Младшая сестра Хоуп, Энн, шла за нами вместе со своим маленьким сыном Пухом. Энн была недовольна тем, что ее обманом заманили на парад, и отказалась надевать нагрудные шарики; она несла в руке только один. Пух, разумеется, ухватил штук шесть-семь: привязанные к его коленкам, шарики волочились по земле.

Следующей шествовала Натали. Она согласилась на нагрудные шарики, но в то же время настояла на темных очках и большой широкополой шляпе, чтобы никто из знакомых не смог ее узнать.

Моя мама шла в самом конце процессии с чрезвычайно нервным и рассеянным видом. В одной руке она держала маленький белый шарик, а в другой — свою любимую сигарету «Мор». Она шла на почтительном расстоянии от всех остальных, как будто вышла на обычную прогулку и случайно наткнулась на маленький белый шарик, который и решила прихватить с собой. Я не знал, стыдится ли она принять участие в параде или просто пытается оправдать свои действия.

— Я сегодня что-то не чувствую склонности к подобным представлениям, — сказала она мне еще раньше. — Я сейчас нахожусь в середине новой поэмы, и работа очень иссушает.

Процессия направилась по Перри-стрит, через Холи и вверх по Мэйн-стрит, прямо по центру города.

Чтобы еще больше привлечь внимание, доктор играл на красной дудочке мелодии из «Человека из Ламанчи».

Видя его, дети визжали от восторга, и доктор обязательно останавливался перед ними, приговаривая: «О-хо-хо!» При этом он раздавал их родителям отпечатанный на ротапринте информационный бюллетень под названием «Как эмоционально незрелые отцы способны навредить собственным детям и обществу в целом. Автор — И.С. Финч, доктор медицины».

Родители вежливо, хотя и несколько нервно, улыбались, а когда мы проходили мимо, выбрасывали печатные материалы в урну. Еще я несколько раз замечал, что матери осматривали руки детей: не всунул ли он им что-то тайком.

Мне наше шествие совершенно не казалось унизительным и неприличным. Наверное, я просто легко воспринимал из ряда вон выходящие явления.

— Помогите моему отцу просвещать отцов Америки! — на полном серьезе взывала Хоуп к тем людям, мимо которых мы проходили. — Вступайте во «Всемирную организацию отцов»! Вместе мы сможем изменить мир к лучшему!

Мы прошли мимо небольшой группы студенток колледжа Софии Смит. Они, хихикая, прижались к стене, пропуская нас.

— Вы, юные девы, вы, невинные чистые создания! Кто из вас может похвастаться сильным, зрелым, состоявшимся отцом? Кто из вас хотел бы потрогать мои яйца? — игриво обратился к ним доктор.

Улыбки моментально поблекли, а в глазах появился неподдельный страх. Очевидно, их предупреждали о многих вещах, которые могут произойти в жизни. Но не о подобном.

А доктор шел, посвистывая, дальше, своей дорогой.

Пару раз нас останавливала полиция. Впрочем, как только доктор Финч показывал водительское удостоверение, подтверждающее, что он доктор медицины и врач, нам разрешали продолжать шествие. Даже удивительно, как многое может сойти с рук просто потому, что человек принадлежит к медицинскому сообществу.

Моя мать плелась сзади, останавливаясь, чтобы посмотреть на витрины книжных магазинов, а один раз забежала в обувной и успела примерить пару сандалий.

Что с тобой? — поинтересовался я.

Переживаю трудный период в отношениях с Ферн, — ответила она. — Я ее очень люблю, но ее ханжество ужасно действует на нервы. Ферн — очень властная женщина.

Жаль, что она оказалась такой сучкой, — заметил я.

Ну, — угрюмо ответила мама, — дело еще и в ее муже, Эде. Он совсем не поддерживает наши с ней отношения. А это лишь создает дополнительный стресс.

Ферн отказывается оставлять семью. Хотя там все уже достаточно взрослые, могут сами позаботиться о себе.

Ее младшая дочь — почти твоя ровесница.

Ну, Дейрдре, надеюсь, что ты с этим справишься. — Мама велела не называть ее мамой, а звать исключительно по имени. Ей нравилось думать, что мы с ней не столько мать и сын, сколько просто друзья. Она заявила, что это более здоровые и зрелые отношения.

Спасибо, — поблагодарила она. — Я тоже на это надеюсь.

