— А я поймал щитомордника, — сказал Хилли.

— Ага, поймал, как же! И куда ты его дел?

— Я его отпустил.

— Так я тебе и поверил. — Пембертон искоса взглянул на брата. — Он что, бросился на тебя?

— Нет. — Хилли поерзал на сиденье.

— Я не верю всем этим сказкам, что змеи, мол, боятся людей и тому подобное. Водяной щитомордник, например, никого не боится — такая лютая тварь! Один такой плыл за нами через все озеро, прикиньте! Хорошо еще, что мы были на байдарке! И все равно, время от времени он подплывал к лодке и бился в дно головой, вот так: бам, бам. — Пембертон сначала рукой изобразил изящные, гладкие движения плывущего щитомордника, потом несколько раз ударил кулаком в плечо Хилли.

— И что вы сделали? — спросила Харриет. Она уже пришла в себя настолько, что смогла сесть прямо.

— А, тигрица, очнулась наконец. Я уж думал, что придется везти тебя прямиком к врачу. — Лицо Пема, которое Харриет увидела в зеркале заднего вида, поразило ее — нос и щеки были белыми как мел. Наверное, намазался кремом от загара.

— Значит, у тебя новое хобби — охота на змей? — спросил он отражение Харриет.

— Нет, — резко сказала она, рассерженная и расстроенная его насмешливым тоном. Она откинулась назад так, чтобы ему не было видно ее лица.

— Эй, тут нечего стыдиться.

— А кто сказал, что я чего-то стыжусь?

Пем усмехнулся.

— Ну, Харриет, все знают, что ты крутая, — сказал он примирительно. — Я только хотел сказать, что вы идиоты, если охотитесь на змей с помощью рогатин. Так вам их не поймать. Вам надо достать алюминиевую трубку и приделать на нее петлю из бельевой веревки. Тогда все просто — набрасываете змее на голову петлю, затягиваете — и она ваша. А потом вы сможете отнести ее в ваш зооуголок и всех поразить по-настоящему, так? — Он больно щелкнул Хилли по лбу.

— Заткнись! — заорал Хилли, сердито потирая лоб. Пем никогда не упускал случая подразнить Хилли за ту историю с коконом бабочки, который Хилли готовил для своего биологического проекта. Бедный Хилли тогда потратил шесть недель, выхаживая куколку, прочитал тонну книг по биологии, делал записи, грел ее под лампой и в результате, когда из куколки никто так и не появился, принес ее в школьную лабораторию. Каково же было его отчаяние, когда оказалось, что никакая это не куколка, а просто засохшая кошачья какашка.

— Может, тебе показалось, что ты поймал щитомордника? — Пембертон расхохотался, повышая голос, чтобы перекричать Хилли, который изрыгал на него град проклятий и ругательств. — Может, это был совсем не щитомордник, а? Большая, свежая собачья какашка, когда она лежит в траве свернувшись, выглядит совсем как..

— Как ты! — проорал Хилли, осыпая ближайшее к нему плечо брата ударами.

— Ну ладно, хватит уже, закрыли тему, понятно? — произнес Хилли в десятый раз.

Они с Харриет висели на бортике бассейна с глубокой стороны. Шел уже пятый час, тени деревьев постепенно удлинялись, частично нависая над водой. С противоположной стороны орали и плескались пять или шесть малышей, а их толстая мамаша бегала вдоль бортика, тщетно призывая детишек вылезти из воды. Около бара на шезлонгах расположилась стайка девочек в узеньких бикини, они хихикали и жеманно потягивали лимонад со льдом.

Хилли побрызгал водой горящее лицо. Не помогло. В бассейне было полно хлорки или еще какой-то гадости, от нее обожженная на солнце кожа горела еще сильнее.

— Придурок, — прошипел он, думая о Пеме. Он все еще не мог прийти в себя от оскорбления, которому подвергся в машине. И когда Пем перестанет наконец доставать его этой несчастной историей?

Харриет взглянула на него без выражения, явно думая о своем. Волосы у нее прилипли ко лбу, лицо покрывали рваные солнечные блики, от которых глаза ее казались маленькими, а рот перекошенным. Хилли злился и на нее тоже — она-то смеялась над какашкой не меньше других (впрочем, над этой историей потешалась вся школа без исключения), а у Хилли до сих пор от стыда и смущения потели ладони, стоило ему вспомнить об этом.

