Что бросается в глаза в этих объяснениях? Прежде всего то, что ни В. В. Орехов, ни А. И. Солженицын вообще не назвали московский адрес и не дали точных пражских адресов, по которым шла переписка. Не указали они ни название того учреждения, которое располагалось в Праге на улице Революция и которое использовался для переписки с Отакаром Горским, ни номера его телефона. Удивительно и то, что ни В. В. Орехов, ни А. И. Солженицын не опубликовали тексты писем, которыми они обменивались.
Но допустим (и это вполне вероятно), что вся переписка от начала до конца была мистифицирована КГБ. С какой же целью? Что касается «материалов по Первой мировой войне», то их получение трудно было поставить в вину лауреату Нобелевской премии. Может быть, его хотели «уличить» в связях с зарубежными спецслужбами? Но тогда почему вплоть до его высылки за границу этот замысел так и не был реализован? Получается, что переписка должна была сыграть свою роль уже после «выдворения» А. И. Солженицына за границу. Но какую? Снова напрашивается мысль об имитации борьбы с писателем. Причем в том письме, с которым А. И. Солженицын обратился в редакцию журнала «Тайм» бросаются в глаза следующие слова: «Именно потому, что этот случай строится на графологической подделке моих писем и такой прием может повториться в будущем, я и прошу „Tайм“ оповестить о нем читателей сопроводив фотоиллюстрациями» (27).
Действительно прошло немного времени и весной 1976 г. на свет появился так называемый донос «Ветрова» 1952 г. Как уже отмечалось в нем тоже был искусно подделан солженицынский почерк. Удалось обнаружить только расхождение в написании буквы «д». Зато в содержании доноса имелось две грубые ошибки, о чем уже шла речь ранее. Итак, с одной стороны, знакомство с почерком свидетельствует, что донос готовили мастера, с другой стороны, мастера обязательно бы прочитали «Архипелаг» и по этой причине не допустили бы названные ошибки.
Более того, если бы в данном случае действительно преследовалась цель дискредитации А. И. Солженицына, то после его возмущенного письма начатая кампания не прекратилась бы. «Донос» обязательно был бы опубликован, для обоснования его достоверности могли «обнаружиться» другие подобные же «документы», появились бы необходимые «свидетели» и т. д. Однако КГБ на удивление замолчал. И хотя в 1978 г. «донос» был напечатан гамбургским журналом «Нойе политик», но снова без должного информационного сопровождения (28).
Тогда же, как мы знаем, увидела свет книга Т. Ржезача «Спираль измены Солженицына». Если до недавних пор можно было лишь предполагать, кто его инспировал, то теперь об этом мы можем судить на основании документов. Вот один из них — письмо заместителя председателя КГБ при СМ СССР С. К. Цвигуна в ЦК КПСС от 17 января 1977 г.: «Комитетом государственной безопасности проводятся мероприятия по дальнейшей дискредитации СОЛЖЕНИЦЫНА перед мировой и советской общественностью. В этих целях, в частности, подготовлена рукопись публицистического характера (прилагается), автором которой является чехословацкий журналист Т. Ржезач». Далее сообщались сведения о Томаше Ржезаче и прилагалась аннотация на его книгу, которая имела «условное название» «Это не биография писателя, а протокол вскрытия трупа предателя»[55] (29).
Сначала книга Т. Ржезача появилась в Италии (30), затем — в Советском Союзе (31). Рассматривалась возможность ее переиздании здесь массовым тиражом. Но затем от этой идеи отказались (32), а первое издание было реализовано таким образом, что книга оказалась совершенно недоступна обычному читателю.
