Очередь ударила на этот раз откуда-то справа, вроде с первого этажа покосившегося остова строения, бывшего когда-то пятиэтажным домом. Когда-то давно до артналетов и ударов штурмовой авиации. Но от этого не легче, точного расположения стрелка он засечь не успел. Не ожидал никого с той стороны. Собственно говоря, как раз рассчитывал, что там и есть та самая вожделенная дыра в затянувшемся смертельной петлей вокруг них окружении. Именно туда и собирался рвануть, выдираясь из готового захлопнуться капкана. Ан нет, выходит и там тоже вилы. Крепко обложили, уроды, качественно.

— Не дрейфь, пацан, прорвемся! — собственный голос показался чужим, хриплым, сдавленным.

Но веснушчатый паренек с дурацкой кличкой Колумбиец, глянул в ответ с надеждой. Похоже, и впрямь поверил, что командир знает, что и как теперь делать, что сможет вывести его живым из этой ловушки. Эх, дурачок, ты дурачок… Ну да так оно и в самом деле лучше, пусть верит и надеется до последнего. Лучше так, чем тупой ступор обреченности, или бессмысленная истерика. А вот самого себя так легко не обманешь. Все, похоже, отгулял свое по белу свету Женька Севастьянов. Крепко зажали, теперь не выскочишь. Как же неудачно все вышло! Может и вправду стоило остаться в осажденном опорном пункте с вэвэшными спецназерами? Пусть на исходе были боеприпасы, давно закончились запасы воды и продовольствия, а раненым не хватало обезболивающего, и угрюмый поседевший в двадцать пять лет фельдшер-контрактник при перевязках совал им в зубы сложенный вчетверо кожаный ремень. Зато вокруг были свои… А в компании, как известно, и умирать веселей.

Шли девятые сутки августовских боев за Грозный. Район Минутки, где в окружении боевиков Хаттаба еще отчаянно сопротивлялись на блок-постах и опорных пунктах вэвэшники, был полностью отрезан от федеральных войск. В приход помощи давно никто не верил. Хаттаб, потерявший в бесполезных штурмах чуть не половину своих людей, уже дважды присылал парламентеров. Обещал жизнь и неприкосновенность, обещал коридор для выхода к своим, почетную сдачу с сохранением знамен и оружия… Все что угодно, только уйдите с Минутки, прекратите сидеть костью в горле. В ответ они скупо били одиночными выстрелами, отгоняя размахивающих белыми флагами боевиков. Не о чем нам с вами говорить! Не о чем! Живой пример того, как Хаттаб держит слово был у всех перед глазами. Три дня назад сдались чеченские милиционеры, зажатые боевиками в угловой пятиэтажке, выходящей прямо на площадь. Поверили посулам Черного араба, и вышли с поднятыми руками. Всем им отрезали головы, деловито и беспощадно, прямо там же перед домом, в котором они держали оборону. Так что теперь никаких переговоров, лучше умереть в бою, чем быть зарезанным словно баран на бойне. Потому дрались, дрались без надежды на победу или спасение, отстреливались до последнего патрона, в мрачном ожесточении рвались в контратаки. Порой доходило до того, что озверевших от крови, обкуренных анашой боевиков приходилось отбивать врукопашную. Пили набранную в каски дождевую воду, жарили, и ели пойманных в самодельные петли воробьев и крыс. Но держались.

Севастьянов с Шварцманом и Колумбийцем в качестве водителя приехали в Грозный накануне штурма, для передачи документов в штаб. На ночь расположились в комендатуре 101 бригады внутренних войск. Там их и застал, начавшийся на рассвете штурм. Девять дней они держали оборону вместе с «вованами», на десятый, видя что положение становится совершенно безнадежным, решили пробиваться к своим. Ушли тихо, под покровом ночи, не имея ни карты города, ни схемы расположения своих и чужих войск, зная только общее направление движения. На юг, через Черноречье, где-то там, должны быть свои… Уходили втроем, теперь ходить могут лишь двое. Уже на рассвете их обстрелял чеченский снайпер одну из пуль положивший Шварцману в бедро. Изжевавшего весь воротник, чтобы не кричать от боли, периодически теряющего сознание лейтенанта Кэп волок на себе. Щуплый Колумбиец на такой подвиг в принципе не был способен. Соответственно и темп продвижения, был понятно какой.

Много позже узнает Женька Севастьянов о том, что пока зажатая боевиками в клещи сто первая, харкая кровью, отбивалась в окружении в центре города, прибывший в Чечню миротворец Лебедь, вел переговоры с чеченскими лидерами, устраивал односторонние прекращения огня и матом крыл генералов, пытавшихся пробиться на выручку к осажденным, заявляя, что они срывают ему всю политику. Прочтет он и о том, как ликовали полевые командиры, узнавая о его приезде: «Лебедь едет! Вот, теперь мы спасены!», и о цене в два миллиарда рублей, заплаченных за беспрепятственный вход боевиков в город. Много чего узнает разведчик, но это будет уже после, в другой жизни…

А сейчас Кэп загнанно дыша, опустил на бетонный пол тихо застонавшего в беспамятстве Шварцмана и аккуратно выглянул в оконный проем, сильно не высовываясь, всего в треть лица. Однако и этого хватило, тут же по карнизу зло взыкнула пуля. Капитан отшатнулся, удивленно выматерившись. Не ожидал такого. Плотно обложили.

