Ленинград: Советский писатель, 1967.

Наши лиры заржавели

от дымящейся крови,

разлученно державили

наши хмурые брови.

И теперь перержавленной лирою

для далеких друзей я солирую:

«Бег тех,

чей

смех,

вей,

рей,

сей

снег!

Тронь струн

винтики,

в ночь лун,

синь, теки,

в день дунь,

даль, дым,

по льду

скальды!»

Смеяв и речист,

смеист и речав,

стоит словочист

у далей плеча.

Грозясь друзьям усмешкою веселой,

кричу земли далеким новоселам:

«Смотри-ка пристально -

ветров каприз стальной:

застыли в лоске

просты полоски,

поем и пляшем

сиянье наше,

и Север ветреный,

и снег серебряный,

и груди радуг,

игру и радость!

Тронь струн

винтики,

в ночь лун,

синь, теки,

в день дунь,

даль, дым,

по льду

скальды!»

1921

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

За картой убившие карту,

всё, чем была юность светла,

вы думали: к первому марту

я всё проиграю – дотла.

Вы думали: в вызове глупом

я, жизнь записав на мелок,

склонюсь над запахнувшим супом,

над завтрашней парой чулок.

Неправда! Я глупый, но хитрый.

Я больше не стану считать!

Я мокрою тряпкою вытру

всю запись твою, нищета.

Меня не заманишь ты в клерки,

хоть сколько заплат ни расти,

пусть все мои звезды померкли -

я счет им не буду вести.

Шептать мне вечно, чуть дыша,

шаманье имя Иртыша.

В сводящем челюсти ознобе

склоняться к телу сонной Оби.

А там – еще синеют снеги,

светлейшие снега Онеги.

Ах, кто, кроме меня, вечор им

поведал бы печаль Печоры!

Лишь мне в глаза сверкал, мелькал,

тучнея тучами, Байкал.

И, играя пеною на вале,

чьи мне сердце волны волновали?

Чьи мне воды губы целовали?

И вот на губах моих – пена и соль,

и входит волненье, и падает боль,

играть мне словами с тобою позволь!

1921

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

1

Вы видели море такое,

когда замерли паруса,

и небо в весеннем покое,

и волны – сплошная роса?

И нежен туман, точно жемчуг,

и видимо мление влаг,

и еле понятное шепчет

над мачтою поднятый флаг,

и, к молу скрененная набок,

шаланда вся в розовых крабах?

И с берега – запах левкоя,

и к берегу льнет тишина?..

Вы видели море такое

прозрачным, как чаша вина?!

2

Темной зеленью вод бросаясь

в занесенные пылью глаза,

он стоит между двух красавиц,

у обеих зрачки в слезах.

Но не любит тоски и слез он,

мимолетна – зари краса.

На его засвежевший лозунг

развиваются паруса.

От его молодого свиста

поднимаются руки вверх,

на вдали зазвучавший выстрел,

на огонь, что светил и смерк.

Он всему молодому сверстник,

он носитель безумья брызг,

маяками сверкают перстни

у него на руках из искр.

Ополчись же на злую сушу,

на огни и хрип кабаков,-

Океан, загляни нам в душу,

смой с ней сажу и жир веков!

3

Он приставил жемчужный брегет

к моему зашумевшему уху,

и прилива ночного шаги

зазвучали упорно и глухо.

Под прожектор, пронзающий тьму,

озаряющий – тело ль, голыш ли?-

мы по звонкому зову тому

пену с плеч отряхнули – и вышли.

И в ночное зашли мы кафе -

в золотое небесное зало,

где на синей покатой софе

полуголой луна возлежала.

И одной из дежурящих звезд

заказав перламутровых устриц,

головой доставая до люстры,

он сказал удивительный тост:

«Надушён магнолией

теплый воздух Юга.

О, скажи, могло ли ей

сниться сердце друга?

Я не знаю прелестей

стран моих красавиц,

нынче снова встретились,

к чьим ногам бросаюсь».

И, от горя тумана серей, сер

он приподнялся грозным и жалким,

и вдали утопающий крейсер

возвестил о крушении залпом.

Но луна, исчезая в зените,

запахнув торопливо жупан,

прошептала, скользя: «Извините».

И вдали прозвучало: «Он пьян».

1921

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

1

Вот пошли валы валандать,

забелелась кипень.

Верхним ветром белый ландыш

над волной просыпан.

Забурлилась, заиграла,

загремела Волга,

закружила влажью вала

кружево восторга.

Нет на свете выше воли,

чем на этих гребнях,

и на них сидеть изволит

пеньявода-Хлебник.

И на них, наплывши тучей,

под трезвон московский,

небо взять в стальные крючья

учит Маяковский.

И влачит Бурлюк-бурлака

баржу вешних кликов,

и дыбятся, у орла как,

перья воли дикой.

А за теми плавят струи

струги струнной вести,

то, опившись песней,- други

распевают вместе!

2

Синяя скважина

в черной земле

смята и сглажена

поступью лет.

Выбита шайками

шумных ватаг,

взвеялась чайками

небо хватать.

Этой ли ветошью

песне кипеть?

Ветром рассвета шью

зорь этих медь!

3

Загули Жигули,

загудели пули,

загуляли кули

посредине улиц.

Заплясали столбы,

полетели крыши:

от железной гульбы

ничего не слышать!

Только дрему спугнешь,

только сон развеешь -

машет алым огнем

Степан Тимофеич!

Машут вверх, машут вниз

искряные взоры…

Перегнись, перегнись

через эти горы!

Разливайся, река,

по белому свету!