А пока А. И. Солженицын занимался пьесой, 14–15 октября состоялся Пленум ЦК КПСС, который освободил Н. С. Хрущева от должности первого секретаря Цека и избрал его преемником Леонида Ильича Брежнева. Поскольку Л. И. Брежнев начинал свою карьеру в Днепропетровске и придя к власти стал активно выдвигать на высшие должности своих земляков, получила распространения шутка: историю Россию можно подразделить на три периода: допетровский, петровский, днепропетровский.

Первые сведения о решении Пленума начали циркулировать уже вечером 15 октября. А 16-го в «Правде» появилось официальное сообщение (47). «На другой день, — пишет А. И. Солженицын, — я уже был у Н.И. (Столяровой — А.О.) в Москве». Здесь он сразу же поднял вопрос о необходимости переправить его рукописи за границу. Наталья Ивановна обещала помочь и предложила приехать «снова, к концу октября» (48).

19-го А. Т. Твардовский записал в «Рабочих тетрадях»: «Вчера Оля привезла Солженицына… Излагал четко построенный план укрытия рукописи романа „В круге первом“». Суть этого плана заключалась в том, чтобы сделать вид, будто бы никакого романа не существовало, а то, что фигурировало в документах под названием «В круге первом» представляло собою переработанный и переименованный вариант повести «Раковый корпус» (49). Подобное предложение имело если не провокационный, то по меньшей мере авантюрный характер, так как роман уже обсуждался в редакции «Нового мира», его содержание было известно в ЦК КПСС. Отклонив предложение А. И. Солженицына, А. Т. Твардовский предложил ему до лучших времен забрать роман из редакции. Однако, отмечено в «Рабочих тетрадях», Александр Исаевич не пожелал делать этого, «ссылаясь (смех) на большой объем этих трех экземпляров» (50).

В это время в Москву приехал сын известного русского писателя Леонида Николаевича Андреева (1871–1919) от его брака с Александрой Михайловной Велигорской (1881–1906) Вадим Леонидович (1903–1976). Вместе с ним была и его жена Ольга Викторовна Федорова (1905–1979) — падчерица одного из лидеров партии эсеров Виктора Михайловича Чернова. С 1922 г. В. Л. Андреев находился в эмиграции. Жил в Берлине и Париже. В 1946 г. получил советский паспорт, правда, без права возвращения на Родину. В 1949 г. уехал в Нью-Йорк и как советский представитель работал в издательском отделе ЮНЕСКО. В 1959 г. поселился в Женеве и с 1961 г. трудился в издательском отделе Европейского отделения ООН (51).

К Вадиму Леонидовичу и обратилась Н. И. Столярова с просьбой вывезти за границу рукописи А. И. Солженицына. А когда согласие было получено, она познакомила их «у себя в комнатушке, в коммунальной квартире, в Мало-Демидовском переулке». «31 октября 1964 г., — пишет А. И. Солженицын, — через две недели после воцарения Коллективного Руководства, моя маленькая бомба пересекла границу СССР в московском аэропорту. Она просто лежала в кармане пиджака В.Л.», который вывез за границу «все написанное мною за 18 лет, от первых непримиримых лагерных стихов до „Круга“» (52).

История октябрьского переворота 1964 г. еще ждет своего исследователя. Но уже сейчас очевидно, что против Н. С. Хрущева объединились разнородные силы: и те, кто хотел идти дальше по курсу, намеченному XX съездом партии (назовем их условно либералами), и те, кто, считая этот курс опасным, во многом желал вернуться назад (назовем их условно консерваторами). Отстранение Н. С. Хрущева не означало устранения противоречия между этими силами. Борьба продолжалась.

Имеются сведения, что одним из сторонников либерализации был тогда секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов, который возглавлял в ЦК отдел, курировавший так называемые страны «народной демократии». Если верить этим сведениям, вскоре после смещения Н. С. Хрущева Ю. В. Андропов представил «ёмкую программу» действий, предлагая провести экономическую реформу, расширить демократию и самоуправление, сосредоточить партию главным образом на политическом руководстве, прекратить гонку ракетно-ядерного оружия, вывести СССР на мировой рынок с целью приобщения к новой технологии (1). С этой программой Ю. В. Андропов ознакомил не только Л. И. Брежнева, но и председателя Совета министров СССР А. Н. Косыгина. Однако она не встретила их полной поддержки, правда, по разным причинам (2).

