Нельзя забывать и другие моменты. Имел ли место кризис принесения обетов и вступления в орден? А. Дж. Форей указывает на совпадение падения количества дарений и земельных покупок, с одной стороны, и уменьшение числа соглашений о вступлении в собратство ордена Храма — с другой. Допустим. Но ведь даже накануне ареста тамплиеров в орден все еще принимали новичков. Красноречивым свидетельством может служить средний возраст братьев из Лериды, которых допрашивали в 1310 г.: восемнадцати сержантам исполнилось примерно по двадцать семь лет, а восьмерым рыцарям — меньше двадцати. В Париже среди схваченных и допрошенных в 1307 г. тамплиеров одному было семнадцать лет, а другой надел орденский плащ 16 августа 1307 г.

Эти примеры слишком разрозненны, чтобы можно было сделать какой-либо вывод. За исключением одного — будем осторожны, прежде чем показывать пальцем на тамплиеров. Без сомнения, они были непопулярны — но не больше, чем все остальные.

В XIII в. положение латинских государств стало критическим: королевская власть показала себя несостоятельной; все сильнее ощущалось засилье государств Западной Европы, что, однако, мало способствовало разрешению проблем Святой земли. Соперничающие группировки: итальянские общины, бароны, агенты западноевропейских королей, духовенство и военные ордены, — безнаказанно ссорились и нападали друг на друга, утрачивая общность перед лицом мусульманского мира, которому, к счастью для латинян, не удалось надолго сохранить свое единство. Латинские государства утратили инициативу.

Военные ордены оставались единственной организованной силой, но и их положение было незавидным. Хранители идеалов крестового похода в то самое время, когда он утратил популярность в Западной Европе, ордены не могли позволить себе разочаровать полных воинственного пыла крестоносцев, прибывавших с Запада, но были вынуждены постоянно их сдерживать, чтобы не нарушить соотношение сил на Востоке. Могущество рыцарей-монахов росло; они оставляли на полях сражений свои лучшие войска и тратили колоссальные суммы на оборону границ. Тем не менее они служили мишенью для всех критиков. На Западе их без всякой последовательности упрекали за надменность и осторожность, непомерные богатства (кому они предназначались?) и корыстолюбие, суровость и предательство. Я говорю именно «ордены», а не только орден Храма. Сложные отношения между орденами еще увеличивали сумятицу.

Я не собираюсь пересказывать историю крестовых походов и латинских государств в XIII в.,[339] а лишь на нескольких примерах покажу, как тамплиеры (и прочие) пользовались своей властью.

Как мы уже видели, вернув свободу Ги де Лузиньяну и Жерару до Ридфору в 1188 г., Саладин посеял раздоры в Тире, оплоте латинян, поскольку новый правитель этих мест, Конрад Монферратский, отказался впустить короля и магистра в город. Мы знаем, какова была реакция Ги — он отправился осаждать Акру. Латиняне снова взяли инициативу в свои руки и определили цель Третьего крестового похода. Император Фридрих I так и не достиг Акры, утонув в Малой Азии. Но короли Филипп Август и Ричард Львиное Сердце находились под стенами города 12 июля 1191 г., когда он сдался. Король Франции вскоре уехал на Запад, в то время как Ричард при поддержке орденов тамплиеров и госпитальеров занялся завоеванием прибрежных городов. По совету орденов он отказался от намерения отвоевать Иерусалим, поскольку у латинян все равно не хватило бы сил его удержать под своей властью.

Два короля попытались урегулировать спор между Ги и Конрадом, ставкой в котором служила судьба иерусалимской короны. По этому случаю военно-монашеские ордены превысили свою привычную роль исключительно военных советников. Оказавшись в центре органов власти, они стали основополагающей частью «государственной машины».[340] Их вмешательство имело определяющее знач<> ние в разрешении этого династического кризиса.

