– Ущипни меня…

– Если я тебя ущипну, – Леха решил поиздеваться, – ты окончательно спятишь. У тебя вид, словно ты увидел астроса. – Он опасливо покосился на пистолет и спросил почему-то шепотом: – Ты действительно считаешь, что мы влипли?

Если сегодня вторник, то до пятницы далеко, как до земной Луны. Значит, действительно случилось что-то из ряда вон выходящее. Куда-то пропал понедельник! Если черные ангелы и временной сдвиг звенья одной цепи, то мы накануне грандиозных событий. Думаю, Леха и сам сообразил, что дела дрянь. У меня появилось плохое предчувствие.

Я пошел на кухню, предоставив Лехе возможность, не смущаясь, освежаться моим одеколоном и ходить в моих тапочках, и обнаружил, что в кабинете на кожаном диване кто-то спит: из-под одеяла торчала рыжая волосатая рука. На ковре валились мастырки и двухлитровая бутыль из-под пива “Ладожское”. А в комнате стоял характерный запах. Идиот, подумал я.

– Ты кого привел? – спросил я, оглядываясь на Леху, который выкатился следом. – Поменял ориентацию?

В былые времена на Земле мы тоже пьянствовали до потери ориентации в пространстве и времени, но никогда не курили траву на диванах и в постелях.

Леха идиотски захихикал. Я-то знал, что он однолюб – любит одних Татьян женского пола и племени. И вообще, он был как огурчик – бодрый и подтянутый, готовый к подвигам, что меня почему-то страшно раздражало. Но смена климата явно пошла ему на пользу.

Очевидно, Леха наслаждался моим возмущением и еще тем, что я ничего не понимаю.

– Вот почему ты хромаешь? – спросил Леха как ни в чем ни бывало.

Действительно. Левая нога болела. Я задрал штанину пижамы и осмотрел икру. На коже виднелись едва заметные фиолетовые пятна, как от дробинок.

– Мы попали в перестрелку? – спросил я, опуская штанину и показывая свое плечо.

– Еще бы, – засмеялся Леха.

– Ну не томи, – попросил я.

– А сам не помнишь, что ли?

– Помню твой город… сопки… комиссара Ё-моё…

– Ну… – выжидательно оскалился Леха.

И я понял, что раздражает меня не сам Леха, а все, что с ним связано. Плохо иметь друга, который напивается в самый неподходящий момент – у меня до сих пор болели спина и шея – что оказалось первым посылом к целому ряду ассоциаций.

– Помню, что пили в машине… Ах, черт!..

Это было похоже на вчерашний сон, в котором нет ни начала, ни конца. И чем дольше я вспоминал, тем ярче был сон. Теперь я понял, что внес в отчет только события до нашего перемещения во времени. А Алфен решил, что я сорвал задание и прогулял целый день. Но все рано это еще не повод, чтобы увольнять сотрудника. У нас случались разногласия и похуже. Значит, Алфен что-то хотел мне сообщить. Например, о том, что за меня принялась метаполиция. Все было возможно. Однако, возможно, я просто идеализировал Алфена.

В этот момент на лестнице, которая вела на второй этаж, раздался грохот, и через мгновение в кухню, шлепая босыми ногами и потирая ушибленный зад, ввалился Рем Понтегера. Отрешенно налил в кружку рассола из банки с огурцами, с жадностью и взахлеб выпил.

– Что мы вчера пили? – спросил он, хрипло откашливаясь.

Его опухшее лицо выражало страдание. Только теперь я обратил внимание на бардак, который царил на кухне. Хотя я жил один (с приходящими женщинами, разумеется), у меня всегда был идеальный порядок. А теперь: стол был заставлен объедками и разнокалиберными бутылками. Мало того, они беспечно перекатывались под ногами. Воняло тюлькой, косяками, солеными огурцами и еще бог весть чем. В мойку была свалена грязная посуда, а электрическая плита – залита каким-то подозрительно зеленым соусом. Сразу было видно, что хозяйничали земляне, которые не меняли своих привычек и на Марсе.

– Лично я пил водку, – сообщил Леха таким тоном, словно был бессмертным и имел три печени.

