*

Михаил Белозеров

Дорога мертвецов

Посвящается сталкерам клуба ‘Странник’.

Глава 1. Беглец

Он даже сразу не понял, что их линчевали. Вначале обстреляли, а потом выдернули тех, кто остался жив, и принялись избивать прикладами – с чувством, с толком, расстановкой, словно получали удовольствие.

Он уже потом сообразил, что пост был фальшивым и что это не современные полицейские, а из той, из прошлой войны, со значками УОА , вооруженные старыми винтовками. Экзекуцией управлял брезгливый эсесовец с тонкими губами, а ему помогали пожилой ефрейтор и два рядовых, вооруженные ‘шмайсерами’.

Его-то ударили всего раза два, но так, что он волчком завертелся на дороге, и только после этого бросился бежать.

– Гляди!.. Гляди!.. – кричали ему в след с удивлением, – як заяц!..

И выстроившись вдоль дороги, стали пачками палить почем зря. Но это только подстегивало его. Едва коснувшись земли, он совершал такой резкий бросок в сторону, что почти летел над землей, вот-вот готовый упасть, что означало бы конец. Но почему-то не падал. Стебли сухой травы стегали его по ногам, пальцы кровоточили, ногти были содраны о камни, но он не замечал боли.

Вначале они стреляли лениво. Немцы даже – поверх головы, полагая, что он не пробежит и двух десятков метров. Но те, кто стреляли прицельно, вначале удивились, а потом их охватил азарт, потому что беглец словно чувствовал их. В тот момент, когда они нажимали на курок, – совершал такой неимоверный зигзаг, что пули ложились в метре от него. Вот тогда-то они и принялись стараться вовсю ивановскую, на пари, но только зря тратили патроны. И первый раунд он выиграл.

Тогда они спустились в поле и борзо побежали вслед. Но сразу потеряли то преимущество, которое имели на дорожной насыпи. Кустарник и трава скрадывали беглеца. А метко стрелять на звуки они не умели, да и пули рикошетили от веток.

Эту первую паузу, которую ему подарили, он использовал с лихвой. Не раздумывая, бросился в колючие заросли акации. Прошел сквозь них, как слон сквозь траву, разорвав в клочья джинсовую куртку, но всего лишь расцарапав плечо, и, выскочив на склон крутого оврага, скатился вниз, сломав с полдюжины молодых кленов, а затем в три прыжка преодолел стенку оврага.

Тогда-то они его и заметили, и снова принялись палить, хотя расстояние было большое. Но в тот момент, когда беглец взобрался наверх, закричали:

– Ура!

Потому что беглец упал, и они решили, что подстрелили его. Многие из них тоже сгоряча скатились в овраг. И только оказавшись на дне его, поняли, какой он глубокий и какие крутые у него склоны. Те же, кто предпочли его обежать, только потеряли драгоценное время. А когда все же добрались до того места, где упал беглец, то там никого уже не было, как не было и следов крови.

Тогда полицаи во главе с эсесовцем развернулись в цепь и принялись прочесывать лес по всем правилам облавы.

– Дальше Зоны все равно не уйдет! – говорили они, беззлобно посмеиваясь.

– Куда ж ему деваться! – соглашались другие. – Все одно – Зона!

Это слово они выговаривали с оглядкой, словно речь шла о Боге, которого нельзя было дразнить. Даже немцы, которые с презрением относились к полицаям, при слове Зона вытягивались и щелкали каблуками.

– Шнель, шнель… – лениво командовал эсесовец, поигрывая ‘вальтером’ в руках. – Догоним этого молодца и шкуру спустим. Заставил, стервец, бегать!

Его хромовые сапоги были в грязи. Ромашки оставили на бриджах желтую пыльцу. Да и воротничок кителя взмок. А в остальном этот сухой, лощеный офицер ничуть не изменился, словно пробежка по лесу была для него привычным делом.

К этому времени беглец миновал лес и выскочил на широкое холмистое поле. Если лес, из которого он выбежал, был диким и заросшим – дальше некуда, то лес по ту сторону поля, вообще, был темен и мрачен, с гниющим валежником, ржавыми болотами без кочек и с ручьями, скрытно текущими под папоротниками. Конечно, беглец этого не мог видеть, но ощутил, словно в нем проснулось шестое чувство.

