— Мой сын только что приехал и, вероятно, ищет вас… — снова перебила его Екатерина Николаевна.
Ей, видимо, не удавалось подавить в себе досаду. Долинский с почтительным поклоном вышел из гостиной. Любовь Аркадьевна схватила руку матери и хотела сказать что-то, но та перебила ее и холодно проговорила:
— Я найду средство положить конец этим ухаживаниям…
Мать и дочь вышли в залу.
Когда Долинский выходил из гостиной, он наткнулся на Неелова, который, хихикая, перешептывался с бароном Гемпелем.
Сергей Селезнев действительно искал его.
Он очень любил своего друга детства — Долинского — и даже был обязан ему спасением жизни, когда они оба, катаясь по Неве, протекавшей в имении Селезнева, верстах в тридцати от Петербурга, упали из опрокинувшейся лодки, и Сергей Селезнев, не умея плавать, стал тонуть.
Они дружески поздоровались.
Долинский был очень рассеян. Он думал только о ней, и горькое сомнение волновало всю его душу.
Вдруг Любовь Аркадьевна легко и весело пролетела мимо него в вихре вальса с высоким изящным господином.
Долинский вспыхнул и даже не узнал Неелова, с которым только что познакомился.
— Знаешь ты этого молодца, который танцует с твоей сестрой? — спросил он своего друга.
— Это Неелов.
— Неелов? Ты близко с ним знаком?
— Нет. Он познакомился с нами недавно и был всего несколько раз с визитом. Если хочешь, я вас познакомлю.
— Благодарю. А что он из себя представляет? Богатый он?
— Я думаю, что нет.
— Чем же он живет? Служит где-нибудь?
— Нет! Живет, как все дворянские сынки, — играет.
— Так значит, он игрок?
— Не знаю, но играет он замечательно счастливо!
— А вообще, что он за человек?
— В обществе про его похождения говорят много: про его удачи, про его счастье. Везет ему во всем — на скачках выигрывает именно та лошадь, на которую он ставит… Совершенная противоположность его друга — Савина…
— Савина… Это тот, который был раздавлен железнодорожным поездом за границей во время его бегства?
— Откуда ты… Разве ты не читал сегодняшних французских газет? Он снова уже судится в Брюсселе… Да и ранее было известно, что он задержан в этом городе.
— Как же это?
— Да так, оказывается, что он очень удачно выпрыгнул из вагона в туннеле, бежал в Бельгию и переименовался маркизом…
— Значит, и ему везет…
— Ну, не очень… Теперь опять попался и, конечно, не выпутается…
— Может быть, он хочет жениться на твоей сестре?
— Кто? Савин? — спросил, смеясь, Селезнев.
— Какой там Савин? Что мне за дело до него, я говорю об этом Неелове.
— Думал, но получил решительный отказ от отца и принял, как кажется, совершенно спокойно.
Долинский решил ближе познакомиться с этим человеком.
Любовь Аркадьевна стояла с Нееловым в оконной нише и о чем-то очень оживленно разговаривала.
Сергей Павлович молча наблюдал за ними.
«Неужели она любит его? — думал он. — Игрока? Может быть, даже шулера?»
«Бедная Люба, — продолжал он размышлять, — ты будешь самая несчастная женщина, если полюбишь его! Лучше уж пойти за старого графа».
В роскошных залах банкира Алфимова собралось много из наших старых знакомых.
Тут были Михаил Дмитриевич и Анна Александровна Масловы и неразлучная с нею Зиновия Николаевна Ястребова.
Алексей Александрович приехал несколько позднее, прямо из редакции.
Он-то и привез с собою корректурный оттиск перевода статьи из «Indépendance Belge» судебного отчета по делу Николая Герасимовича Савина в Брюсселе.
Весь кружок Масловых, знавший и помнивший Савина, сгруппировался около Ястребова в маленькой гостиной, еще недавнем месте разрушенного свидания Долинского с Селезневою.
— Теперь попался, быть бычку на веревочке, — говорил Алексей Александрович.
— Едва ли, не таков он… Посмотрите, опять убежит… — заметил Михаил Дмитриевич.