Она все еще смотрела на него. Хилли зло прищурился.

— Ну, а ты на что уставилась? — спросил он.

Харриет оттолкнулась от борта и демонстративно сделала кувырок назад. Хилли так не умел. Подумаешь! — подумал он презрительно; может она еще предложит ему посидеть под водой и сосчитать до двухсот? Харриет преуспела в задержке дыхания, а у него этот трюк никак не выходил.

Она вынырнула, и он решил сделал вид, что вообще ее не замечает.

— Где ты, бедный мертвый Ровер? — запел он сладким голоском, который она ненавидела. — Песик умер, где же он? Ножка тут, Ножка там.

— Ладно, можешь не ходить со мной завтра. Я сама поймаю эту змею.

— Хвост уехал в Роттердам, — пропел Хилли, глядя вверх, открыв рот и изображая из себя идиота.

— Мне наплевать, пойдешь ты или нет.

— По крайней мере, я не падаю на землю и не воплю, как сопливая девчонка. — Он захлопал ресницами. — Ой, ой! Хилли, спаси меня, Хилли! — в притворном ужасе закричал он таким тонким голосом, что девочки на противоположной стороне бассейна дружно рассмеялись.

В лицо ему ударила струя воды.

Он увернулся, ловко пустил в Харриет широкого «слона» и нырнул, чтобы избежать ответного удара.

— Харриет, а Харриет? — вынырнув, прокричал он издевательским детским голоском. — Давай поиграем в лошадку! Я буду передней частью, а ты будешь самой собой.

Довольный, что ему удалось ее рассердить, Хилли повернулся и изо всех сил погреб на середину бассейна, шлепая по воде руками и ногами. Пять огромных стаканов кока-колы, которые он выпил за день, наполняли его живот приятной прохладой, а концентрация сахара в крови была настолько высока, что в ушах звенела трель.

На середине бассейна он оглянулся, ожидая погони, но вдруг понял, что Харриет рядом нет. Завертевшись на месте, он заметил ее вдалеке — она быстрым шагом уходила в сторону женской раздевалки, оставляя за собой цепочку мокрых следов.

— Харриет, стой! — заорал он и тут же наглотался воды — он совершенно забыл, что находится еще на глубоком месте.

Небо было голубино-серым, вечерний воздух душным, мягким. Обернув плечи полотенцем, Харриет быстро шла по направлению к дому.

Из-за угла с визгом вывернула машина, битком набитая девчонками из класса Алисон. Это были «элитные» девчонки — те, что всегда выигрывали разные призы и побеждали на конкурсах красоты. Их вечно выбирали королевами балов, благотворительных базаров и футбольных матчей. Тоненькая, хрупкая Лиза Левитт, Пэм МакКормик со своим темным конским хвостиком, Джинджер Херберт, это она выиграла последний школьный конкурс красоты, а рядом с ней Сисси Арнольд, вовсе не красавица, но такая же заметная, как и ее подруги. Их лица, сияющие, юные, почти совершенные в своей красоте, с умело наложенным макияжем, с вечными улыбками, промелькнули в полуметре от Харриет. Они были похожи на кукол, которых нарядили в мини-шортики и открытые маечки и посадили в машину. На нее они и не взглянули, и от этого Харриет почему-то стало очень стыдно. То же самое произошло с ее мамой — после смерти Робина их старые друзья, которые раньше каждую неделю приходили в гости к Кливам играть в бридж, почему-то исчезли и больше не появлялись. Когда Шарлот встречала их в церкви по воскресеньям, они с преувеличенной сердечностью жали ей руку и спрашивали, как идут ее дела, но в лицо не смотрели. Впрочем, сама Шарлот вряд ли это замечала.

Харриет шла, глядя под ноги, как вдруг услышала над ухом знакомый булькающий звук. Бедный дурачок Кертис Ратклифф — летом он целыми днями шлялся по улицам Александрии со своим водяным пистолетом, расстреливая кошек, собак и чужие машины, — направлялся к ней через дорогу. Когда он понял, что Харриет его заметила, его широкое монголоидное лицо расплылось в улыбке.

— Хат! — Он замахал толстыми руками так, что все его тело заходило ходуном, а потом запрыгал, грузно приседая на обе ноги. — Холосо? Все холосо?