Сал сказал, что Медуправление будто бы вдруг захотело прибрать к рукам институт и возобновить программу сразу, как был найден способ обойти Эффект Кошмара.

Марши уже понял, что Медуправление — или по крайней мере какая-то группа в нем — использовало бергманских хирургов в каких-то своих тайных целях, направляя их лечить только определенных людей. Он сам, Мила и все остальные оставались в неведении о том, насколько коррумпирована система их применения, потому что Эффект Кошмара лишал всякого смысла любые попытки узнать своих пациентов, да и скорость, с которой их тасовали, оставляла на это мало шансов. График был составлен очень с этой точки зрения тщательно.

Марши развернулся и пошел обратно. Даже если бы он не наткнулся на файл «серебряная изнанка», рано или поздно все бергманские хирурги сообразили бы, что их пациентами никогда не бывают обыкновенные Джоны или Джейн. Не дураки они все же. Доперли бы в конце концов. И тогда они бы возмутились, вот как он сейчас. Они бы просто взбесились.

Общее описание для этой группы — битые идеалисты. Этот идеализм в первую голову и заставил их рискнуть руками и карьерой в Программе, и его рваные лохмотья заставляли их до сих пор цепляться за ее перспективы, хоть она им и разбила жизнь вдребезги. Им всем почти нечего терять. Как только они поймут, как их используют, они взбунтуются.

Марши остановился как вкопанный, вытащив этот ржавый крюк на конце своей логической цепи.

Когда это случится, Медуправлению понадобятся замены.

Слишком хорошо они устроились, чтобы вот так взять и прекратить. Замечание Милы насчет роботов, с которыми слишком хлопотно возиться, и комментарий Сала насчет того, что будут сделаны получше. Наверняка новая партия бергманских хирургов будет работать совсем из других побуждений, интересов и ожиданий, чем первоначальная.

Возвращаясь к очевидному: развеялась по крайней мере часть тумана насчет захвата института.

Пациент, ждущий его на станции Боза, чем-то для Медуправления важен. Один из немногих избранных, которым разрешено воспользоваться услугами бергманского хирурга. Куда более важен, чем все люди Ананке.

Насколько важен?

Вот этот вопрос стоит того, чтобы его изучить.

Марши завязал потуже пояс халата и пошел к пульту связи. Самое время узнать, кого он должен лечить и зачем. Только не через Медуправление. Он сейчас просто по-дружески позвонит лечащему врачу. Как коллега коллеге.

А потом, когда это будет сделано, он себе позволит чуть-чуть слабенькой выпивки. Не для забвения, а чтобы отметить успех.

В конце концов не каждый же день возвращаешься к частной практике.

— Так что у нас тут гости, док.

Джон Хален был одет в ту же цветастую рубашку, что и вчера, только она извалялась и измялась — наверное, он в ней спал. На щеках и подбородке пробилась щетина по крайней мере двухдневная, а под налитыми кровью глазами обвисли мешки.

— Я им велел проваливать на фиг, — сказал он. — Они разрешения на посадку спрашивать не стали, а просто меня проигнорировали. Как-то раскололи систему управления шахтой приземления и ввалились, как к себе домой. — Он состроил гримасу. — Грубые люди.

Марши восхитился его спокойным тоном. Самому ему хотелось выругаться на чем свет стоит и двинуть по столу чем-нибудь тяжелым из-за такой гадской несправедливости, но он сумел ответить ровным голосом:

— Черт возьми, мне нужно-то было еще всего полчаса.

Он сейчас уже действовал на чистой злости. О поспать вообще речи не было — подходил последний срок, и Марши час за часом просиживал над имеющейся информацией, выискивая любой рычаг, за который можно бы ухватиться. Момент истины был совсем рядом, а Марши был абсолютно еще не готов.

— Постараемся их для вас выиграть, — ухмыльнулся Джон. — Надеемся, кое-какая карта у нас на руках все же есть. Вы действительно думаете, что этот ваш пациент…

— Престон Вальдемар, — подсказал Марши. Лечащего врача на станции Боза звали доктор Рафаэль Моро. Он сообщил Марши имя Вальдемара, но отказался описывать его состояние или вообще давать о нем информацию. От злости, что его подняли среди ночи? Или таков был приказ Медуправления?

