Волк вытянул из пачки сигарету, дрожащими пальцами сунул ее в рот и долго чиркал ломающимися в руках спичками о коробок, пытаясь прикурить. Наконец удалось, он, глубоко, всей грудью втянул горький дым, чувствуя, как уходит, растворяется в табачной горечи владеющее им напряжение, разжимаются сжавшие сердце тиски. Мысли потекли ровнее… Вспомнилось, как вот так же он курил ночью на балконе, глядя на искалеченный, погруженный во тьму город под названием Грозный. Вот только тишины в те дни в чеченской столице не было. Стрельба и вопли веселящихся чеченцев не смолкали до утра. Как же! Они считали, что смогли победить Россию, отстоять свою независимость и вырвать принадлежащее им по праву из алчной пасти северного соседа. После подписанных в Хасавюрте мирных соглашений радостная эйфория охватила даже самых трезвомыслящих. По городу носились абсолютно дикие слухи о том, что Яндарбиев якобы потребовал от русских компенсацию за все страдания, причиненные чеченскому народу и те, конечно, согласились заплатить. Еще бы! Куда им деваться, ведь иначе мы их просто порвем. Продолжим войну уже на их территории и тогда уж сполна посчитаемся за все! Давно пора вышвырнуть русских с Кавказа! Или пусть платят! По слухам сумма, причитающаяся каждому чеченцу, колебалась в районе ста пятидесяти тысяч долларов, и должна была уже вот-вот быть выплачена на руки. Доходило до того, что в Грозном даже занимали под эту грядущую выплату вполне реальные деньги и брали банковские кредиты. Все находились постоянно в приподнятом настроении, в ожидании богатства, что должно было вот-вот свалиться им на головы. Каждый день завершался праздником, со стрельбой в воздух, запуском сигнальных ракет и ритуальным зикром на площади.
Однако в отряде Саладина общего веселья не разделяли. Профессиональные наемники не слишком довольны были сложившейся ситуацией. В результате мирных соглашений они оставались не у дел, без работы. «Это абсолютно нечестно! — досадливо качал головой Саладин. — Тупые скоты — чеченцы, просто-напросто купили себе победу! Причем купили ее на российские же деньги. Это самое грандиозное надувательство в истории. Надо же — игрушечная война на заказ». Он был, бесспорно, умен, этот практически без акцента говоривший по-русски ливанец, которого склонность к авантюрам толкнула на рискованный и неверный жизненный путь наемника. И надо отдать ему должное, не будучи настоящим жителем Чечни или России он намного лучше коренных обитателей видел суть сложившейся проблемы и гораздо реальнее смотрел на вещи. Неудивительно, что наемник чувствовал себя обманутым, он-то рассчитывал на длительное противостояние, приносящее его команде стабильный доход, а в результате неприкрытого предательства российскими политиками своей собственной армии, вышло так, что здесь больше нечего было делать. Вливаться в формирующуюся армию Ичкерии он не желал, а воевать самостоятельно, как раньше, было не с кем.
Единственным, кто неприкрыто радовался сложившейся ситуации, был новый русский член отряда. Хоть и была уже перейдена в момент рокового выстрела в развалинах девятиэтажки некая роковая черта, но стрелять в своих, вести с ними бой, Женька Севастьянов наверняка бы не сумел. А ведь пришлось бы… Война штука такая, или стреляешь и убиваешь ты, или убивают тебя. Третьего не дано. «Звать мы тебя будем Волком, — заявил Саладин. — Чувствую я что-то волчье в твоей натуре». Волк, так Волк… Он не возражал, после убийства Колумбийца бывший капитан впал в равнодушный ступор. Словно автомат он делал то, что ему говорили, ел, не чувствуя вкуса пищи, пил, потому что так надо, спал, проваливаясь в черную пропасть без сновидений… Его не оставляло ощущение того, что тот пистолетный выстрел убил вовсе не Колумбийца, убил его самого, превратив в жуткого бездушного зомби, который продолжает ходить, говорить, что-то делать… Но при этом полностью лишен души, превращен в ожившего по чьей-то злой воле мертвеца, в ходячий труп. Так, какая разница, как будут называть этого зомби окружающие, настоящие живые люди? Пусть зовут Волком, если хотят.