Потом лицо ее просветлело.

— А я тебе говорила, что одно из моих стихотворений собираются напечатать в «Янки мэгэзин»?

Жизнь у Финчей состояла не только из парадов.

Как-то я сидел в своей комнате, слушая Донну Саммер и ублажая любовь к собственным волосам их укладкой. Тут я услышал звуки ссоры. Крик доносился издалека, приглушенно, очевидно, из другого крыла дома, тем не менее мне удалось различить кое-какие слова, звучащие громче, чем песня: «Все быстрее и быстрее в никуда».

Сука! — орала Натали.

Сама ты сука! — кричала Хоуп.

Я тут же снял иглу с пластинки и вышел из комнаты. Надо прокрасться по коридору и подслушать. Если ругань перекрыла даже Донну Саммер, то пропустить такое нельзя.

Ссоры представляли собой квинтэссенцию дома № 67 по Перри-стрит. Он был виноградником, а скандалы составляли его специальный резерв.

— Нет, Хоуп. Это тебя не касается. Ты считаешь, что все вокруг — твое дело, потому что ты такая жалкая и не имеешь собственной жизни.

— Черт подери, Натали! Почему ты так враждебно настроена? Что плохого я тебе сделала? Почему ты меня так ненавидишь?

Натали неприятно рассмеялась.

Чистейшее проецирование. Ты ненавидишь меня, но ни за что не хочешь этого признать, ты, сука с подавленным инстинктом.

Я вовсе не ненавижу тебя! — с ненавистью крикнула Хоуп.

Отрицание! — парировала Натали.

За последний год мой словарь существенно обогатился. В него вошли такие слова и понятия, как «проецирование», «отрицание», «подавление», «пассивно-агрессивный», «литий», «меларил».

Помимо использования обычных, широко распространенных ругательств типа «сука» и «шлюха», Финчи значительно расширили свой арсенал оскорблений за счет терминов стадий психосексуального развития по Фрейду.

Ты такая оральная! Ты никогда не дойдешь до гениталий! Самое большее, на что ты можешь рассчитывать, так это анальное — ты, незрелая, фригидная старая дева! — орала Натали.

Прекрати антагонизм! — кричала в ответ Хоуп. — Перестань выплескивать на меня свою злобу!

— Ваша тактика увиливания не сработает, мисс Хоуп, — предупредила Натали. — Я не позволю вам вот так просто от меня улизнуть. Вы меня ненавидите и должны уметь противостоять мне!

Я взглянул на рояль и вспомнил о более счастливых временах. Всего лишь на прошлой неделе одна из пациенток доктора, хроническая шизофреничка по имени Сью, играла самые популярные мелодии, а мы все — Натали, Хоуп и я — стояли вокруг и пели: «Ничего нет лучше сцены, лучше дела я не знаю...» Сью была готова играть сколько угодно, при условии, чтобы мы не называли ее по имени. Она требовала, чтобы ее называли «Доктор Ф».

— Тебе необходимо поговорить с папой, Натали. С тобой творится что-то неладное. Я это говорю потому, что я твоя сестра и люблю тебя. Ты просто должна попасть к папе на прием. Пожалуйста, запишись.

Я услышал, как топает Натали, и испугался, что сейчас она ворвется в гостиную. Она меня увидит и поймет, что я подслушивал, а потом как-нибудь втянет в скандал. Но топот вовсе не означал, что Натали идет в гостиную. Он означал, что она пытается опрокинуть сестру на диван.

Ну ты, сука, еще скажи это!

Отпусти меня! — потребовала Хоуп. Я слышал, что она задыхается. Натали была большой и сильной девочкой.

— Признай!

— Натали, отпусти. Ты меня задушишь.

— Значит, ты умрешь.

Наступила тягостная тишина, а потом прозвучал сдавленный голос Хоуп:

— Ну, хорошо, хорошо. Я тебя ненавижу. Теперь ты счастлива?

Натали коротко и грубо выругалась. Потом ее шаги протопали по коридору и по лестнице.

— Все это просто дерьмо собачье.

С верхней площадки лестницы она прокричала:

— Ты никогда не доживешь до эмоциональной зрелости!

Хоуп не смолчала:

— Я добьюсь для тебя ограничения режима, Натали. Ты не владеешь собой. Ты опасна.