— Ты свободная личность со свободной волей, — заключил бы доктор Финч.

И все-таки почему же я постоянно чувствовал себя настолько связанным?

Я всерьез боялся, что это чувство — будто я пристегнут к электрическому стулу — следствие какого-то душевного заболевания.

Больше всего на свете я мечтал вырваться на свободу. Но на свободу от чего? Вот в этом-то и заключалась проблема. Поскольку я сам не знал, от чего именно хочу ос-вободиться, я оставался в плену.

Я рассудил так: если я сам не знаю ответа, может, его знает кто-нибудь другой. Значит, мне нужен бойфренд. Он станет моим ключом к свободе, билетом на волю. Из того, в чем я застрял.

Прошло уже больше года с тех пор, как исчез Букмен. Надо было двигаться вперед. Мне шестнадцать, и я одинок. Жалкое зрелище.

В полночь, отправляясь автобусом в Амхерст, я внимательно рассматривал всех входящих и выходящих мужчин, в надежде найти подходящего кандидата. Мои стандарты были очень высоки: любой, кто пристально посмотрит на меня в ответ. Однако никто этого не сделал.

Я вышел возле Конверс-холла, прошел по центральной площади Амхерста и свернул направо. Так я мог дойти до супермаркета «Все звезды» и купить сигарет. Лишь открыв дверь магазина, я сразу понял, что направление моей жизни меняется бесповоротно и навсегда.

Такого клевого парня я не встречал в общественном транспорте или в магазинах в течение многих недель, а может быть, даже и месяцев.

Я беззаботно вошел в супермаркет и прошел к самой дальней полке, чтобы взять диетическую колу — специально, чтобы он увидел меня в джинсах «Келвин Кляйн». Хорошо, что к ним я надел красный свитер. В нем я казался не таким бледным.

Взяв банку колы, я небрежно направился к кассе, притворяясь, будто разглядываю содержимое полок. Сердце буквально выскакивало из груди. Оно стучало настолько сильно, что я испугался, вдруг он услышит и решит, что у меня проблемы со здоровьем и я гожусь не для серьезных длительных отношений, а лишь для случайной, мимолетной сексуальной связи. Именно этого я и не хотел: случайных связей. Мне они казались просто грязью, и вот так, без всякого разбора этим заниматься я не мог.

Я поставил банку на кассу и попросил:

— А еще, пожалуйста, пачку «Мальборо лайт».

Он дружески, слегка задиристо улыбнулся мне уголком губ и поднял руку, чтобы достать сигареты.

Сразу стало заметно, что под мышками у него большие мокрые пятна. Это меня взволновало. Сам я никогда не потел и из-за этого чувствовал себя девчонкой. Ненавидел эту свою особенность. Иногда, когда мы с Натали отправлялись на прогулку в город, я даже использовал ее спрей — специально, чтобы намочить рубашку на груди и под мышками.

— Приятный сегодня вечерок, правда? — заметил он, нажимая на клавиши кассы.

— Да, по-настоящему тепло.

— Жаль, что я должен сидеть здесь. Тем более что сегодня у меня день рождения.

Я был уверен, что он подмигнул. Наверняка он чувствовал ко мне то же, что я — к нему. В моей душе мгновенно зародилась маленькая — но растущая — любовь. Нужно было срочно что-то придумать, как-то продолжить разговор, чтобы он спросил, как меня зовут, а потом дал свой телефонный номер или пригласил на новый фильм. Тем более что последний фильм Трюффо я еще не видел и действительно хотел посмотреть. Однако в голове одновременно крутилось слишком много мыслей, и быстро соображать было трудно, а стоять, держа в руке сдачу, и молчать казалось совсем уж глупо.

Я сказал:

— Ну, пока, счастливо, — и направился к двери.

Я прошагал по улице футов двадцать, а потом перешел на другую, более темную, сторону и оглянулся. Сквозь витрину его было прекрасно видно.

Он разговаривал по телефону!

Я не сомневался, что он звонит своей собственной версии моей Натали и рассказывает: вот только что встретил своего настоящего парня, но тот ушел. Так что же теперь делать?

Ладно, эту проблему мы решим.

