Юджин, нацепив на нос очки, заказанные в аптеке, сидел за столом трейлера Гам и перебирал буклеты, которые он подобрал в окружном департаменте по сельскому хозяйству: «Овощи и фрукты», «Мой сад», «Огород на трех метрах». Его укушенная змеей рука все еще висела на перевязи и имела неживой вид — пальцы, распухшие, как сосиски, едва шевелились, место укуса все еще было неприятного багрового цвета.

Юджин вернулся из больницы другим человеком. Когда он лежал на больничной койке, слушая доносящееся из холла идиотское блеяние телевизора, на него наконец-то сошла благодать Господня. Он вдруг понял, что Господь в своей доброте и мудрости ясно указал ему дорогу вперед. Юджин молился каждую ночь, чтобы лучше увидеть указанный ему путь, и в результате понял следующее.

Во-первых, он не был духовно подготовлен к тому, чтобы дрессировать змей, а потому и не получил на это Господнего благословения, поэтому Господь всемогущий сохранил ему жизнь, но отчетливо показал, что этот путь для него — тупиковый. Во-вторых, не всем в мире, будь они просто верующими или даже сильно верующими, вроде него, была уготована роль священника, сам Юджин глубоко заблуждался, когда думал, что только так он может приобщиться к Его духу. Похоже, у Господа были на Юджина собственные, вполне конкретные планы, и в них не входило, чтобы Юджин, будучи почти косноязычным и не обладая ни харизмой, ни талантом красноречия, нес Его слово в массы. Но если не это, что же тогда? «Дай мне знак», — молил Юджин Создателя, лежа ночью на своей койке, уперев глаза в серые тени потолка. И пока он молился, его глаза снова и снова возвращались к горшку с красной геранью, который принесли родственники больного, лежащего около окна, — очень большого темного мужчины, который дышал часто, с судорожными всхлипами. Эта алая герань была единственным цветовым пятном в унылой больничной обстановке их комнаты. И когда Юджин опять вернулся в больницу после происшествия с Гам, он специально зашел опять в ту палату — мужчины на койке уже не было, но цветок так и стоял на подоконнике, и внезапно покровы спали с глаз Юджина: он все понял. Как будто Господь сказал ему прямо: «Иди и сажай мой сад». Вот третье озарение, которое получил Юджин: он будет иметь дело с лучшими Его творениями, с этими хрупкими живыми созданиями, с цветами и фруктами, которые испускают благоухающие ароматы, приносят людям радость своим видом и дарят им прекрасные плоды.

В тот же день Юджин отправился в магазин, купил на распродаже несколько пачек семян и посадил одну грядку капусты и одну зимнего турнепса на участке земли за задним крыльцом своего трейлера, где еще недавно стоял трактор. Он также купил два розовых куста и посадил прямо напротив трейлера своей бабушки. Гам отнеслась к его новой инициативе со свойственной ей подозрительностью, будто розовые кусты знаменовали собой несчастья, готовые вот-вот свалиться на ее голову. Несколько раз Юджин видел, как она рассматривает бедные кусты с таким видом, словно они несли в себе угрозу ее мирному существованию. «Нет уж, скажи мне, — шипела она, неслышно возникая за спиной у Юджина, поливающего розы водой с нитратными удобрениями, — и кто теперь будет за этим всем следить? Кто будет платить за все эти пестициды? И кто будет их поливать, возиться с ними, а?» Она смотрела на Юджина с таким видом, будто ясно хотела показать, что, видимо, этим несчастным существом суждено стать именно ей, Гам.

Дверь трейлера с треском распахнулась, и внутрь устало ввалился Дэнни, грязный, небритый, с темными кругами под красными от бессонницы глазами. В последнее время он так исхудал, что джинсы едва держались у него на бедрах.

Юджин сказал:

— Господи, да ты ужасно выглядишь.

Дэнни рухнул на стул и уронил голову на руки.

— Ты сам во всем виноват. Тебе надо прекращать принимать эту гадость.

Дэнни поднял голову. Глядя на Юджина пустым, невидящим взглядом, он спросил:

— А ты помнишь девчушку, что приходила тогда к твоему дому? Такую тощую, с черными волосами?