— Трудновато, теперь за ним будет глаз да глаз… Да я не понимаю, с чего ему бегать?.. Ведь ты же говорил, Леля, что здешние его дела окончатся пустяками, что его должны оправдать? — заметила Ястребова.
— Так-то, так, да не хочется в тюрьмах сидеть, да по этапу шествовать. А кроме того и расстаться с хорошенькой женщиной… По описаниям газет, эта Мадлен де Межен положительно красавица, — отвечал Ястребов.
— Счастлив он на баб, — произнес Маслов.
— Ишь, вашего супруга зависть берет, — пошутил Алексей Александрович, обращаясь к Масловой.
— За Мишу я спокойна… Не валите вы с больной головы на здоровую.
Алексей Александрович Ястребов, действительно, не отличался верностью своей жене, но она как благоразумная женщина не обращала на это большого внимания и даже заступалась за мужа.
— Вы не обижайте моего Лелю, — вступилась Зиновия Николаевна и теперь, — он не виноват, что все женщины от него без ума…
— Уж и все… Исключите хотя мою Аню, — засмеялся Маслов. — Шутки в сторону, — продолжал он, — вы думаете, его выдадут России?
— Без всякого сомнения, ведь он здесь обвиняется в общеуголовных преступлениях — разорвании векселя и поджоге… Это ведь только заграничные газеты провозгласили его главой русских нигилистов и вожаком революционного движения в России.
К группе разговаривающих подошла под руку с Нееловым вся разгоревшаяся от танца Серафима Николаевна Беловодова. Им передали известие о Савине.
— Так значит, он жив? — воскликнула Симочка.
— Значит… — с улыбкой заметил Ястребов.
Неелова не поразило это известие, он уже раньше читал, как и другие, об аресте Николая Герасимовича в Брюсселе.
— Выпутается, не из таковских, чтобы дать себя облапошить, — уверенно произнес он.
— Нет, теперь, кажется, ему крышка! — пробормотал Алексей Александрович.
Симочка оставила руку своего кавалера и пошла разыскивать своего мужа.
Андрей Андреевич вертелся около Матильды Руга и Маргариты Гранпа, которая была тоже тут и сияла своим ослепительным декольте.
По занятиям театрального агента ему был знаком весь театральный мир.
Судьба Беловодовых изменилась к худшему.
На табачной торговле они, благодаря Андрею Андреевичу, прогорели.
Беловодов забирал всю выручку и прокучивал ее с приятелями, а по субботам — дням расплаты с поставщиками — исчезал с самого раннего утра из магазина, предоставляя жене вертеться и изворачиваться перед настойчивыми кредиторами.
Молодая женщина рассыпалась в уверениях скорой уплаты и в сетованиях на плохие дела и первое время умела умилостивить поставщиков, но всему бывает конец, наступил конец и их терпению, и они перестали отпускать товар.
Кредит прекратился — торговля рушилась.
Беловодовы закрыли магазин.
Андрей Андреевич снова пустился в театральную агентуру, которая, хотя и не давала больших заработков, но зато представляла из себя веселую и разнообразную деятельность.
Семья перебивалась с хлеба на квас, но супруги не унывали.
Такая жизнь была в натуре этих современных супругов.
Хоть есть нечего, да жить весело — вот девиз, который был одинаково по душе как Андрею Андреевичу, так и Серафиме Николаевне.
Маленькая помощь родственников Симочки не давала им умереть с голоду, а из получаемых от тех же родственников обносков молодая женщина умела делать себе такие туалеты, что не было стыдно появиться в них даже на балу банкира Алфимова.
В его дом Андрей Андреевич Беловодов проник сам и ввел жену через Матильду Руга, при которой состоял в качестве комиссионера.
Разыскавши мужа, Симочка передала ему, что слышала о Савине.
— Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить, — резко ответил пословицей Беловодов.
Имя Николая Герасимовича приводило его в раздражение.
Вглядываясь в черты лица своей старшей белокурой дочери, он более и более догадывался о том, что делала его жена на даче Хватова в то время, когда он пешком шагал в Петербург, зарабатывая триста рублей.
Бал между тем был в полном разгаре.
