9 февраля Александра Исаевича оторвала от работы встреча в школе с выпускниками (15), затем почти неделю, с 12-го по 17-е, он провел в Москве (16), здесь, в частности, выступил в Военной коллегии Верховного суда СССР (17). А едва вернулся домой, как дела опять позвали в столицу. 7–8 марта в Кремле состоялась новая встреча руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства (18). А. И. Солженицын был удостоен чести присутствовать и на ней (19).
Не позднее 13 марта он был дома. «В самый день приезда из Москвы, — читаем мы в воспоминаниях Н. А. Решетовской, — Александр Исаевич получил письмо из Банка для внешней торговли. Ему сообщили, что на его имя пришло 75 фунтов из Лондона. Спрашивают: выплачивать в эквивалентах? Или завести счет в „Банке“? Мы предпочли второе» (20). Так у А. И. Солженицына появился личный банковский счет, на который легли первые денежные поступления в иностранной валюте. Тогда же ему была предложена в Рязани трехкомнатная квартира, но он заявил, что имеет право на большую (21).
Поскольку во время встречи с деятелями литературы и искусства прозвучало предложение провести Пленум ЦК КПСС, посвященный вопросам культуры, такое решение было принято, и беспартийный А. И. Солженицын включен в список приглашенных (22). Если верить ему, узнав об этом, он обратился к В. С. Лебедеву с просьбой позволить ему не присутствовать на Пленуме. Одновременно Александр Исаевич пожелал узнать мнение В. С. Лебедева о пьесе «Олень и шалашовка», относительно которой у него возникли разногласия с А. Т. Твардовским (23).
«Я, — объяснял „неихний“ А. И. Солженицын, — хочу еще раз проверить себя: прав ли я или прав Александр Трифонович Твардовский… Если Вы скажете то же, что А. Т. Твардовский, то эту пьесу я немедленно забираю из театра „Современник“ и буду над ней работать дополнительно. Мне будет больно, если я в чем-либо поступлю не так, как этого требуют от нас, литераторов, партия и очень дорогой для меня Никита Сергеевич Хрущев» (24).
Делая такой шаг, А. И. Солженицын надеялся на поддержку ЦК КПСС, но получил отрицательный ответ (25).
Из Москвы он привез пачку писем, которые продолжали поступать на его имя в редакцию «Нового мира». Автор одного из них сетовал на то, что у читателей «Ивана Денисовича» может сложиться впечатление, будто бы главные виновники тяжелого положения заключенных — это конвойные. «Не беспокойтесь, — успокоил его А. И. Солженицын, — никто такого вывод не сделает. Все прекрасно разобрались, что во всем виновата та система произвола, при которой группа Абакумова и Берия сумела ввести бесконтрольное следствие, несправедливые судебные приговоры, неконституционный орган особого Совещания, а места заключения освободить от партийного и общественного контроля» (26).
Тогда же, весной 1963 г., когда Александр Исаевич клялся в любви к Н. С. Хрущеву и заверял его в желании «быть достойным высокого звания советского писателя», в Рязань приехала Н. И. Столярова. В разговоре с ней А. И. Солженицын поинтересовался, не может ли она переправить его рукописи за границу? Наталья Ивановна согласилась (27). Но ее услугами тогда он не воспользовался.
Если обратиться к схеме «Исторические даты», получается, что январь-апрель 1963 г. были заняты работой над «Раковым корпусом» (28). Однако, по свидетельству Н. А. Решетовской, за письменный стол ее муж снова сел только в апреле. Так, характеризуя начало этого месяца, она отмечала: «Александр Исаевич уже забыл когда писал» (29), а упоминая 11 апреля, подчеркивала: «Скоро, скоро начнется у мужа творческая пора» (30).
Отдохнув, ознакомившись с корреспонденцией и ответив на некоторые письма, А. И. Солженицын действительно вернулся к литературному творчеству, но не к «Раковому корпусу». К этому времени его захватил другой сюжет — история, незадолго перед тем произошедшая в Рязани. Один из техникумов должен был переехать в новое, специально строившееся для него здание. Строительство затягивалась, и дирекция техникума обратилась к учащимся с просьбой помочь. А когда здание было возведено, обком партии распорядился передать его создававшемуся в Рязани научно-исследовательскому институту. Такое решение вызвало недовольство не только учащихся, но и преподавателей, однако в обкоме им объяснили, что оно было принято «для пользы дела».
