Только что мы сидели за грязным кухонным столом и жаловались на свою жизнь, и вот уже с помощью тяжелых предметов изменяем архитектурный облик дома. А это уже путь к свободе. Куда более надежный, чем попытки ню-хать клей.

Для того чтобы убрать весь потолок, нам не потребовалось много времени. Один хороший удар мотыгой, и алебастр начинал отваливаться уже не хлопьями, а целыми листами, огромными кусками. Изоляционный слой или вываливался сам, или мы отрывали его своими совершенно белыми руками. Он действительно походил на волос. Казалось, что весь потолок сделан из органических материалов — конского волоса, человеческих волос, кусков ко-сти. На ум приходило какое-то мумифицированное, мутировавшее существо.

К рассвету мы оказались по колено в обломках. Ку-хонный стол, поверхность холодильника, плита, раковина — все вокруг покрыл толстый слой грязно-белой пыли и обломков.

Да уж, утром все проснутся и сонно потопают в кух-ню, чтобы выпить стакан воды или апельсинового сока. То-то будет удивления!

— Хоуп умрет на месте, — предположила Натали. — И папа. Он сойдет с ума. А потом должен будет дать нам де-нег, чтобы все это закончить.

— Да-а-а, — протянул я, — это будет здорово.

Мне мысль понравилась, потому что, помимо ремонта, мы могли истратить эти деньги на «Макдоналдс» и пиво. А кроме того, просто будет весело смотреть на все-общий ужас.

Или, во всяком случае, так нам казалось.

Утром, как обычно, доктор в одном белье спустился вниз. Как обычно, прошел к холодильнику, чтобы дос-тать апельсиновый сок. Необычным было лишь то ко-личество мусора, через которое ему приходилось переступить, чтобы открыть дверцу. А еще необычным было то, что в семь утра мы с Натали оказались не только на ногах, но и все в работе. И все же он казался совершенно невозмутимым.

— Доброе утро, — поприветствовал он нас хрипловатым, слегка сонным голосом.

— Привет, пап!

—Доброе утро, — поздоровался я.

— Вижу, у вас здесь большие творческие планы, — как бы между прочим заметил он, словно застал нас с Натали за плетением макраме какого-то сложного рисунка,

— И каково же твое мнение? — поинтересовалась На-тали, сломанными ножками от гладильной доски пытаясь отодрать особенно непослушный кусок над дверью в сарай.

— Считаю, что вы создали очень впечатляющий бес-порядок, — оценил он. Перенес пачку сока к буфету и до-стал стакан. Прежде чем налить сок, внимательно изучил его на предмет признаков жизни.

— И что, это все? — Натали казалась явно разочарованной. Она так ждала бурной сцены. Причем такой, которая могла бы закончиться некоторой суммой денег.

— Ну, — заметил доктор, — хочется надеяться, что потом вы обязательно наведете здесь порядок, как и подобает взрослым людям.

Натали заявила, что нам нужны деньги, поскольку мы собираемся воздвигнуть новый потолок, как в соборе, а для этого нужны деньги.

Он поинтересовался, сколько именно. В то время с деньгами было не очень густо, потому что двое из пациен-тов закончили лечение.

— Пару сотен.

—Двести долларов! — взревел Финч и сунул свой уже пустой стакан в гору тарелок, сковородок и пустых ко-робок из-под молока, целую неделю копившуюся в ра-ковине.

Натали начала изображать любимую дочку:

— Ну же, пап! Тебе понравится новая кухня. Пожалуйста! Неужели ты не выделишь своей самой младшей, са-мой любимой, самой красивой дочери какую-то пару сотен долларов? — Она игриво похлопала ресницами.

Это, как всегда, подействовало.

Доктор пообещал нам деньги и пошел наверх одеваться. Натали отодвинула от стола стул, счистила с него мусор и тяжело села.

Мы были грязны и измучены, но чрезвычайно довольны.

— Было здорово, — заметила Натали таким тоном, словно мы только что закончили заниматься сексом.

Да. Но что дальше?

Вплотную встала проблема мусора. И сам потолок, и изоляция теперь оказались на полу и всех других горизонтальных поверхностях, образовав сплошной слой в три дюйма толщиной. Для того чтобы все убрать, потребуется ровно столько же времени, сколько ушло на саму работу.

Натали содрала с коленки корку, обнажив маленькую розовую ранку.