— Конечно, помню. — Юджин заложил пальцем страницу буклета и повернулся к Дэнни. — Фариш может говорить, что ему вздумается, но я-то знаю, что все корзины были закрыты намертво. И я не оставлял эту чертову дверь незапертой, я всегда запираю двери из-за этого ублюдка Роя Дайла — никогда не знаешь, когда он притащится… А что это?

Он близоруко прищурился на маленькую черно-белую фотографию, которую Дэнни буквально сунул ему в лицо.

— Эй, да это же ты, — сказал он удивленно.

— Вот именно. — Дэнни передернулся и поднял глаза к потолку.

— Откуда это?

— Она оставила.

— Кто она? Девочка? Где она могла это тебе оставить? И зачем?

За окном послышался тонкий, горький, с завываниями и всхлипываниями, плач.

— Кто это? Кертис? — Юджин вскочил со стула и сделал несколько шагов к двери.

— Нет, — Дэнни прерывисто вздохнул. — Это Фариш.

— Фариш?

Рыдания то стихали, то вновь набирали силу, — они были такими горькими, словно Фариш выплакивал собственное сердце.

— Боже мой, — с благоговейным страхом произнес Юджин, — вы только послушайте, как его колбасит! А где Кертис?

Кертис страдал астмой, и у него часто случались приступы удушья, особенно когда он был расстроен или когда кто-нибудь другой был расстроен, что часто действовало на него еще сильнее.

— Не знаю, — сказал Дэнни, и только сейчас Юджин заметил его припухшую нижнюю губу. — У меня была разборка с Фаришем полчаса назад, — сказал Дэнни, заметив взгляд брата. — Слушай, я устал жить в постоянном страхе. Сколько это может продолжаться? Я так больше не могу. — Из-за голенища сапога он вытащил довольно длинный нож и бросил его на стол. — Вот моя защита от него!

— Господи, Дэнни, ты себя, в конце концов, прикончишь, — сказал Юджин, кладя ему руку на плечо. — Иди к себе, тебе надо поспать.

— Надо поспать, — тупо повторил Дэнни, не шевелясь.

Рыдания постепенно стихли, и за окном послышались неровные, шаркающие шаги Гам.

— Когда я была маленькой девочкой, — прошепелявила Гам, медленно заползая по лестнице в трейлер, — папаша мой всегда говорил, что настоящего мужика не застанешь дома с книжкой…

Она проговорила это со спокойной нежностью, словно делилась великой мудростью своего усопшего папаши. Дрожащей рукой она потянулась к лежащему на столе буклету и взяла его за краешек, как будто он мог ее укусить.

— Успокойся, бабуля, — миролюбиво заявил Юджин, поправляя очки на носу, — я не купил эту чертову книжку, просто подобрал ее бесплатно в ихнем офисе по сельскому хозяйству. Ты сама могла бы как-нибудь скататься туда — у них есть брошюры буквально обо всех видах растений.

Гам выдержала многозначительную паузу.

— Я просто не хочу, чтобы ты опять разочаровался, сынок. Не залетай высоко, ниже падать будет. Этот мир жесток к таким, как мы. Мне тошно думать обо всех этих чистеньких выпускниках колледжей, которые ой как ближе тебя к кормушке.

Юджин с недоумением посмотрел на нее. Да что, в конце концов, с нее взять? Старуха работала всю свою жизнь как проклятая, понятное дело, она на все смотрит с пессимизмом. Хотя почему не дать внуку попытать счастья? Убудет от нее, что ли? Этого Юджин понять не мог.

Дэнни, который все это время тихо сидел за столом, вдруг встал. Он покачивался из стороны в сторону, а на глаза его медленно накатывала черная пелена.

— Знаешь, очки тебе идут, — с запинкой обратился он к Юджину.

— Правда? — Юджин поправил очки на носу и благодарно улыбнулся брату.

— Тебе идут… — Глаза Дэнни начали закатываться. — Ты… их… всегда носи… — С этими словами он рухнул на пол.

Харриет проснулась и в панике села на постели. Только начинало светать, дождь кончился, свет медленно заползал в комнату. С соседней кровати доносилось едва слышное дыхание сестры, но кроме россыпи игрушечных медвежат у изголовья да пары медно-золотых локонов видимых признаков ее присутствия не было.