— Почему лишняя? — пожала плечами Клава Ивановна. — Можешь остаться, тебя никто не гонит.
У Гизеллы сделались холодные и злые глаза, но в этот раз она себя сдержала, сказала, мадам Малой спасибо и переставила цветы с подоконника на тумбочки.
— Ланда, — возмутилась Клава Ивановна, — что у тебя в доме творится: она решает все по-своему, а ты сидишь, как жених на чужой свадьбе!
Полковник беспомощно развел руками, мадам Малая вдруг схватила его, прижала к себе, велела Гизелле сесть за пианино, сыграть «Рио-Рита», а они вдвоем потанцуют.
У хозяйки был такой вид, как будто она не знает, что раньше, плакать или смеяться, Клава Ивановна с полковником Ландой успели уже сделать два тура, оба зажмурили глаза от удовольствия, и тогда Гизелла взяла аккорд, еще один, и заиграла так, как не играли лучшие таперы на немых картинах в кино «Ударник», теперь имени Горького.
На музыку пришли Дина с Лялей, они тоже хотели потанцевать, но полковник Ланда был один, и мадам Малая никому не уступала его.
— Ланда, — Клава Ивановна через каждые три па поднимала руки вверх и щелкала пальцами, как молодая испанка, — я еще доживу, когда ты будешь генералом!
Дина Варгафтик танцевала с Лялей, и обе восхищались Гизеллой, которая своей музыкой может в один прием всех околдовать. Ляля сильно запрокинула голову, вроде ее пытаются поцеловать, а она уклоняется, складки на шее почти совсем разгладились, и Дина сказала, что при этой шее можно еще поспорить с теперешними девчонками, у которых кожа, как сухая кора, такие они тощие.
Гизелла играла «Брызги шампанского», «Любимый вальс», «Кариока», Дина ни с того ни с сего заплакала, а Ляля все время улыбалась и брови были высоко подняты, как у гимназисточки.
Когда сделали передышку, Клава Ивановна крепко поцеловала Гизеллу и сказала всем:
— Дети мои, если бы вы знали, какие вы мне все родные!
Потом танцевали еще несколько раз «Рио-Рита» и «Брызги шампанского», а в заключение Гизелла сыграла «Челиту», которую Клава Ивановна от начала до конца спела словами.
— Клавочка Ивановна, — захлопала в ладони Ляля, — вы же еще совсем невеста!
— Да, — подтвердила Клава Ивановна, — и скоро буду совсем девочка в беленьких тапочках, с ручками на животе.
Дина Варгафтик возмутилась: глупые разговоры, Клава Ивановна еще всех нас переживет! Не надо, нахмурилась Клава Ивановна, это никому не надо, пусть все идет, как должно идти.
Когда гости разошлись, и остались вдвоем, Гизелла сказала своему мужу, полковнику Ланде: удивительно, как эти простые люди цепляются за прошлое. Полковнику не понравились слова жены, и он отметил, что она со своими манерами тоже цепляется за прошлое, которое еще дальше, чем прошлое этих простых людей. Гизелла обиделась и заявила мужу, что он такой же кровный сын этого двора, как и его соседи.
В середине недели Зиновий Чеперуха кончил строительство у себя в квартире и послал Гришу с Мишей к товарищу Дегтярю и мадам Малой, чтобы те зашли на несколько минут. Клава Ивановна не заставила себя ждать, а Иона Овсеич передал через мальчиков, что не имеет ни минуты свободного времени, если дела позволят, он заглянет завтра вечером.
— Зиновий, — сказала Клава Ивановна, — ты не должен обижаться: наш Дегтярь работает за десятерых.
На другой день Иона Овсеич позвонил Чеперухе на завод имени Кирова и просил, когда тот будет возвращаться со смены домой, чтобы завернул к нему на фабрику, он будет ждать у себя. С утра стоял густой туман, через каждые пять секунд на море выл звуковой маяк. У Зиновия сильно ныла культя, и от большого напряжения набрякли руки, но, поскольку договорились, сразу после смены на своей инвалидной коляске он подъехал к обувной фабрике. На проходной его ждал готовый пропуск, коляску пришлось оставить на улице, вахтер обещал посмотреть.