– А я что?.. – с укоризной протянул Рем Понтегера, цыкая сквозь зубы, и покаялся: – А я ее запивал пивом…

Он болезненно вздохнул. Глаза у него теперь были белесыми, а как у морского окуня, которого вытащили со дна моря – и не марсианского, а земного, разумеется, потому что на Марсе морских окуней не водилось – не завезли еще.

– Не знаю… я с вами не пил… – сказал я и выглянул во двор. Так и есть – под окнами стояла красная “яуза” комиссара Ё-моё.

Надо ли говорить, что в марсианском Сестрорецке я жил не в многоэтажке, а в нормальном доме, деревья вокруг которого были высокими и большими. Так вот, в тени одного из этих деревьев – березы – прятался юмон. Я его сразу узнал. Это был Сорок пятый.

– Черт! – я задернул штору и прижался к стене. – За нами следят!

– Кто?! – возмутился Леха.

Конечно, он высунулся из окна по пояс и заорал:

– Эй, катись отсюда, а то подстрелю!

Он явно намекал на мой огромный черный пистолет с вычурной скобой, с которым было связано какое-то приключение, о котором я ничего не мог вспомнить.

– Не могли машину поставить где-нибудь подальше! – вспылил я.

– Сейчас поедем в редакцию, – лениво возразил Рем Понтегера, выискивая в банке из-под кильки, которая служила пепельницей, мастырку побольше и потолще.

Теперь при свете дня Рем Понтегера не казался таким таинственным и, конечно – не сумасшедшим. Был он в трусах и футболке, из-под которой обильно торчала рыжая поросль, а необычайно светлый цвет глаз, несмотря на похмельный синдром, говорил о том, что передо мной классический абориген во втором поколении. У самого меня были светло-зеленые глаза, а кареглазые на Марсе почти не встречались.

– Простите, а какое отношение вы к ней имеете? – удивился я.

– Ты что! – возмутился Леха, с грохотом закрывая окно. – Это наш главный редактор… – он торжественно ткнул в Рема Понтегера пальцем, таким странным образом представляя его мне.

– Насколько я знаю, главный редактор Алфен.

– А до этого был я, – равнодушно зевнул Рем Понтегера, расчесывая одной рукой поросль на груди, а другой прикуривая от зажигалки. – Только я в этой самой петле времени застрял.

Если это правда, то прощай моя карьера главного редактора, отрешенно подумал я и спросил с иронией:

– В какой, в какой петле?

Мне было неприятно, что у меня в доме курят марихуану, и еще мне надоели их недомолвки. Они разговаривали со мной таким тоном, словно я был причиной их несчастий. К тому же я им не верил – ни единому слову. Ну ладно Леха – он мой друг, я к нему привык и все прощал, но Понтегера – едва знакомый человек.

– Бабон…

– ?..

– …Из которой ты нас и вытянул.

– Оп-па!.. – воскликнул я, чувствуя, как у меня вытягивается лицо. – Приехали. Тень на плетень наводить изволите. Я прекрасно помню, как мы попали в форт Кагалма.

– Алфен специально послал тебя в командировку, – заметил Леха и полез в холодильник за водкой. От нетерпения у него дрожали даже уши.

– Нет… Не может быть… – не поверил я.

– Может, может, – многозначительно заверил меня Рем Понтегера, пуская в потолок кольца дыма.

Я как мог защищал Алфена. Предположим, все вышло так, как он задумал. Но тогда зачем меня увольнять?

– А затем, – веско произнес Леха, выставляя на стол водку и закуску, – чтобы ты поменьше тявкал!

Мы действительно работали на Земле в одной газете: Леха – фотографом, я – журналистом. Потом Леха попал в плен к черным ангелам, то бишь – астросам, и через два года объявился на севере Марса. Я же прибыл сюда последней ракетой, и меня считали везунчиком. Марсиане до сих пор не знали, что стало с Землей. Похоже, она кончилась. Я давно уговаривал Алфена отправить меня в командировку. Не лететь же за собственный счет? Но он только дергал щекой и отговаривался. Может быть, на Земле скрыта какая-нибудь тайна?

– В бабоне прятали неугодных людей, – поведал Рем Понтегера серьезным тоном. – По земному исчислению это произошло три года назад, а в петле времени бог знает сколько этих годков.

– На эту петлю времени – бабон – случайно наткнулись, – будничным голосом сообщил Леха. – Мы тогда с тобой жили на Земле.