, зашептала: – Фелисити принимала какие-то таблетки, да? Брала в аптеке.

– Я не знаю.

– Брала, точно брала.

– Может, попробовать английскую соль?

– Принимала, не помогает.

– Тогда очень горячую ванну и выпить джину.

Вив усмехнулась.

– В общаге? Я даже воды не успею нагреть. А если кто-нибудь увидит или учует джин? У отца тоже нельзя. – Она вздрогнула от одной только мысли. – Неужели нет другого способа? Что-нибудь должно быть.

Бетти задумалась.

– Еще можно спринцеваться мыльной водой. Должно сработать. Только непременно попасть куда надо. Ну или это... вязальная спица...

– Боже мой! – Вив опять затошнило. – Мне такого не выдержать. А ты смогла бы?

– Не знаю. Наверное, если б приперло. Может, это... тяжести поднимать?

– Какие тяжести?

– Ну, мешки с песком и всякое такое. Или попрыгать на месте.

Вив вспомнила последние две недели: повседневную одуряющую тряску в поездах и автобусах, беготню по лестницам на службе.

– Это без толку, – сказала она. – Так оно не хочет вылезать. Я чувствую, что не хочет.

– Можно пенсы класть в питьевую воду.

– Так это ж бабкины сказки?

– Бабки, они кое в чем толк знают. В конце концов, потому они и бабки, а не...

– А не лахудры вроде меня?

– Я не это имела в виду.

Вив глядела в сторону. Уже совсем стемнело. На тротуарах по краям сквера приплясывали, появляясь и пропадая, тусклые лучи затененных фонариков. Окаймлявшие сквер высокие плоские дома были мертвы. Почувствовав дрожь Бетти, Вив затряслась сама. Но они всё сидели. Бетти подтянула воротник пальто и сложила руки на груди.

– Можно поговорить с Реджи, – снова сказала она.

– Нет. Я не стану ему говорить.

– Да почему? Это же от него?

– Конечно от него!

– Ладно, я только спросила.

– Надо ж додуматься!

– Все равно, нужно ему сказать. Я серьезно, Вив, он все ж таки женатый мужчина... Может подсказать, чего делать.

– Он понятия не имеет. Его жена... помешана на детях. Только для этого он ей и нужен. От меня он получает совсем другое.

– Не сомневаюсь.

– Да!

– Не пройдет и девяти месяцев, как оно перестанет быть другим. То есть восьми месяцев.

– Вот почему я должна все уладить сама. Неужели не понятно? Если окажется, что я просто такая же, как она...

– Ты вправду хочешь уладить? Может, оставишь и...

– Смеешься, что ли? Отец... Это его убьет!

«Это его убьет, – хотела она сказать, – после истории с Дунканом». Однако Бетти этого не скажешь, и бремя стольких секретов, нескончаемой предосторожности, умалчиваний и опасений вдруг стало невыносимым.

– Ох, это ужасно несправедливо! Ну почему так случается, Бетти? Словно было еще недостаточно тяжело. Так на тебе, чтоб доверху! Такая малость...

– Жаль огорчать тебя, детка, но малостью оно останется недолго.

Сквозь темноту Вив вгляделась в подругу и обхватила руками живот.

– Невыносимо думать, что оно сидит там во мне и становится все больше и больше, – тихо сказала она. Вдруг показалось, что она чувствует это, присосавшееся к ней, как пиявка. – Какое оно? Просто жирный червячок, да?

– Жирный червячок с физиономией Реджи, – ответила Бетти.

– Не говори так! Если я начну так думать, станет еще хуже. Надо попробовать таблетки, какие пила Фелисити Уитерз.

– Они же не помогли. Почему она и ковырнулась с лестницы. И разве от них не тошнило?

– Так меня и без них тошнит! Какая разница?

Впрочем, сейчас не тошнило. Вив ощутила почти лихорадочное возбуждение. Вдруг показалось, что раньше она пребывала в некоем трансе. Даже не верится. Столько дней промелькнуло, и она ничего не делала. Вив выпрямилась и огляделась.