На группу боевиков они налетели ближе к полудню. Как обычно и бывает, вышло все совершенно случайно. Завернув за угол здания, вдоль стены которого, они двигались сторожкими перебежками, Кэп нос к носу столкнулся с одетыми в турецкий камуфляж бородачами. Спасла только отточенная многолетними тренировками реакция. Успел и назад податься, и Колумбийцу махнуть предупреждающе, и гранату рвануть из разгрузки. Разгрузка, слава богу, не стандартная армейская А-1, а трофейная импортная, со специальными петлями в предназначенных для гранат кармашках. Надел кольцо предохранительной чеки на петельку, потом можешь одной рукой дергать, колечко так и останется в кармане, а готовая к бою гремучая смерть в ладони. Осторожно, словно шар в кегельбане, катнул железное яйцо гранаты за угол, навстречу уже орущим что-то по-своему боевикам, навстречу торопливым оскальзывающимся на бетонных обломках шагам, лязгам передергиваемых затворов, щелчкам предохранителей. На, суки, получай! Грохнуло. Азартные охотничьи крики сменились воплями ужаса и боли. Ага, не нравится! Так и подмывало высунуться на мгновенье из-за угла, оценить результаты, может даже дать пару очередей для пущего замешательства. Но такого откровенного мальчишества Кэп позволить себе не мог. Был бы один, так запросто сыграл бы с этими уродами в кошки-мышки, вот бы умылись кровью ублюдки, вылавливая его по развалинам! Но рядом тихо сипел что-то неразборчивое в горячечном бреду, не ходячий Черный и жался обмирающий от страха пацан-первогодок. Так что нет, на сегодня, никаких лишних фокусов. Будем надеяться, что удачный гранатный бросок позволит оторваться, и то будет просто подарком судьбы.

Не вышло. Не оторвались. Духи тоже оказались хваткие, сразу видать не новички в уличных боях. Зажали крепко и грамотно, не вырваться. В головоломных скачках по развалинам наперегонки со смертью прошло полтора часа и вот теперь их все же загнали в тупик. Дальше из этого дома им хода нет. Куда ни сунься, везде открытое, простреливаемое засевшими вокруг духами пространство. Одному еще есть шанс рвануть, но с раненым, не стоит и пытаться… Кэп задумчиво обвел взглядом просторный двор уставленный покалеченными и выгнутыми в причудливые формы детскими горками и лесенками. Если проскочить на ту сторону, нырнув с разбегу в гостеприимно ощерившийся битым кирпичом провал в стене обрушившейся многоэтажки, то можно вырваться сразу на параллельную улицу, вдоль по ней уходя от преследования. Вот только до нужного пролома метров тридцать открытого пространства. Это много, слишком много… С Черным на спине не меньше десяти-пятнадцати секунд… Достаточно чтобы превратить обоих в дуршлаг… Что же делать? Что делать?

В развалинах мелькнула смутная тень, и Кэп оскалившись, дал в ту сторону одиночный выстрел. Он давно уже перекинул предохранитель своего автомата на одиночный огонь, патронов оставалось штук пятьдесят — пять минут боя. У Колумбийца еще хуже, давно уже пристегнут последний магазин. Автомат Шварцмана так и остался валяться где-то среди битого кирпича в двух кварталах от Минутки, там, где его подстрелил снайпер. Так что всего боезапаса чуть больше пары полных магазинов, не шибко разгуляешься… Тень в развалинах напротив исчезла, попал, или нет, не понятно, но уж напугал точно… Мама, я одну муху убила, а еще одну в обморок уронила! Кэп невесело ухмыльнулся, поводя стволом из стороны в сторону, внимательно вглядываясь в залитое солнцем пространство двора. Из глубины комнаты через пролом окна обзор был не важный, но высовываться наружу, подставляясь под снайперский выстрел, он не рискнул. Ага, есть! Быстрая фигура в ярком новеньком камуфляже, метнулась за разбитый бетонный блок посреди двора. Капитан подвел мушку чуть левее каменной махины, принялся ждать. Не будет же этот шустряк там слишком долго отлеживаться, отдышится и дальше вперед. А вот выскакивать из-за укрытия он будет как раз справа, если не левша, конечно. Не прошло и минуты, как его терпение было вознаграждено. Из-за блока высунулась голова в лихо заломленном на ухо черном берете, воровато огляделась и спряталась обратно. Указательный палец офицера на спусковом крючке медленно пошел назад, выбирая свободный ход. Боевик всем телом подался вперед из-за укрытия, сам насаживаясь грудью на край автоматной мушки. Приклад ласково ткнулся в плечо резиновым затыльником, экстрактор лязгнул, выплевывая стреляную гильзу. Получив полутонный удар пули точно в середину груди, боевик, всплеснув руками, будто услышал нечто удивительное, завалился назад, за бетонный обломок, пропал из виду. «Качественный минус», — решил про себя Кэп. Наверняка задето легкое, а с такими ранениями в полевых условиях не выживают, разве что оказать экстренную медицинскую помощь в условиях хорошо оборудованного госпиталя, но подобный сервис, боевикам пока не доступен. Хотя если так дальше пойдет, они и в наших госпиталях скоро лечиться начнут! Вот будет хохма — сначала стреляем друг в друга, а потом на соседних койках раны залечиваем! А что? На этой заказной войне и такое никого не удивит…