Отряд Саладина состоял всего из десятка боевиков. Костяк его составляли жители Ливана и примкнувшие к ним иорданцы и иранцы. Славянином и вообще представителем белой расы был только он один, потому остальные относились к нему с едва скрываемым недоверием, хотя сам Саладин не редко демонстративно выказывал русскому наемнику свое расположение. Ну что же, тут ничего не поправишь, свой среди чужих, чужой среди своих, известное дело. Все бойцы отряда, насколько успел оценить Волк, были настоящими профессионалами, людьми войны, впитавшими в плоть и кровь ее жестокие законы, умевшими убивать влет, без сомнений и лишних рефлексий. К его удивлению почти все они отлично говорили по-русски, на этом языке решали все вопросы с чеченцами, и даже между собой предпочитали общаться тоже именно так. По обрывкам подслушанных разговоров он вскоре понял, что кого-кого, а уж исламских фанатиков в отряде нет вовсе, и воевать сюда эти люди прибыли совсем не за зеленое знамя пророка, а только лишь за собственный кошелек. И уж эту войну они ведут куда как с большим рвением. Чеченцев арабы недолюбливали и презирали за их дикость и умственную ограниченность, за то, что те, пытались исламом прикрыть проявление своих грабительских инстинктов. Нет, насчет помародерствовать, ограбить местное население, без разницы, какой оно национальности, люди Саладина тоже были отнюдь не дураки, но они при этом не пытались прикрываться Кораном и знаменем борьбы с неверными.
После подписания Хасавюртовских соглашений отряд Саладина обосновался в центре Грозного, захватив два этажа не слишком разгромленных квартир в пятиэтажке на Партизанской улице. Тогда это делалось запросто. Имея автомат и твердый характер, можно было поселиться в любых апартаментах, лишь бы хватило железа в позвоночнике после отстаивать их от других претендентов, которых по городским улицам шлялось немеряно. В город стекались не только крупные отряды известных полевых командиров, более менее организованные и спаянные некой дисциплиной, но так же и огромное число мелких откровенно бандитского толка шаек и даже просто агрессивных и предприимчивых одиночек, в поисках счастья и богатой добычи покинувших обжитые места. В круговерти этой разношерстной человеческой мути, порой было чрезвычайно сложно ориентироваться, еще сложнее было уцелеть не став случайной жертвой, шныряющих вокруг акул и пираний. Потому ночная стрельба в Грозном велась отнюдь не только в воздух, и причиной ее была не одна лишь радость по поводу долгожданной победы. Под покровом тьмы, мародеры шныряли по брошенным квартирам, бандитские шайки мерялись крутизной и грабили еще уцелевшее мирное население, даже средь бела дня в одиночку и без оружия выйти на улицу мог только совершенно безрассудный человек. Победа, независимости по-чеченски. Когда каждый стал независим не только от России, но еще и от защищавших его раньше российских законов. Волчье время.
Саладин вернулся уже в сумерках, после того, как пропадал где-то весь день. Вид у командира наемников был усталый, но донельзя довольный. Собрав весь отряд в специальной совещательной комнате, куда боевики стащили уцелевшую мебель чуть ли не со всего дома, Саладин, дождавшись пока все рассядутся и приготовятся его слушать, открыл совет.
— Братья, я считаю, что скажу сейчас то, о чем думают все здесь сидящие, — он обвел замерших наемников внимательным взглядом, чуть дольше задержавшись при этом на непроницаемом равнодушном лице Волка. — Война закончилась, и нам больше нечего делать в этой стране.
Наемники оживленно задвигались, одобрительно загудели.
— Но! — Саладин поднял вверх руку, призывая их сохранять спокойствие. — Все вы знаете, что мы долго и честно бились за свободу Ичкерии, а значит, заслужили немалую награду.
В ответ раздалось общее одобрительное ворчание. Да, они все были не против того, чтобы их наградили, считали это вполне заслуженным.
— Однако, взявшие с нашей помощью власть в этой стране люди, забыли о наших услугах, — горестно опустил взгляд в пол Саладин. — Они не хотят делиться с нами ни полученной властью, ни деньгами, ни славой. Они вообще хотели бы сделать вид, что таких, как мы вовсе не существует на свете. А может даже не только сделать вид, а претворить эти мысли в реальность. Так что же нам делать в сложившейся ситуации?
