Непогода моя жестокая,

не прекращайся, шуми,

хлопай тентами и окнами,

парусами, дверьми.

Непогода моя осенняя,

налетай, беспорядок чини,-

в этом шуме и есть спасение

от осенней густой тишины.

Непогода моя душевная -

от волны на волну прыжок,-

пусть грозит кораблю крушение,

хорошо ему и свежо.

Пусть летит он, врывая бока свои

в ледяную тугую пыль,

пусть повертывается, показывая

то корму, то бушприт, то киль.

Если гибнуть – то всеми мачтами,

всем, что песня в пути дала,

разметав, как снасти, все начатые

и неоконченные дела.

Чтоб наморщилась гладь рябинами,

чтобы путь кипел добела,

непогода моя любимая,

чтоб трепало вкось вымпела.

Пусть грозит кораблю крушение,

он осилил крутой прыжок,-

непогода моя душевная,

хорошо ему и свежо!

1932

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Осенними астрами

день дышал,-

отчаяние

и жалость!-

как будто бы

старого мира душа

в последние сны

снаряжалась;

как будто бы

ветер коснулся струны

и пел

тонкоствольный ящик

о днях

позолоченной старины,

оконченных

и уходящих.

И город -

гудел ему в унисон,

бледнея

и лиловея,

в мечтаний тонкий дым

занесен,

цветочной пылью

овеян.

Осенними астрами

день шелестел

и листьями

увядающими,

и горечь горела

на каждом листе,

но это бы

не беда еще!

Когда же небес

зеленый клинок

дохнул

студеной прохладою,-

у дня

не стало заботы иной,

как -

к горлу его прикладывать.

И сколько бы люди

забот и дум

о судьбах его

ни тратили,-

он шел – бессвязный,

в жару и бреду,

бродягой

и шпагоглотателем.

Он шел и пел,

облака расчесав,

про говор

волны дунайской;

он шел и пел

о летящих часах,

о листьях,

летящих наискось.

Он песней

мир отдавал на слом,

и не было горше

уст вам,

чем те,

что песней до нас донесло,

чем имя его -

искусство.

1930

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Восемь командиров

РККА

врезывались ветру

в облака.

Старшему из равных

сорок лет,

больше половины -

прочим нет.

Молоды, упорны,

ясный взгляд,

всей стране защита -

первый ряд.

Небо наклонилось

и само

вслед за ними рвалось

в комсомол.

Поднималась плесень

от болот,-

ей корабль навстречу

вел пилот.

Выше, выше, выше -

день был сер -

восемь командиров

СССР.

Если рявкнул гром бы

вражьих жерл,

стал бы тверд, как ромбы,

ихний взор.

Если крест фашистский

в небесах,

влет вираж крутой бы

описал.

Но воздушной ямы

тишь да мгла

их рукою мертвой

стерегла.

Вплоть затянут полог

тучевой,

за дождем не видно

ничего.

Красных звезд не видно

на крыле.

Крепких рук не слышно

на руле.

Хоронили рядом

с гробом гроб.

Прислонились разом

к ромбу ромб…

Но слезой бессильной

их смерть не смажь.

Выше, выше, выше

в тучи марш!

Накренилось небо

к ним само:

«Кто на смену старшим -

в комсомол?»

1931

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Кавказ в стихах обхаживая,

гляжусь в твои края,

советская Абхазия,

красавица моя.

Когда, гремя туннелями,

весь пар горам раздав,

совсем осатанелыми

слетают поезда,

И моря малахитового,

тяжелый и простой,

чуть гребни перекидывая,

откроется простор,

И входит в сердце дрожь его,

и – высоту обсеяв -

звезд живое крошево

осыплет Туапсе,

И поезд ступит бережно,

подобно босяку,

по краешку, по бережку,

под Сочи на Сухум,-

Тогда глазам откроется,

врагу не отдана,

вся в зелени до пояса

зарытая страна.

Не древние развалины,

не плющ, не виадук -

одно твое название

захватывает дух.

Зеркалит небо синее

тугую высоту.

Азалии, глицинии,

магнолии – в цвету.

Обсвистана пернатыми

на разные лады,

обвешана в гранатные

кровавые плоды,

Врагов опутав за ноги,

в ветрах затрепетав,

отважной партизанкою

глядишь из-за хребта.

С тобой, с такой красавицей,

стихам не захромать!

Стремглав они бросаются

в разрыв твоих громад.

Они, тобой расцвечены,

скользят по кручам троп -

твой, шрамами иссеченный,

губами тронуть лоб!

1933

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

За аулом далеко

заржала кобыла…

«Расскажи нам, Шалико,

что с тобою было.

От каких тяжелых дел,

не старея,

молодым ты поседел,

спой скорее».

– «Подымался в горы дым,

ночь – стыла.

Заезжали джигиты

белым – с тыла.

Потемнели звезды,

небеса пусты,

над ущельем рос дым,

зашуршали кусты.

Я шепчу, я зову.

Тихи сакли.

Окружили наш аул

белых сабли.

Шашки светятся.

Сердце, молчи!

В свете месяца -

зубы волчьи.

За зарядом заряд…

Пики близки.

У меня в газырях -

наших списки.

Скачок в стремя!

Отпустил повода,

шепчу в темя:

«Выручай, Тахада!»

Натянула погода,

мундштук гложет,

отвечает Тахада,

моя лошадь:

«Дорогой мой товарищ,

мне тебя жалко.

Сделаю, как говоришь,

амханаго Шалико!»

С копыт камни,

горы мимо,

вот уже там они -

в клочьях дыма.

Ас-ас-ас-ас!-

визжат пули.

Раз-раз-раз-раз!-

шапку сдули.

Разметавши коня,

черной птицей

один на меня

сбоку мчится.

На лету обнялись,

сшиблись топотом

и скатились вниз,

и лежим оба там.

Туман в глазах,

сломал ногу…

Но не дышит казак:

слава богу!

Полз день, полз ночь

горит рана.

Рано – поздно,

поздно – рано.

Ногу в листья обложив,

вы меня вынесли.

В этой песне нету лжи,

нету вымысла.

Грудь моя пораненная

конца избежала…»

Жареная баранина