Он не оглянулся, хотя слышал преследователей и знал, что даже если побежит изо всех сил, то все равно не успеет пересечь поле и скрыться в лесу. Не рассуждая ни мгновения, он бросился по прямой к ближайшему холму. Несколько раз он едва не упал, потому что поверхность поля была неровной и под белесо-зеленой травой скрывались промоины и кочки. Над проплешиной холма в небо поднимался столб горячего воздуха. Пахнуло серой, как будто в преисподней.

Беглец почти уже добежал до холма, чтобы укрыть за ним, когда полицаи наконец появились из леса и стали стрелять.

‘Бух! Бух!’ – били винтовки, но как-то вяло, вразнобой. ‘Шмайсеры’ же вообще почему-то молчали. И хотя беглецу снова пришлось бежать зигзагами, он невольно оглянулся: офицер стоял поодаль ото всех и что-то втолковывал своим солдатам. Одни немец побежал по правому флангу, второй – по левому, часть полицаев побежала прямо, а часть осталась стоять у кромки леса и продолжала стрелять, чтобы притормозить беглеца.

– Куда, болван, куда-а-а! – задумчиво произнес офицер, глядя, как, петляя, улепетывает беглец, и в глазах у него промелькнуло любопытство.

– Господин капитан, может быть, подстрелить его в конце концов? – поинтересовался ефрейтор, у которого под носом на загорелом лице белела щеточка седых усов.

– Гоните его на проволоку! – отрезал капитан. – Где и возьмем.

– Там же мины?!

Впрочем, голос у ефрейтора был равнодушен, как у всякого профессионала, исполняющего служебный долг.

– Ну, значит, такова судьба, – пожал плечами капитан и ступил на поле.

Беглецу удалось миновать холм и скрыться за ним. Теперь он мчался по прямой так, что в ушах свистел ветер, и ни разу не оглянулся, чувствуя, что его поджимают с флангов. Он не понял задумки преследователей, а из последних сил пытался добежать до спасительного леса.

Однако все же добежал и не только потому что очень старался, а еще и потому что полицаи почти не стреляли, а если и стреляли, то почему-то в воздух, и уже не бежали, а просто шли, растянувшись дугой и добродушно посмеиваясь. Однако, не дойдя метров ста до леса, остановились и принялись кричать:

– Эй, дурень! Вертайся!

– Мины там… Мины!

– Едрить твою налево! – удивлялись они.

– Вот олух царя небесного?!

Его ждало разочарование, потому что выскочив на перепаханную полосу, он увидел перед собой проволочный забор под напряжением, а за ним еще один, пониже, тоже с проволокой и изоляторами. Казалось, что они даже гудели, как сто тысяч гнезд шершней.

– А ведь уйдет… – произнес ефрейтор, не веря самому себе, и вопросительно посмотрел на капитана.

Капитан пожевал губами, хотел высказаться насчет этих проклятых мин, а потом скомандовал:

– Ну так чего вы стоите?! Стреляйте! Стреляйте!

– Внимание! – крикнул ефрейтор, глядя направо и налево. – Огонь на поражение! Пли!

Как беглец это сделал, он и сам не понял. Если бы он задумался хоть на мгновение, у него бы ничего не вышло. Со стороны это выглядело так, словно он взлетел. На самом деле, он все же один раз коснулся самого нижнего изоляторы. Правда, и этого оказалось более чем достаточно. В следующее мгновение он уже находился по ту сторону первого забора, а затем второго, и скрылся в лесу.

– А ведь он наверняка побил олимпийский рекорд, – удивленно сказал эсэсовец. – Десять метров! Даже арийцы на такое не способны!

– Так точно! – некстати отозвался ефрейтор. – Прошел два ограждения и два минных поля!

Капитан поморщился. Он не любил проигрывать. Надо было сразу застрелить, подумал он.

– Ну так теперь уже ничего не поделаешь. Сходить за ним в Зону, что ли? Не может быть, чтобы он был славянином.

Беглец был так напуган, что бежал, а вернее, брел еще долго, переплыл две протоки, заросшие кувшинками и лилиями, миновал линию столбов с обвисшими проводами и только на твердой, сухой земле упал и силы оставили его.