— Тогда, почему с помощью них не очистить Зону от людей?
— Потому что тогда не сможем существовать мы, ибо нас раздавят военные. И они тогда станут властителями абсолютного оружия. Сейчас же мы скрыты среди группировок и одиночек. Мы незаметны. Так-то.
— Ладно. Понял. Дальше: я вам нужен. Вы меня страховали, оберегали, и вот, я тут. Почему этого нельзя было сделать раньше и избежать лишних жертв?
— Ты должен был дорасти до понимания происходящего. А для этого нужно время. У нас каждый добровольно соглашается работать в той должности, на которую он больше подходит, понимая, что выполняет важнейшую задачу в истории Земли. Вот тут, как раз, и встает вопрос о понимании, которое с бухты-барахты не появляется. Оно приобретается только с опытом и переживаниями. Даже Призраки это осознают и нам помогают в силу своих способностей. Семецкий, например, как бывший сотрудник спецподразделения, тренирует наших бойцов.
— Кто?! — мне показалось, что я ослышался.
— Семецкий. — ответил Охотник так, будто закурить предлагал. — Он под Выброс попал, и каким-то образом, стал Призраком, существование которого поддерживает Зона. Он помогает, понимая, что дело у нас общее.
— Кстати! — в круговороте информации я совершенно забыл то, о чем хотел спросить. — Что такое Выброс? Я слышал, вернее — видел отрывок вашего с Меченым разговора про это, но ничего не понял.
— Сейчас объясню. — Охотник отставил пустую чашку. — Представь провод, по которому течет энергия. Он нагревается, и это тепло рассеивается в окружающем пространстве. То же происходит и тут, когда энергия ноосферы перетекает в ЧАЭС. Тепло рассеивается. Кстати, именно поэтому в Зоне такая неустойчивая погода. Далее. Энергия ноосферы течет через очень маленькую дырочку. По аналогии: протяни шерстяной платок через эбонитовое кольцо, и на кольце образуется статический заряд. Если он будет большим, то проскочит искра. Подобные статические заряды собираются и в районе ЧАЭС. Именно поэтому там плохо работает радиоаппаратура, и люди, с повышенной ментальной восприимчивостью, чувствуют себя неважно. Когда заряд становится слишком большим, проскакивает искра. Это и есть Выброс.
— Понял. Дальше…
— Погоди! — остановил меня Охотник, встал и посмотрел на часы. — Мне на смену пора, а надо еще к Меченому заглянуть. Ты, пока, отдохни, обдумай, что я тебе сказал, а потом поговорим.
— Постой! Всего два вопроса!
— Ладно, давай, заодно покурим. — Охотник сел на кресло, пододвинул к краю стола пепельницу и полез за сигаретами в ящик.
— Первый. Как люди сюда приходят.
— По-разному, — ответил Охотник, роясь в ящике. — Черт, куда сигареты делись?! Но, самое главное, не как, а когда: когда дорастут до понимания необходимости существования этой системы. Тогда их сама Зона на нас выводит. Ну, и мы Ей немного помогаем.
Охотник, наконец, достал сигареты, повернулся ко мне и хитро прищурился, оценивая эффект, которые произвели на меня его слова. Оставшись довольным моим выражением лица, он засмеялся и протянул мне черную пачку с золотыми краями и такими же золотыми буквами. В нижнем углу я заметил золотой рисунок, изображающий грифона. Я осторожно потянул из пачки, такой непривычной в руках Охотника, коричневую сигарету, отделенную от чуть желтоватого фильтра золотым кольцом и понюхал ее: пахло вишней. Пока я крутил в руках изделие табачной промышленности, Охотник тоже достал сигарету, закинул ее в угол рта, вынул зажигалку, и поднес огонек мне. Я кивнул и прикурил.
— Последний вопрос. Как ты сюда попал?
— Меченый помог мне понять, к чему нужно стремится. — Охотник прикурил, выпустил ароматный дым и продолжил, будто извиняясь: — Люблю «Richmond». Мне тяжко было без них в Зоне. Все самокрутки и самокрутки… Да… Получилось, что я второй раз подряд не выполнил контракт АСО. Это становится дурной привычкой. — Охотник помолчал, задумчиво пуская кольца дыма, а потом добавил, пряча озорной блеск в глазах: — Полковник Лядащев там, наверное, сильно расстраивается.
