Одним из тех плацдармов, который в это время пытался создать А. И. Солженицын и с которого он собирался идти на «гибель», должен был стать самиздатовский «журнал литературы и общественных запросов». Проект подобного журнала существовала у него давно, но только весной 1971 г. для его осуществления были сделаны конкретные шаги. Проект, по словам Александра Исаевича, «обсуждался уже со многими», «уже и редакционный портфель кое-что содержал» (13), но дальше этого дело не пошло, после чего, по всей видимости, было решено издать имевшийся материал в виде сборника статей, получившего название «Из-под глыб».

А пока готовился новый плацдарм, в Париже на русском языке вышел в свет «Август Четырнадцатого», изданный тиражем 20000 экземпляров (14). 25 июня КГБ поставил ЦК КПСС в известность об этом и препроводил туда аннотацию романа (15). «…в том же году, — пишет А. И. Солженицын, — вышло два соперничающих издания в Германии, затем в Голландии, в 1972-м во Франции, Англии, Соединенных Штатах, Испании, Дании, Норвегии, Швеции, Италии, в последующие годы — и в других странах Европы, Азии и Америки» (16).

Прежде всего на роман обрушились советские средства массовой информации (17). Вызвал он неудовлетворение и среди многих поклонников А. И. Солженицына, что вынужден был отметить он сам: «…уже с „Августа“ начинается процесс раскола моих читателей, потери сторонников, и со мной остается меньше, чем уходит. На ура принимали меня, пока я был по видимости только против сталинских злоупотреблений, тут все общество было со мной. В первых вещах я маскировался перед полицейской цензурой — но тем самым и перед публикой. Следующими шагами мне неизбежно себя открывать: пора говорить все точней и идти все глубже. И неизбежно терять на этом читающую публику, терять современников, в надежде на потомков» (18).

Вместе с тем, на страницах нью-йоркской газеты «Новое русское слово» появилась статья известного в эмигрантских кругах профессора-филолога Н. Ульянова «Загадка Солженицына», в которой он писал: «Произведения Солженицына не написаны одним пером. Они носят на себе следы трудов многих лиц разного писательского склада, разных интеллектуальных уровней и разных специальностей». Отсюда делался вывод, что произведения А. И. Солженицына — это результат творчества литературной мастерской КГБ (19).

Иронизируя по этому поводу, А. И. Солженицын пишет: «С выходом „Августа“ на Западе… появилась статья проф. Н. Ульянова, эмигранта, в „Новом Русском Слове“ — „Загадка Солженицына“: открыл он, что никакого „Солженицына“ в природе нет, это — работа коллектива КГБ, не может один человек так дотошно знать и описывать и тюремные процедуры, и виды онкологического лечения, и исторические военные действия, да еще в каждой книге свой новый язык» (20).

Работа над «Августом» породила у Александра Исаевича сомнения относительно возможности реализации замысла его эпопеи даже в виде отдельных Узлов. Подчеркивая, как долго он шел к этому роману, А. И. Солженицын писал в 1971 г.: «…и собственной жизни, и творческого воображения уже может не достать на эту 20-летнюю работу» (21). Как мы теперь знаем, автору хватило «жизни» на «эту 20-летнюю работу», даже с избытком, а вот завершить ее все-таки не удалось. Значит дело не в «собственной жизни», а «творческом воображении».

Но Александра Исаевича тревожила не только грандиозность начатой им эпопеи, но и возможность дальнейшей ее публикации, если он будет оставаться в СССР. «Постепенно, — пишет он, — сложилось такое решение. Критерий — открытое появление Ленина. Пока он входит по одной главе в Узел и не связан прямо с действием — этим главам можно оставлять пустые места, утаивать их, Узлы выпускаются без них. Так возможно с первыми тремя, в Четвертом Узле Ленин уже в Петрограде и ярко действует, открыть же авторское отношение к нему — это все равно что „Архипелаг“. Итак — написать и выпустить три Узла — а потом уже двигать все оставшееся, в последнюю атаку. По расчетам казалось, что это будет весна 1975 года» (22).