Ги де Лузиньян являлся королем-соправителем своей жены Сибиллпы. Конрад оспаривал законность его прав, возлагая на него ответственность за разгром при Хаттине. Сам он спешно женился на младшей сестре Сибиллы, Изабелле. Ордены достаточно быстро примкнули к одной или другой партии: орден Храма, вслед за своим магистром Ридфором, решительно встал на сторону Лузиньяна, в то время как госпитальеры оказывали умеренную поддержку Конраду Монферратскому. Прибытие Филиппа Августа и Ричарда все изменило: первый поддержал Конрада, а второй — Лузиньяна. Ордены сделали разворот на сто восемьдесят градусов, и в результате храмовники перешли в партию Филиппа и Конрада, а госпитальеры — Ричарда и Лузиньяна.

Однако орден Храма не во всем соглашался с Филиппом Августом: новый магистр Роберт де Сабле происходил из Ле-Мана, а следовательно, являлся вассалом Ричарда. Он протестовал, когда сразу после капитуляции Акры Филипп Август остановился в резиденции тамплиеров: храмовники сами намеревались вновь обосноваться в этом здании. Напротив, Ричард отплыл из Святой земли на корабле ордена Храма и под охраной тамплиеров, «которые проводят меня, как будто я сам — храмовник, до моей страны».[341] На самом деле, ордены напрасно старались примирить Ричарда и Филиппа.

Соперничество между Конрадом Монферратским и Лузиньяном закончилось только в 1192 г.: Конрад стал королем Иерусалима, а Ги получил Кипр. Однако в том же году новый иерусалимский государь пал от рук убийц. С согласия орденов, его вдова Изабелла, последняя наследница династии Фулька Анжуйского, вышла замуж за Генриха Шампанского (1192–1197). В 1197 г., когда Генрих умер, тамплиеры и госпитальеры воспротивились притязаниям на корону палестинского барона Рауля Тивериадского, сочтя его слишком бедным. Торта Изабелла стала женой Амори де Лузиньяна, брата Ги. После его смерти в 1205 г. ордены посоветовали просить Филиппа Августа выбрать супруга — а следовательно, короля — для дочери Изабеллы, Шарии. Король Франции предложил кандидатуру Жана де Бриенна, шампанского рыцаря, который стал последним настоящим иерусалимским королем (1205–1225).[342]

Таким образом, в Иерусалиме ордены спорили из-за личностей, но политику вели общую, заключавшуюся в объединении вокруг законного короля.

В это самое время в Антиохии началась война за наследство (1201–1216). Это северное княжество, которым правил Боэмунд III, почти мирно уживалось с мусульманами Алеппо, но непрерывно враждовало со своими соседями, армянами Киликии.[343] Король Киликии Лев III являлся вассалом Боэмунда, но стремился изменить феодальные отношения и подчинить себе княжество Антиохийское. У Боэмунда III было два сына: старший, Раймунд, должен был унаследовать трон Антиохии, а младшему, Боэмунду, принадлежало графство Триполи.

Образовались три заинтересованные группы. Лев мог рассчитывать на поддержку баронов Антиохии, как армянского, так и смешанного франко-армянского происхождения. В 1191 г. он завладел Баграсом (или Гастоном), древней крепостью тамплиеров, которую в свое время захватил, а затем разрушил и забросил Саладин. Для Киликии она являлась ключом к Антиохии. Против Льва выступил орден Храма, владевший несколькими замками в Киликии (в том числе Рош-Гильомом) и потребовавший Баграс обратно,[344] и латиняне-горожане, жившие в Антиохии, которые в 1194 г. создали коммуну,[345] были готовы воспрепятствовать установлению армянского владычества над городом — как в свое время отказались подчиниться византийцам. Между этими двумя группировками находились умеренные, сплотившиеся вокруг князя Антиохии Боэмунда. Боэмунд склонялся к миру с Киликией и пользовался поддержкой Генриха, иерусалимского короля, и папы, который опасался сделать неверный шаг и тем самым поставить под угрозу уже почти достигнутое соглашение о присоединении армянской Церкви к Риму. Умеренные одобряли женитьбу Раймунда, старшего сына Боэмунда, на дочери Льва. От этого брака впоследствии родился Раймунд Рупен. Раймунд умер, а вслед за ним Боэмунд III: в 1201 г. младенец Раймунд Рупен стал князем Антиохийским под опекой своего двоюродного деда Льва. Горожане восстали и открыли ворота Боэмунду Триполий-скому, провозгласившему себя князем под именем Боэмунда IV.