— Да, помню я это имя из файла об этих помогающих ручонках. Будем надеяться, что это как раз тот хмырь, у которого хватит власти их отозвать. Кстати, как вы собираетесь его убедить?

Именно эту часть плана он пока еще не позволил себе слишком пристально изучать.

— Любым доступным мне способом. — Он вдохнул, задержал дыхание и медленно выдохнул сквозь зубы. — Вы мне только дайте полчаса, чтобы они за это время не высадились.

Дам.

Ангел заставила себя оторвать взгляд от лица Марши на экране и отвернуться к шкафчику. Там, внутри, был самый верный способ выполнить это обещание.

Самый верный — и самый опасный.

Она хотела помолиться о наставлении, но ее новая личность еще не поняла, верит она в Бога или нет — главным образом потому, что старая личность это слишком хорошо понимала.

Она хотела помолиться о силе, потому что в слабости своей поймала себя на мысли о таком образе действий, который слишком легко может кончиться тем, что серебристая кожа Сциллы замкнется вокруг нее навеки. Потому что сейчас, когда почти настал момент, которого она ждала, Ангел чувствовала себя маленькой, трусливой, совершенно не равной той задаче, что на себя взяла.

Кажется, есть только один способ изгнать страх. И этот способ сделает ее более чем равной той угрозе, которую несут захватчики. Достаточно только протянуть руку — и взять.

Серебряные скобы Сциллы внесли в ящике на зарядных крюках. Они сверкали обещанием силы и целостности. Они все поставят на свои места.

Ангел резким движением сдернула одну с крюка и прицепила к собственной руке.

Скоба тут же отозвалась, включившись, когда ее рецепторы коснулись изрезанной шрамами кожи тыльной стороны левой руки. Показатели состояния поплыли слева в поле зрения ангельского глаза, и биометаллический предмет обвился вокруг предплечья, как живой. Мелькали слова и цифры — встроенные в скобы системы оружия соединялись с электроникой экзота и нервной системой Ангела.

Свойственный Сцилле восторг затаившейся силы пробежал от скобы по руке, гоня страх и сомнения, как волна гонит перед собой мусор. И с этой волной возвращалось радостное ощущение собственной мощи. Радость от мысли, что она может освободить оглушительный взрыв энергии, который закаленную сталь оболочки корабля пробивает как тонкую фольгу. Даже без второй скобы ничто, сделанное из плоти и крови, против нее не выстоит. Захватчики обречены, если она выйдет к ним вот так, с поддержкой оружия Сциллы.

Если она выйдет к ним вот так — став Сциллой.

Тень Сциллы возвращала ей память о силе и уверенности, о чистоте цели. О бесстрашии.

Жить в роли Ангела — это постоянная трясина сомнений, недоумений, желаний. Ангел — создание слабости, беспомощности и бесполезности, удел ее — страх, боль и неудача.

Ангел дала обет никогда никому не причинять вреда, не зная, в каких дьявольских обстоятельствах придется ей оказаться.

Сцилла скосила бы захватчиков, как серп — пшеницу. И ничто не могло бы встать у нее на пути.

Ничто.

И уж меньше всего — хрупкое искусственное создание по имени Ангел. Та, которой стала она теперь. Та, которой он хочет, чтобы она была.

— Нет, — шепнула она, давая мысленную команду, пока еще была в силах. Скоба перешла в резервный режим и неохотно отцепилась, повиснув на руке, как придуманный каким-то богом войны талисман-браслет. Ангел стащила его с руки и вернула на крюк.

В шкафу висел длинный белый халат с капюшоном, который бывший Господин заставил ее надеть для похищения Марши. Она выбрала его вместо куда более опасной ипостаси Сциллы, натянула на себя и туго завязала пояс. Потом закрыла шкаф, оставив в нем верную победу, повернулась и пошла в долгий путь к ангару прилета.