Я пробежал все шесть кварталов до дома и во дворе оказался уже совершенно запыхавшимся. Аккуратно открыл дверь своим ключом, а потом тихонько ее закрыл.

Мать с Дороти спали наверху. Они не сердились, если я приходил поздно, сам открывал входную дверь и проводил в доме ночь, не сообщая им об этом. Только не любили, когда я их будил. А если в их спальне горел свет, но дверь была закрыта, то мне не следовало их беспокоить.

Я не включал свет, пока не пробрался в кухню. Первым делом распечатал пачку сигарет и закурил. Потом прислонился к раковине и начал думать. Общая идея уже витала в голове, однако следовало тщательно проработать детали. Все должно быть обосновано.

И вот наконец после продолжительного созерцания газовой плиты в голове созрел план. Я тут же направился в столовую и открыл стеклянную дверцу книжного шкафа, в котором мать хранила ручки и бумагу. Схватил ручку и маленький блокнот и, вернувшись в кухню, уселся за стол.

Я сочинил один вариант записки, но почерк оказался настолько ужасным, что пришлось писать второй. Этот оказался получше, однако подкачала подпись, поэтому я начал заново. В итоге было написано пятнадцать или шестнадцать вариантов, прежде чем сочинение меня удовлетворило.

Аккуратно сложив письмо пополам, я засунул его в задний карман джинсов. Потом схватил со стола ключи и выскочил из дома.

Однако на сей раз мой герой оказался не один. Вместе с ним в магазине сидели две девушки и парень, все примерно одного с ним возраста. Он смеялся, красиво откинув назад голову. Я глубоко вздохнул, изобразил на лице выражение, которое мне самому казалось беззаботным и в то же время дружелюбным, и вошел в магазин.

Сначала все они продолжали беседовать. Поскольку я просто стоял и ждал, он в конце концов меня заметил и произнес:

— А, привет. Чего вернулся? Что-нибудь забыл?

Я уверенным шагом подошел к кассе. Его друзья расступились, чтобы меня пропустить. Я передал ему записку.

— С днем рождения. — Улыбнувшись, я вышел из магазина.

Снова проделал тот же фокус с переходом на другую сторону улицы, спрятался в тени и начал наблюдать.

Он развернул записку, раскрыл ее и начал читать, а потом сложил и передал друзьям. Они по очереди тоже все ее прочитали.

Потом он пожал плечами и развел руками.

Они все вместе засмеялись.

Унижение мое оказалось полным и совершенным. Внезапно мне почему-то стало очень трудно стоять. Я понял все ясно и точно. Он был натуралом.

Это открытие сопровождалось чтением вслух моего письма — в моей собственной голове и моим собственным голосом:

Привет! Понимаю, ты удивишься, но... когда я тебя сегодня увидел, что-то во мне сразу зазвенело. Хотел тогда же, сразу, тебе что-нибудь сказать, да застеснялся. Наверное, я слишком застенчив. А сказать я хотел, что очень рад знакомству и не прочь как-нибудь в ближайшее время с тобой увидеться. Номер в конце письма — телефон моей матери. У нее я живу часть времени, а еще я живу в Нортхэмптоне. Она все понимает, так что звони без опаски. Я действительно очень хочу с тобой познакомиться, но речь НЕ идет о случайной связи. Я СОВСЕМ не того сорта. Наверное, дело в том, что меня уже обижали раньше, и мне не хотелось бы снова ошибиться. Мне шестнадцать лет, для своего возраста я достаточно взрослый. Ах да, меня зовут Огюстен, но, возможно, я должен был написать это в самом на-чале. Вот вроде и все. Пока.

Огюстен.

На обратной стороне письма я написал «С днем рождения!», причем, как мне теперь казалось, ужасным девчачьим почерком.

Внизу был нацарапан номер маминого телефона. Теперь, возвращаясь домой, я очень боялся, что он или его друзья начнут звонить и издеваться. Так допекут, что мать будет вынуждена менять номер. Дороти придет в ярость, и мне придется во всем сознаться. А когда Дороти узнает, что я написал эту жуткую записку совершенно незнакомому человеку, она расскажет всем. Узнает Натали. А если узнает она, то узнают и остальные члены семейства Финчей. Включая Бренду.

Катастрофа.