Эпилог
Зона не прекратит расти. Медленно ли, быстро ли, но она будет увеличиваться, пожирая все большее пространство Земли. Может быть, где-то еще образуется такая же Зона, и они вмести станут грызть многострадальную планету. Мы стараемся сдержать Ее, но нас очень мало, и силы неравны. Кто знает, как все повернется? Я не пророк, я, всего лишь, наблюдатель. Я могу видеть только то, что происходило когда-то, или происходит сейчас. Будущее же скрыто от меня. Знаю одно — Человечество обречено, если не остановится в своем саморазрушительном движении, если не оставит жажду власти любой ценой, если не оставит жажду богатства любыми средствами.
Став наблюдателем, я открыл для себя много возможностей, ранее недоступных. Это дало мне огромную власть над всеми, но, в то же время, возложило на мои плечи колоссальную тяжесть ответственности, сравнимую лишь с той, которую испытывают Атланты, держащие небесный свод. Если они уронят небо, наступит конец света. Если мы позволим себе играть своей властью, Зона сожрет Землю.
В роли наблюдателя есть много интересных моментов. Например, теперь я могу оказаться, мысленно конечно, в любой точке Зоны и посмотреть, что там происходит. Это дает мне возможность собрать богатейшую коллекцию историй, подсмотренных в жизни или рассказанных у костра. Я мог бы рассказать много таких баек. Например, про то, как Ганс опять встретился с Семецким, и чем эта встреча закончилась. Или про рейд «Долга» в Темную долину. Или… Историй много… Я хожу, бесплотный и невидимый никем — ни сталкерами, ни мутантами, а они подпускают меня совсем близко, позволяя заглянуть в самые сокровенные тайны.
Через несколько недель после описанных мной событий, я случайно набрел на трех ходоков, устроившихся на ночлег в развалинах старой фермы. Местечко, конечно, они выбрали не самое удачное, но другого убежища поблизости не было. Сталкеры мирно сидели вокруг небольшого костерка и тянули к огню озябшие руки. Огонь, чуть потрескивая, медленно пожирал припасенные для него сучья. И так же неспешно тек сталкерский разговор.
Один из сидящих у огня, похоже, недавно присоединился к двум другим и сейчас интересовался новостями. Я подошел и тихонько встал за спиной одного из ходоков. Мне было интересно послушать, о чем они говорят.
— Последняя новость? Бармен из «100 рентген» пропал. — один из сталкеров поворошил уголья, и костерок вспыхнул с новой силой, осветив на секунду лицо говорившего. — Вернее — погиб в аномалии. Представляешь?! На территории «Ростока» объявилась «Воронка» и бармен в нее влетел. Жалко мужика!
— Старик погиб?! Вот это новость! — пришедший, только доставший сигаретку, от удивления опустил руку, так и не закурив.
— Э-э-э, да ты не в курсе! — сталкер вынул из костра тлеющую ветку, прикурил от уголька и передал огонь дальше. — Старого бармена уже недели две, как не стало. Но, он своей смертью умер. Сердце, говорят, — рассказывающий довольно затянулся и прищурился от попавшего в глаза сигаретного дыма, — прихватило, пять минут и амба! Никто и не в курсе был, что он болен. Вона, как бывает! Заместо него Бублик встал. Ну, толстый такой, на подхвате был. Не помнишь разве? Вот он делами и заправлял, пока в «Воронку» не попал. Кто там сейчас — не знаю. Вот, иду посмотреть. Что-то странное, вообще, на «Ростоке» происходит. Доктора из «Долга» собаки загрызли прямо у ворот! Куда охрана смотрела?!..
Сталкер замолчал. Ну, эту историю я получше него знаю. Бублик, например, погиб на моих глазах… Мне стоило многих трудов уговорить Меченого поступить так. Легендарный сталкер долго отнекивался, но, все-таки, сдался, согласившись, что подлость подлежит наказанию. «Воронка» возникла перед самым носом нового бармена, спешно побежавшего «до ветру», когда его клозет в подвале неожиданно сломался. Аномалия хлопнула и разрядилась, действительно не оставив артефакта. С Бубликом — моя работа, целиком и полностью признаю это. А вот с собаками и доктором из «Долга» — Лехина. Воронину потом сообщение на ПДА пришло, в котором объяснялось, кем был его лекарь, чтобы, значит, генерал сильно не переживал.