— Мы вытащим все на улицу и забросим за сарай.

— Когда?

— Потом.

— А что мы будем делать сейчас?

— Пойдем спать.

Я проснулся днем, около четырех. Словно пьяный, вышел из комнаты и поплелся по коридору в кухню. Агнес мыла тарелку под краном. Потом вытерла ее фартуком и поставила в шкаф. Потом пробралась через кучи мусора к холодильнику. Открыла дверцу и, ссутулившись, начала изучать наклейки на банках с приправами.

— У нас в доме никогда нет пряного соуса, — ворчливо заметила она. — Кто съедает весь соус?

Я что-то не мог вспомнить, что когда-нибудь видел в холодильнике соус.

— Может быть, его съедает Хоуп, — предположил я.

— Ах уж эта Хоуп, — проворчала она — могла бы и другим оставить.

Агнес взяла свой кошелек, громоздившийся на куче посуды на столе.

— Я сбегаю в магазин и куплю новую банку. Если кому- топотребуется чистая тарелка, смотрите в буфете. — С эти ми словами она вышла через дверь кухни.

Я поднялся наверх и забарабанил в дверь комнаты Натали:

— Вставай, вставай, вставай.

Она открыла дверь, завернувшись в простыню, и, зевая, поинтересовалась, который час.

— Уже поздно.

— Что делается в кухне?

— Агнес вымыла тарелку, — ответил я.

Она снова зевнула.

—  О!

— Мне кажется, нам пора идти работать, — заметил я.

— Да, — согласилась Натали. Потом, придерживая рукой простыню, повернулась и начала разыскивать свою юбку в куче одежды. Она все время ходила в одной и той же юбке. Красной, с золотыми перьями. Она сама ее сшила. Концы от множества стирок уже обтрепались. Каким-то образом сейчас Натали удалось, не снимая простыни, влезть одновременно и в юбку, и в черную футболку.

Остаток дня мы провели, собирая мусор в кухне и вынося его на улицу, за сарай. Ходить пришлось по несколько десятков раз. Зато к вечеру мусора в кухне уже не было.

— Давай помоем посуду, — предложила Натали.

И мы создали свой собственный конвейер, состоящий из четырех рук. Натали мыла, я вытирал. Тараканы от суматохи попрятались в щели, поэтому Натали почти не кричала.

Когда мы закончили работу и, стоя в непривычно чистой кухне, смотрели вверх, Натали заметила:

— Странно, но теперь здесь кажется еще темнее.

Так оно и было. Хотя над нашими головами уже не нависал низкий потолок, заменившее его темное пространство оказалось еще более угнетающим.

А это означало, что нам совершенно необходимо видеть небо.

Натали позвонила папочке в офис, и он ответил, что на установку неба даст нам сотню долларов. Натали объяснила, что сотни недостаточно, а нужно по крайней мере сто пятьдесят. После десятиминутных уговоров он наконец согласился дать сто двадцать пять.

— Ну вот. — Она положила трубку. — Сотню мы истратим на окно, а на остальные купим пива.

План мне понравился.

— А ты уверена, что за сто долларов мы сможем купить окно?

— Да нам вовсе и не нужно покупать окно, — пожала она плечами. — Мы можем поставить сюда окно из кладовки, а проем просто забить досками. Все равно в кладовке никто в окно не смотрит.

Следующие несколько дней мы чрезвычайно сосредоточенно работали над нашим проектом. Перенос окна из кладовки оказался не таким уж простым делом. В свое время его установили на редкость надежно. В конце концов, с помощью найденного в сарае топора, а также молотка и зубила, нам удалось вытащить окно из стены. Получив-шаяся дыра создала освежающую сквозную вентиляцию, и в пыльной кухне стало гораздо легче дышать.

Куда сложнее, чем вытащить окно из стены, оказалось соорудить в крыше отверстие для нового светового люка.

— Кто бы подумал, что это окажется так трудно? — удивлялась Натали, пытаясь слесарной ножовкой перегрызть кровельную дранку.

Мы сидели на самом верху крыши. Солнце стояло высоко в небе, и мы оба уже взмокли от пота. Я намазал волосы кондиционером из хны и зачесал их назад. И Натали уговорил, чтобы она разрешила намазать ей волосы. Умастил их тем же снадобьем и поднял вверх, закрепив полоской из фольги. А теперь она начала жало-ваться.