Куда же она пошла? Оказывается семь из десяти тысяч экземпляров были переданы КГБ. Остальная часть тиража «направлена через книжную экспедицию Управления делами ЦК КПСС членам ЦК КПСС, кандидатам в члены КПСС, членам Центральной ревизионной комиссии КПСС, заведующим и заместителям заведующих отделами ЦК КПСС, заведующим секторами, руководителям групп консультантов и консультантам отделов оргпартработы, пропаганды, науки и учебных заведений, культуры, международного, Отдела ЦК КПСС и Отдела внешнеполитической пропаганды, лекторам Отдела пропаганды ЦК КПСС, секретарям ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов, Московского, Ленинградского и Киевского горкомов КПСС, заведующим отделами пропаганды, науки и учебных заведений, культуры, руководителям лекторских групп, республиканскими, краевыми и областными домами политического просвещения (включая Москву, Ленинград и Киев), начальнику Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского флота и его заместителям, Комитету партийного контроля при ЦК КПСС (председателю, заместителям и членам Комитета), редакторам и членам коллегий газет, журналов и издательств ЦК КПСС, а также руководителям и работникам других центральных идеологических учреждений и ведомств по списку, согласованному с Отделом пропаганды ЦК КПСС, Отделом внешнеполитической пропаганды и Общим отделом ЦК КПСС» (33).
Только один экземпляр этой книги оказался в Государственной публичной библиотеке им. В. И. Ленина, причем в Отделе для служебного пользования. В результате этого книга была почти недоступна не только массовому читателю, но и специалистам. Может быть это было связано с нагромождением ошибок и нелепостей в книге Т. Ржезача? Нет, оказывается, заказчик остался доволен выполненной работой и участвовавшие в ней чекисты были даже отмечены наградой (Солженицын А. И. Потёмщики не ищут света // Комсомольская правда. 2003. 23 сентября).
Это наводит на мысль, что донос и книга Т. Ржезача были запущены в обращение или для шантажа А. И. Солженицына, или с целью имитации борьбы с ним, или же для того, чтобы дискредитировать появившиеся слухи о его связях с КГБ и тем самым бросить тень подозрения на любые попытки разобраться в данном вопросе.
Весьма своеобразный характер имела и другая акция КГБ, связанная с дискредитацией А. И. Солженицына — распространение версии о его связях с ЦРУ. За рубежом она была облечена в форму художественного произведения, вышедшего из-под пера члена ЦК СЕПГ Генри Тюрка и не получившего распространения ни у на Западе, ни у нас (34). В нашей стране нашла отражение в книге Н. Н. Яковлева «ЦРУ против СССР» (35). Причем, несмотря на то, что она имела заказной характер, КГБ не предоставил автору никаких разоблачительных материалов. Поэтому почти все внимание автора было сосредоточено не столько на связях А. И. Солженицна с ЦРУ, сколько на характеристике его личности.
Готовилось еще несколько книг против А. И. Солженицына (36), но они почему-то так и не увидели свет (37).
Сказать, что КГБ ничего не делал в отношении А. И. Солженицына было бы не совсем точно. Однако характеризуя эту деятельность советской власти, Александр Исаевич констатирует: «…сколько ни били по мне, только цепи мои разбивали» (38).
Действительно, пишет В. Н. Войнович, «чем круче с ним боролись, тем больше он укреплялся, и мы, жители того времени, с удивлением наблюдали, как государство, которое еще недавно потопило в крови Венгерскую революцию, раздавило танками Пражскую весну, в стычке у острова Даманский проучило китайцев, с ним, одним-единственным человеком, ничего не может сделать» (39).
Что хотел выразить этими словами автор: восхищение, удивление или сомнение? После того, что мы имели возможность увидеть, о восхищении не может быть и речи. Не представляется убедительным и удивление. Остается одно — сомнение. Сомнение в том, что государство не могло ничего поделать с писателем-бунтарем.
Это сомнение представляется совершенно обоснованным. Но в таком случае бездействие государства следует рассматривать не как свидетельство его неосведомленности, не как не показатель растерянности и слабости, не как проявление непрофессионализма, а как отражение особой политики. Если правительство ничего не делало в отношении А. И. Солженицына, чтобы парализовать его деятельность в СССР, значит, так было нужно. А так могло быть нужным только в двух случаях: а) если КГБ был заинтересован в развитии диссидентского движения и А. И. Солженицыну отводилась роль его катализатора или же б) если КГБ, преследуя подобные, а может быть и другие цели, вводил в это движение своего человека.