Когда Зиновий зашел в партбюро, сидели люди из цехов, товарищ Дегтярь просил на минуту извинения, чтобы закончить с ними разговор. Речь шла о подготовке к республиканской промышленной выставке, Иона Овсеич, в присутствии главного инженера, поименно отбирал лучших модельеров и мастеров для изготовления образцов, а начальников цехов предупредил, что за каждый экспонат будут отвечать своей головой. Начальники не возражали, наоборот, они сами подчеркивали, что никакой скидки на качество сырья или сжатые сроки никто не допустит, и смотрели при этом на Зиновия, который внимательно слушал весь разговор. Модельер, выступивший последним, даже прямо обратился к Зиновию и твердо обещал, что наши художники обуви не подкачают и постараются, как для Парижа. Иона Овсеич сделал замечание, поскольку в его сравнении дал себя знать гнилой душок низкопоклонства перед иностранщиной, и привел известный факт, что наша русская обувь еще до революции котировалась на международном рынке, а знаменитые осташи из города Осташкова и женский сапожок широко бытовали на Руси, когда в Европе об этом еще не имели представления. Модельер немножко поежился, но признал допущенную оплошность и, в свою очередь, привел широко известный факт насчет той же Франции, где бедные слои населения издавна практиковали деревянную обувь, называется сабо, об этом даже писал в своих рассказах Мопассан, которая, как две капли воды, повторяет наши старинные лапти, только без задника и боковок. Пример с лаптями Иона Овсеич признал удачным и, поскольку уже затронули данный аспект, сослался на такие древние города, как Рязань и Козельск, где плетение лаптей достигло уровня подлинного искусства.
— Однако, — подбил окончательно итог Иона Овсеич, — лапотная Россия канула в далекое прошлое, и это надо понимать со всей ясностью.
Затем, без паузы, товарищ Дегтярь обратился к Зиновию Чеперухе, передовику завода имени Кирова, и поинтересовался, как у него лично с бытом: полностью закончили строительство ванной и туалета или есть недоделки и требуется еще помощь?
Вопрос, как он был поставлен товарищем Дегтярем, застиг Зиновия немножко врасплох, ибо только накануне вечером Гриша и Миша приглашали товарища Дегтяря на ужин, чтобы отметить окончание строительства.
— Зиновий, — радушно улыбнулся Иона Овсеич, — ты молчишь, и люди могут подумать, что они здесь лишние. А здесь все свои.
В ответ Зиновий тоже улыбнулся и повторил товарищу Дегтярю вчерашнее приглашение отметить окончание строительства.
— Да, — спохватился Иона Овсеич, — надо ввести присутствующих в курс дела, а то мы начали с другого конца. Товарищи, Зиновий Чеперуха, которого вы видите перед собой, до войны, вместе с матерью и отцом, отец простой одесский биндюжник, занимал небольшую комнатушку, а все удобства, как сами догадываетесь, располагались в общем дворе.
Главный инженер, а за ним начальники цехов и сам герой дружно засмеялсь, Иона Овсеич поднял перед собой ладонь, просил успокоиться и продолжал:
— А сегодня, на пороге второй послевоенной пятилетки, Зиновий Чеперуха имеет отдельную, изолированную квартиру со всеми удобствами: своя вода, свой туалет, свой душ, короче говоря, все, о чем раньше можно было только мечтать.
Начальники цехов, один за другим, поднялись, пожали Зиновию руку, а художник-модельер по секрету спросил у гостя, какое отношение к этому имеет наш товарищ Дегтярь. Зиновий, в ответ, задал встречный вопрос: а какое отношение художник-модельер имеет к своим моделям?
— Стоп! — остановил Иона Овсеич. — Никто из нас не делает больше, чем должен, и давайте не будем возвращаться к этому.
Несмотря на запрет, начальник заготовочного цеха все-таки попросил товарища Дегтяря, чтобы тот объяснил людям, как у него, который круглые сутки не выходит с фабрики, выкраивается еще время, чтобы вникать в нужды двора и заботиться о своих соседях.
— Товарищи, — Иона Овсеич хлопнул ладонью по столу, — я уже один раз просил не возвращаться к этому вопросу, и не будем повторять.
Когда остались вдвоем, Иона Овсеич минуту помолчал, подошел к окну, которое выходит на фабричный двор, как раз закончилась смена, рабочие, среди них особенно много женщин, повалили толпой, и сказал с волнением в голосе:
