Отложив фотографию, Карл пролистал личное дело дальше, где шли в основном поощрительные характеристики, перечитывать которые попросту не было никакого желания.

– Ну что, здесь доживает последние дни наш асс? – в палату без стука ввалился широкоплечий крепыш. Весь его вид излучал добродушие и бесшабашность. Копна взъерошенных волос торчала из-под надвинутой на затылок фуражки. А на широком лице с выступающими желваками играла довольная улыбка. Судя по манерам и голосу, это был никто иной, как Хельмут. – Привет, как поживаешь?

– Привет.

– Надеюсь, ты меня узнал, а то потом забавно будет, если после нашего разговора не поймешь, с кем болтал.

– При всем желании тебя трудно выдворить из памяти, как ни старайся.

– Постой, это как получается? Значит, ты все помнишь? А мне сказали, что после аварии у тебя в голове полный провал. – Улыбка как-то незаметно превратилась в легкое недоумение. – И все, что произошло при встрече с оберстом и ребятами, ты просто выдумал? – Лицо Хельмута приняло непонятное выражение. Оно напоминало какую-то выжидательную паузу, после которой он должен был либо гневно начать ругаться, либо посмеяться от всей души над этой историей.

– Почему же? Нет, – Карл начал в сотый раз рассказывать знакомую до боли историю, – все чистая правда. Просто тот «полный провал», как ты его называешь, у меня начался не после аварии, а после разрыва снаряда. Так что всю твою ободряющую болтовню я хорошо помню.

– Да? – Хельмут смущенно улыбнулся. По-видимому, он изрядно поволновался за этого засранца Карла Маера, потому что из-за сомнений в правдивости его болезни стал выглядеть слегка растерянно.

Карл вновь почувствовал на себе чужую опеку. И хотя со стопроцентной уверенностью можно было сказать, что данная забота относится совершенно не к нему, тем не менее, приятно было ощущать эту незримую поддержку в несомненно трудное для него время.

– Хельмут, – прервал молчание Карл – я не хотел, чтобы между нами были какие-то незаконченные дела. Вчера Ганз рассказал мне о нашей ссоре. Я не знаю, вернее, не помню, сути нашего тогдашнего разговора. Но, мне кажется, я был немного не прав. Извини, если я чего лишнего ляпнул.

– Чего лишнего? – вдруг с появившимся раздражением повторил Хельмут.

Отойдя к окну, он сделал небольшую паузу.

– Ты мою невесту при всех назвал полукровной шлюхой, – раздражение Хельмута неудержимо стало перетекать в ярость, – и ты называешь это «немного не прав»!

– Но, может быть, я не так выразился, извини. Я действительно не хотел сказать тебе ничего обидного.

– Нет, почему же? Ты сказал именно то, что думал, – Хельмут стал переходить почти на крик. – Я разве не прав, а? Ты ведь у нас один богом избранный, а все остальные так, половые тряпки, об которые надо ноги вытирать. Чертов лицемер. Ты ведь сам сейчас встречаешься с этой француженкой. Для тебя, что, Рейх делает особое исключение? – смерив Карла очередным гневным взглядом, он продолжил. – Твое пренебрежение ко всем окружающим прет из тебя сейчас с двойной силой, когда ты пытаешься корчить раскаявшегося грешника и хорошего друга. Ты ведь всех нас презираешь? Я ведь прав, скажи мне?

– Да, ты прав, – в его манере перешел на крик Карл, – ты во всем прав, раз об этом так уверенно говоришь. Я такой, – от его неожиданного напора Хельмут слегка опешил. – Но самое печальное, что я не помню того, в чем ты меня обвиняешь. Ни черта не помню. Так что мое пренебрежение, которое ты здесь так тонко прочувствовал, можешь засунуть себе в…

Видимо, не ожидая такой реакции, Хельмут стоял у окна, не зная, что делать дальше.

– Ты, что, действительно ничего не помнишь?

– Представь себе, нет. Вы там, что, между собой все сговорились задавать мне этот идиотский вопрос?

Напряжение последних минут стало незаметно спадать.

– Нет, просто как-то странно все это от тебя слышать. Я много раз видел, как люди умирают физически, но ни разу не видел

– как морально.

– Спасибо, подбодрил.

