Из задумчивости его вывел резкий хлопок, потом всплеск воды и какой-то странный, сумасшедший смешок. На противоположном берегу вдруг поднялся переполох — старая негритянка, дремавшая над своей удочкой, выронила ее из рук, тяжело осела на песок и закрыла голову руками. Вода маленькими фонтанчиками плескала ей в лицо.
Еще раз. И еще раз. Безумный смех (если честно, слушать его было довольно страшно) раздавался с шаткого деревянного мостика, перекинутого через ручей. Не понимая, что происходит, Хилли поднял руку к глазам, защищая их от солнца, и разглядел силуэты двух мужчин, стоящих на мосту. Один из них — высокий и грузный — просто стоял, опустив руки и слегка покачиваясь. Второй, поменьше, в ковбойской шляпе и с длинными волосами, обеими руками держал блестящий серебристый револьвер и целился в середину реки. Еще один выстрел — и старый негр в испуге вскочил на ноги: пуля отстрелила его поплавок. На мосту большой чувак откинул голову назад и издал неприятный рыкающий звук, — наверное, тоже смеялся, решил Хилли.
Черные дети подхватили свои удочки и полезли по обрыву наверх к кустам ежевики — негритянка ковыляла следом, протянув вперед руки, кашляя и хрипло бормоча: «Подождите баушку, малыши».
Хлопки выстрелов и звон летящих пуль наполнили воздух. Пули врезались в песок, выбрасывая вверх маленькие фонтанчики. Похоже, эти сумасшедшие теперь стреляли куда придется.
Хилли наконец вышел из ступора, бросил удочку и тоже помчался что есть мочи к кустам ежевики. Добежав, он нырнул прямо в колючие заросли, как будто они могли его защитить от пули. За его спиной выстрелы продолжались, и мгновенно в его голове промелькнул вопрос: они что, не видели, что он белый?
Харриет лежала на кровати, делая записи в своем блокноте, когда из раскрытого окна до нее донесся вопль Алисон:
— Харриет! Скорее! Скорее! Иди сюда!
Харриет вскочила как ошпаренная и стремглав бросилась вниз по лестнице — она не помнила, когда ее сестра последний раз кричала. Недолго думая она вылетела за дверь, но сразу же запрыгала на одной ноге — бетонное крыльцо так раскалилось на солнце, что босой ногой на него было не ступить.
Алисон стояла на дорожке и плакала, волосы ее разлетелись по ветру.
— Харриет! Ну быстрей же!
— Да подожди ты! Мне надо найти сандалии.
— Кто это так вопит? — донесся из кухни голос Иды Рью. — Что за шалости вы там затеяли, а?
Харриет бросилась вверх по лестнице, прыгая через три ступеньки, схватила старые шлепанцы и скатилась обратно вниз.
Всхлипывающая Алисон схватила ее за руку и сжала так крепко, что Харриет вскрикнула от боли.
— Ну давай же, торопись! Идем со мной!
Девочки выбежали на улицу, и только здесь Харриет поняла, что повергло ее сестру в такой ужас: прямо посреди дороги бился черный дрозд, попавший в лужу расплавившейся на жаре смолы. Одно крыло было почти полностью обездвижено, вторым птица отчаянно хлопала и скребла по асфальту. Харриет в ужасе уставилась на дрозда — он так широко раскрыл клюв в хрипящем крике, что ей было видно его горло и даже синеватое основание маленького языка.
— Ну сделай же что-нибудь! — вскричала Алисон.
Харриет растерялась. Она попыталась подойти ближе, но в испуге отскочила, когда птица замахала на нее свободным крылом и начала истошно хрипеть.
На своем крыльце показалась миссис Фонтейн. Подслеповато сощурив глаза, она старалась рассмотреть, что происходит на улице.
— Оставь в покое эту гадость! — крикнула она Харриет. — Ты что, не видишь, какая она грязная?
Сердце Харриет билось где-то в горле, но отступать она не привыкла. Она осторожно подошла к птице и присела перед ней на корточки.
— Ты сможешь ее освободить? — всхлипнула Алисон.
— Не знаю. — Харриет поднялась и уставилась на птицу в смущении, пытаясь сообразить, как ей лучше поступить. Зайти сзади? Может быть, птица ее не заметит и решит, что она ушла? Однако дрозд не переставал биться. Изломанные перья отлетали от завязшего в смоле крыла, и Харриет с тошнотой в горле увидела, что все крыло покрыто блестящими алыми кольцами, похожими на выдавленную из тюбика красную зубную пасту.