Закончив «Август» и отправив на Запад новый набор фотокопий, А. И. Солженицын получил возможность полностью сосредоточиться над следующим Узлом «Красного колеса». Первоначально он планировал посвятить его военной катастрофе 1915 г., однако затем решил от 1914 г. сразу же перейти к преддверию революции, в связи с чем новый роман получил название «Октябрь Шестнадцатого».

Позднее Александр Исаевич так описывал работу над этим романом: «С марта 1971 началась непрерывная работа над „Октябрем“, конструкция уяснилась быстро, но долго шло накопление материалов, а само писание в 1971 — медленно из-за тяжелой обстановки, травли советскими властями. Но за 1972–1973 уже весь Узел был написан (в Ильинском, Рождестве-на-Истье, Фирсановке) в 1-й редакции, а многие главы во 2-й и 3-й. Лишь ленинских глав было две (окончательно семь) — в то время замысел дальше не шел…» (23).

Если исходить из приведенных строк, получается, что в 1971 г. усилия А. И. Солженицына в основном были сконцентрированы на «накоплении материалов», а работа над текстом нового романа развернулась главным образом в 1972–1973 гг., что представляется вполне логичным. Однако никаких сведений о том, что в 1971 г. он трудился в архивах и библиотеках, обнаружить не удалось. Каким же образом на протяжении этого года «шло накопление материалов», если Александр Исаевич делил время между Жуковкой и Борзовкой?

Ответ на этот вопрос мы находим в «Теленке»: «А разворот „Октября Шестнадцатого“ приносил столько новых запросов, каких предвидеть было нельзя, пиша и выпуская „Август“. Лишь здесь впервые обнаружилось, что надо исследовать не только Первую мировую войну, но — общественные течения России с начала века, и обширную персоналию от монархистов до меньшевиков, и государственную систему, и рабочее движение, и даже полный перечень петербургских заводов с нанесением их на карту города. И многие связанные с этим вопросы, работы и передачи хлынули опять через Люшу. Иногда я ее связывал с теми, кто справки даст, как профессор П. А. Зайончковский, но в большинстве она сама теперь искала пути, выбирала консультантов в зависимости от разнообразных моих вопросов — и даже имен тех консультантов я не знал и не спрашивал (и не знаю, кого благодарить)» (24).

Получается, что А. И. Солженицыну не нужно было рыться в архивах и сидеть в библиотеках. Необходимые ему материалы «хлынули» к нему сами: успевай только их читать и отбирать нужное. В результате Александр Исаевич не только никогда не встречался с теми, кто заваливал его необходимым материалом, но не знал «даже имена» своих «консультантов» (так из скромности он называет тех, кто собирал для него материал).

Как тут не вспомнить версию профессора Н. Ульянова.

После неудачной попытки покончить с собой Н. А. Решетовская на некоторое время уехала к своим друзьям в Великие Луки и вернулась домой только в начале 1971 г. 17 февраля 1971 г. она снова появилась в Москве. На следующий день в ресторане «Минск» состоялась ее встреча с мужем. Произошло объяснение, которое очень трогательно описано Натальей Алексеевной. Во время этой встречи, если верить ей, Александр Исаевич не смог удержать нахлынувших на него чувств и заплакал, при расставании он «продолжал плакать навзрыд» (1). Этим самым Н. А. Решетовская дает понять, что их разрыв имел для ее мужа вынужденный характер.

25 февраля они встретились снова, на этот раз у касс МХАТА. Александр Исаевич повел Наталью Алексеевну на квартиру Чуковских. Но вскоре появилась Лидия Корнеевна и А. И. Солженицын поспешил увести жену. Цитируя «Март Семнадцатого», Н. А. Решетовская писала: «Вот повернулось: скрывать жену как любовницу» (2).

Не позднее 11 апреля Н. А. Решетовская побывала в Ленинграде (3). В то время как Александр Исаевич готовил фотокопии своих рукописей для новой отправки за границу, Наталья Алексеевна на квартире Л. А. Самутина фотокопировала часть своего архива (4). Когда она возвращалась домой, муж встречал ее в Москве на Ленинградском вокзале, впервые с цветами — «с тремя тюльпанчиками» (5).