Именно так и назвал свой новый рассказ А. И. Солженицын (31). Для работы над ним он решил уединиться в деревне. «15 апреля после обеда, — вспоминала Н. А. Решетовская, — я проводила мужа к автобусу в Солотчу» (32). Через полторы недели Александр Исаевич сообщил, что «первую редакцию рассказа» уже закончил (33), а 17 мая отправил его в «Новый мир» (34).
18-го в Солотчу приехала Наталья Алексеевна (35). Тогда же сюда нагрянул В. Л. Теуш, решивший писать исследование об «Иване Денисовиче» (36). Отдохнув полторы недели, Александр Исаевич и Наталья Алексеевна вернулись домой (37), откуда 2 июня А. И. Солженицын уехал в столицу (38). Здесь он обратился к В. Т. Шаламову с просьбой познакомиться с его рассказом «Для пользы дела»: «Я, — заявил он, — считаю Вас моей совестью и прошу посмотреть, не сделал ли я чего-нибудь помимо воли, что может быть истолковано, как малодушие, приспособленчество» (39).
Доработав рассказ с учетом сделанных замечаний и передав его 6 июня в редакцию «Нового мира», Александр Исаевич в тот же день отправился в Переделкино (40), где состоялось его знакомство с К. И. Чуковским. «Сегодня, — записал Корней Иванович в дневнике, — был у меня Солженицын. Взбежал по лестнице легко, как юноша. В легком летнем костюме, лицо розовое, глаза молодые, смеющиеся. Оказывается он вовсе не так болен, как говорили» (41).
Окрыленный успехами, А. И. Солженицын решил вернуться к своей пьесе «Свеча на ветру» и 8 июня на одной из московских квартир организовал ее чтение для своих поклонников, но и на этот раз она не произвела впечатления на слушателей.
12-го пришла верстка рассказа «Для пользы дела» (42), в седьмом, июльском номере журнала он пошел к читателям (43). Оценивая позднее данную публикацию, Александр Исаевич писал: «В этом рассказе я начинал сползать со своей позиции, появились струйки приспособления» (44).
А пока этот номер журнала печатался, А. И. Солженицын решил вернуться к возникшему еще до войны замыслу романа о революции (45) и с этой целью 14 июня вместе с Натальей Алексеевной поехал в Ленинград, 16-го он впервые переступил порог Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (46). Однако полностью сосредоточиться на работе в ней ему не удалось. Отвлекали встречи, культурные мероприятия.
Из числа тех, с кем встречался Александр Исаевич, можно назвать доцента Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена филолога Ефима Григорьевича Эткинда, его жену Екатерину Федоровну Зворыкину и Елизавету Денисовну Воронянскую, ставшую затем одной из его верных и бескорыстных помощниц (47).
Пробыв в Ленинграде три с половиной недели, Александр Исаевич и Наталья Алексеевна 9 июля «ночным автобусом» отправились в Тарту (48). «Из наводнения писем после „Денисовича“, — пишет А. И. Солженицын, — однажды выловил я и драгоценное письмо Арнгольда Сузи: вся семья его побывала в сибирской ссылке, лишь вот недавно разрешили им вернуться, и то без городской прописки, где-то на хуторе под Тарту жили они, и жена умирала от рака. Летом 1963 г. мы и увиделись в Тарту… Жена его уже умерла, сам он приехал на встречу с хутора, сын его Арно перебивался в Тарту, не имея квартиры, а дочь Хели приехала из Таллина… Арно уже женат, а Хели с маленьким сыном… только старшего брата Хейно не хватало: отступил с немцами, а сейчас уже жил в Штатах» (49).
После Тарту — Рига, взморье, два хутора и обратная дорога в Москву (50).
В столицу Солженицыны вернулись 26 июля. В тот же день Александр Исаевич встретился с В. Т. Шаламовым, который затем сделал следующую запись о нем. «Приехал из Ленинграда, где месяц работал в архивах над новым своим романом… Бодр, полон планов» (51). Как мы знаем, в Ленинграде А. И. Солженицын провел 25 дней, в архивах не был, а в библиотеке работал лишь урывками. Однако окружающим этого знать не полагалось.