Дрожа от страха и возбуждения, она опять опустилась на асфальт, не обращая внимания на то, что его раскаленная поверхность жгла ее колени.
— Ну же, перестань… — шептала она успокаивающе, протягивая к дрозду обе руки, но тот был напуган до смерти и рвался на свободу из последних сил. Черный глаз, обращенный на Харриет, безумно вращался, из горла по-прежнему вылетали хриплые крики. Харриет поддела птицу обеими руками снизу, закрыла глаза и, отвернув лицо, чтобы уберечься от ударов свободного крыла, с силой оторвала ее от асфальта. Птица издала неистовый, мучительный крик, и Харриет, открыв глаза, в ужасе увидела, что ее крыло осталось в лужице смолы. Оно казалось неестественно большим, а на конце виднелась синеватая кость.
— Ааах, — выдохнула Алисон и отвернулась, зажав рот.
Харриет беспомощно остановилась, не зная, что ей делать дальше. В том месте, где крыло прикреплялось раньше к плечу птицы, осталась только дыра, из которой била ярко-красная кровь.
— Да брось же ты эту гадость! — визгливо приказала миссис Фонтейн. — Ты что, хочешь столбняк подхватить? Хочешь сорок уколов в живот?
— Харриет, надо отнести ее Эдди, — прошептала Алисон, которую только что вырвало в канаву. Она храбрилась, но смотреть в сторону Харриет не могла. — Бежим скорее, она ведь умирает!
Харриет не шевелилась, ее заворожило зрелище приближающейся смерти. Птица еще раз дернулась всем телом и обмякла в ее залитых кровью ладонях. Маленькая блестящая птичья головка поникла и, хотя отливающие зеленью черные перья все так же сияли на солнце, выражение ужаса и боли исчезло из птичьих глаз — теперь в них застыл немой вопрос, извечный вопрос «почему?», который все живое задает перед лицом смерти.
— Ну, давай же, Харриет! — торопила ее сестра. — Бежим скорее. Она же умирает!
— Она уже умерла, — услышала Харриет собственный глухой голос.
— Эй, а ты куда мчишься, что это с тобой приключилось? — крикнула из кухни Ида Рью в сторону Хилли, который без звука пронесся мимо нее на кухню, а потом, не останавливаясь, запрыгнул как заяц на второй этаж.
Хилли ворвался в спальню Харриет, не постучав. Она лежала на кровати, закинув руку за голову, и его пульс, и так зашкаливающий от бега, еще больше участился от вида ее белой подмышки и грязных босых ступней. Было три часа дня, но Харриет была в пижаме, ее шорты и рубашка лежали кучей на полу — они были измазаны чем-то черно-красным и липким на вид.
Хилли отбросил их с дороги ногой и шлепнулся на кровать у ног Харриет.
— Слушай! — крикнул он. От волнения ему было трудно говорить. — В меня стреляли! Понимаешь? Кто-то стрелял в меня!
— В тебя? — Пружины кровати сонно скрипнули, — Харриет приподнялась на локте и посмотрела на Хилли. — Из чего?
— Из револьвера. Они почти попали в меня, но я убежал. Понимаешь, я сидел на берегу и вдруг слышу — бах-бабах, всплеск, вода кругом… — Он взмахнул руками, показывая ей, как разлеталась вокруг вода.
— Как это могло случиться, не понимаю.
— Я не шучу, Харриет, пуля пролетела прямо рядом с головой, пока я мчался к кустам. Вот, смотри, что у меня с ногами! Я…
Он замолчал и с отчаянием посмотрел на предмет своего обожания. А она, приподнявшись на локтях, смотрела на него, но в ее глазах не было ни сочувствия, ни даже особого интереса. Слишком поздно Хилли осознал свою ошибку: надо было пытаться вызвать ее восхищение, поскольку на жалость можно было не рассчитывать.
Он вскочил с постели и прошелся по комнате.
— Я бросил в них камень, — сказал он. — И еще я кричал на них. В общем, потом они убежали.
— Ну и кто это был? — насмешливо спросила Харриет. — Детсадовские хулиганы?
— Нет, — обиженно проворчал Хилли после короткой паузы (ну как он может заставить ее понять какой опасности он только что подвергся?). — Они стреляли из настоящего револьвера. Настоящими пулями, понимаешь? Негры разбегались в стороны, как тараканы… — Он опять замахал руками, не в силах описать словами страшную картину: палящее солнце, черные силуэты на мосту, этот безумный смех, собственную панику…