В палате опять воцарилось молчание. После этого инцидента, который, вероятно, был уже исчерпан, им вдруг стало не о чем говорить. – «Да, кто бы мог подумать, что пару минут скандала прервет полугодовую склоку. Все-таки иногда поорать друг на друга, оказывается, очень полезно»

– Тебе уже, наверное, сообщили веселые новости нашего полка?

– не зная с чего начать, завел разговор Хельмут.

– За исключением твоих похождений на гауптвахте, никаких.

– Деревня ты глухая, и новости у тебя оттуда, – ничуть не обидевшись, продолжил тот свой рассказ. – Когда тебя впервые навестили оберст и Отто, они на самом деле ездили совершенно не к тебе, а на доклад к начштаба нашей эскадры. И только на обратном пути посетили твою персону. Но не это главное. – Хельмут начал методично мерить комнату шагом. – Так вот, ты ничего не заметил необычного в поведении Кюстера?

– Вроде нет, если не считать, что я его видел впервые в жизни.

Хельмут странно покосился, но потом, поняв, о чем это он, продолжил рассказ.

– Приехал он, значит, в штаб, а там уже собрались все наши доблестные «помощнички» – командиры трех секторов зенитных

батарей и этот тощий «муравей» в очках с локатора. Ну, начали, как всегда, с него. Намылив как следует шею всему их пункту раннего оповещения, начштаба принялся, как и положено, за нас. Кюстер встал и доложил, что штафелем майора Бренеке был сбит один Б17,– Хельмут изменил мимику лица, превратив ее из пародии на докладчика в свое собственное – Представляешь, сбил весь штафель, а записали его только Шефу и Отто.

Последнюю реплику Хельмут произнес с особым сарказмом.

– Ну, так вот, он продолжает. – «Потерь нет, два пилота ранены. Один легко, а второй в средней степени тяжести. Машины повреждены, но подлежат восстановлению». – Его слегка «подрали » и отпустили с миром. Самолеты как-никак до города дошли, а начальство, сам знаешь, не особо любит рвущиеся рядом бомбы.

Хельмут перестал ходить по комнате и, усевшись на подоконник, продолжил свой рассказ с каким-то нахлынувшим на него подозрительным спокойствием.

– И вот уже возле самой двери Кюстер услышал такое, от чего этим артиллерюгам сразу места мало стало. А услышал он примерно следующее. – Хельмут перевел дыхание, чтобы сделать правильную интонацию, похожую на докладчика. – «29 мая. 17:35 в сектор «JQ» вошли три группы американских бомбардировщиков Б–17 общей численностью 12 единиц. После две группы ушли в сектор «HQ», и весь огонь был сосредоточен на оставшихся самолетах. В результате заградительного огня был сбит один бомбардировщик на обратном пути. А также один из двух «Харикейнов»[10] сопровождения ». – Второму, как утверждал докладчик, удалось скрыться.

Судя по выражению лица, он еле сдерживался, чтоб не расхохотаться.

– Как говорит Отто, у Кюстера от злости аж усы зашевелились. Испуганный «муравей» с локатора тут же защебетал, что никаких истребителей сопровождения в тот день замечено не было. Но оберст его уже не слушал. Он и без этого знал, что Харикейны

– это миф. Да и что им здесь делать, с их-то дальностью?

– А тот уже давай отвираться, что, мол, высота была 7900, облачность сильная и так далее. Подошел тогда Кюстер к нему и говорит: «Вы осел, господин майор, и уши у вас подходящие». По утверждению Отто, Кюстер был прав. Уши у того и вправду были не дай бог каждому.

Для пущей наглядности Хельмут приставил ладони к вискам, пытаясь доходчивей передать образ того самого майора.

– «А чтобы они у вас лучше отрастали», – продолжил он, – «я вам в ближайшие дни пришлю Военный справочник Люфтваффе и новый цейсовский бинокль». – Майор почему-то обиделся и чуть не набил Кюстеру морду прямо в кабинете начштаба. К несчастью, их вовремя разняли, и до мордобоя дело не дошло. Но, тем не менее, этот инцидент здорово «приподнял» настроение нашему начальству. Отто говорит, оно целый день его дергало по поводу и без, а когда они вечером вернулись в полк, то этот старый пень не придумал ничего умнее, как устроить большой сбор, на котором полчаса выговаривал нам, что думает о нас и наших родителях. Все-таки он как был кавалеристом, так и остался.