Вскоре после октябрьского Пленума А. И. Солженицын познакомился с Ж. А. Медведевым. «Наша встреча, — писал позднее Ж. А. Медведев, — состоялась в середине ноября… Из переписки и из беседы выяснилось, что Солженицын знает моего обнинского коллегу известного генетика Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского… В Обнинск он переехал только весной 1964 г. для руководства отделом генетики» (3).

Эта встреча позволила А. И. Солженицыну не только восстановить знакомство с Н. В. Тимофеевым-Ресовским, но и заочно познакомиться с братом Жореса Роем, который в это время возглавлял сектор НИИ производственного обучения Академии педагогических наук СССР (4). С 1962 г. Рой Александрович работал над книгой о сталинизме (5), а «с конца 1964 г.» стал «выпускать напечатанный на машинке бюллетень, который вначале не имел названия и обозначался лишь месяцем „издания“. Тираж этого машинописного журнала насчитывал всего 10 или 12 экземпляров и предназначался очень узкому кругу читателей» (6). Это издание, получившее название «Политический дневник», выходило в самиздате до 1970 г. «Р. Медведев сообщил позднее, — пишет Л. Алексеева, — что поставщиками материалов для „Политического дневника“ были несколько его друзей, среди них Евгений Фролов, ответственный работник журнала „Коммунист“ — органа ЦК КПСС»[19] (7).

Отмечая существование внутри КПСС сторонников реформ, Л. Алексеева пишет: «Выразителем этого реформистского направления был Рой Медведев. И Сахаров, и Солженицын в 60-е годы испытали на себе его идейное влияние, имея с ним личные контакты» (8). Если А. Д. Сахаров признавал влияние Р. А. Медведева на собственную идейную эволюцию (9), то А. И. Солженицын категорически отрицает его. «Роя, — утверждает он, — я почти не знал, видел дважды мельком: при поразительном его внешнем сходстве с братом он, однако, был несимпатичен» (10). О том, что их знакомство было шапочным пишет и сам Р. А. Медведев: «Я, — подчеркивает он, — беседовал с Солженицыным всего три раза» (11).

В ноябре-декабре Александр Исаевич находился в Москве (12). Домой он, по всей видимости, вернулся только к дню своего рождения и только после этого снова взялся за перо.

«Всю зиму с 64-го на 65-й — пишет А. И. Солженицын, — работа шла хорошо, полным ходом я писал „Архипелаг“, материалов от зэков теперь избывало» (13). Подтверждая данный факт, Н. А. Решетовская вместе с тем уточняла, что к этому времени работа над «Архипелагом» не отодвинула на задний план все остальное. «Новый год, — писала она, — Александр Исаевич встретил в хорошем внутреннем настроении, работал в то время по двум одинаково дорогим для него направлениям: Р-17 и „Архипелаг“» (14). Из этого вытекает, что А. И. Солженицын мог приступить к работе над «Архипелагом» не ранее середины декабря 1964 г. и что первоначально он пытался совместить работу над ним и будущим романом о революции.

К этому нужно добавить, что на рубеже 1964–1965 гг. его снова стал занимать роман «В круге первом». В декабре он дал прочитать его Н. Д. Виткевичу, а затем впервые со времени переезда последнего в Рязань пригласил его к себе домой для встречи Нового года. По свидетельству Николая Дмитриевича и Натальи Алексеевны, в этот вечер между бывшими друзьями произошла размолвка, после которой А. И. Солженицын забрал у Н. Д. Виткевича свой роман, и больше они никогда не встречались. Н. Д. Виткевич, и Н. А. Решетовская объясняли это тем, что за праздничным столом Николай Дмитриевич позволил себе критически отозваться о произведении своего друга (15). Однако есть основания думать, что причина размолвки заключалась в другом.

Как мы уже знаем, в основу романа были положены события, происходившие в марфинской шарашке. По этой причине некоторые герои были списаны, что называется, с натуры. Так, Л. З. Копелев стал прототипом Якова Рубина, Д. М. Панин — Дмитрия Сологдина, А. И. Солженицын — Глеба Нержина. А в каком образе был выведен в романе Н. Д. Виткевич? Ни Л. З. Копелев, Д. М. Панин, ни А. И. Солженицын не дают ответа на поставленный вопрос. Не удалось мне получить его и от самого Николая Дмитриевича. Зато Н. А. Решетовская заявила, что Н. Д. Виткевич стал одним из прототипов собирательного образа раскаявшегося осведомителя Руськи Доронина (16). Если это действительно так, понять причину разрыва отношений между бывшими друзьями нетрудно.