Есть. Звяк столкновения колонны передался через перчатку и воздух внутри рукава — еле слышно, но различимо на фоне обычного лунного безмолвия. «Заваливай» — цилиндр наклонился, поерзал туда-сюда — Пьетро тянул его внутрь шлюза.
Потом карабин снова пополз вниз. Сергей ухватил первый контейнер, прицепил. Потом еще один, еще. Солнце стояло невысоко над горизонтом, благо грело только ноги — терморегуляторы справлялись. Немного мешали отблески от силовой фермы, на которой возлежала «Бочка», но терпимо. Светофильтр можно было не опускать. Хуже было другое — усталость. Сама посадка реактора, хоть и прошла без его прямого участия, вымотала его зверски. Потом — подключение кабелей и проверка. После такой опупей в обычных условиях дали бы команду отсыпаться пару дней. Атак — им пришлось еще и свинчивать чертову колонну, потом грузить ее на «реношку», теперь вот поднимать…
Пожар в сумасшедшем доме во время наводнения — от стартового окна оставалось всего ничего, и до эвакуации нужно было успеть как можно больше.
Предпоследний ящик лег на комингс люка, Сергей как раз придерживал его рукой, когда давешний стон повторился.
— Слышал?
— Да. Что-то опять щелкнуло. Или заскрипело.
— Солидно, в руку отдало. Даже через контейнер.
— У меня через подошвы прошло. Очень сильно. Метеорит?
— Вряд ли. Я на земле, тьфу — на грунте, но ноги ничего не почувствовали. Разве что в станцию попало? Не, бред. В общем, не нравится мне это. Ладно, разберемся — снова дернем ЦУП. Может, хоть сейчас скажут, что за щелкунчику нас тут завелся. У меня все. Растаскивай, поднимаюсь.
Работать пылесосом пришлось дольше обычного — пыль налипла и на контейнеры, и на колонну. Дико хотелось спать. Ящики затащили в жилую зону, туда же Пьетро утащил перчатки — сушиться. Колонна валялась на боку по центру шлюза, мешая проходу.
— Пьетро! Перенеси свой скафандр внутрь, подвесь на времянку. Я эту дуру до завтра в его нишу поставлю, перед взлетом перенесем. А то сегодня спать негде будет. И свяжись, пожалуйста, с Настей.
— Хорошо. — Итальянец подхватил бессильно свесивший рукава и штанины «Кречет» и поволок через люк.
Сергей с натугой поставил колонну на попа, приподнял. Руки немного подрагивали. На Луне колонна тянула чуть больше двух пудов, но сегодняшний выход был слишком насыщенным, вымотались они по полной программе. Хотя прогулки, что в открытом космосе, что по Луне, вообще легкими не бывают. Да, как раз в нишу влезет. Пьетро что-то бормотал в микрофон.
— Сергей! Настя говорит, американцам опять что-то нужно. Просят тебя на связь.
— Вот ур-роды. Чего им еще?
Третьяков обернулся, одновременно задвигая массивный (не сказать что тяжеленный, масса и вес — вещи разные, на Луне к этому долго привыкаешь) агрегат в нишу. Фальшпол заканчивался в десяти сантиметрах от вогнутой стенки шлюза. От усталости Сергея немного повело, он навалился телом на колонну. Цилиндр сорвался с края и двинул выводным патрубком в алюминий стены. Что-то неприятно хрустнуло, потом, заглушая слабый пока свист, раздался почти колокольный звон.
Лаборатория обосновалась на поверхности Луны восемь месяцев назад. Два месяца она простояла в режиме тестирования. Плюс сто пятьдесят по Цельсию длинным лунным днем, минус столько же — длинной лунной ночью. Перепад температуры — около трехсот градусов. Конечно, спасала и экранно-вакуумная теплоизоляция, и ночной подогрев от укрытого где-то далеко внизу, у самого грунта, изотопного генератора. Но все равно — металл бросало то в космический жар, то в космический же холод — орбитальным станциям такого испытывать не приходилось. В открытом космосе нет самой Луны — то горячей, то холодной.
Потом прилетели люди, натянули поверх бочки дополнительный шатер. Металлу стало чуть полегче. Но шатер не прикрывал область шлюза — точнее, прикрывал, но не полностью. Так что под лучами взошедшего восемьдесят часов назад Солнца металл в торце и снизу станции, ближе к лунной поверхности, расширялся. Сверху, там, где радиационная полимерно-свинцовая защита не успела отдать накопленный за ночь холод, «Бочка» расширяться не желала. Длинный цилиндр гермообъема стремился выгнуться, чтобы снять напряжение, как проснувшийся рано утром кот. Так происходило каждое лунное утро и каждый лунный вечер. Но силовые фермы удерживали его жесткой хваткой, вцепившись в «Бочку» восемью узлами креплений — по четыре с каждого бока. Снять напряжение не получалось — лишь маленькие подвижки в узлах, сопровождавшиеся то ли скрипами, то ли стонами металла. Два узла приходились на область шлюза. И на один из них попал удар двухсоткилограммового, жутко сложного, жутко нежного и жутко дорогого агрегата.
Уставший металл треснул. Не успели первые молекулы воздуха устремиться в щель, как накопившиеся напряжения начали делать свое дело. Трехметровая в диаметре труба изгибалась, разрывая связи между атомами. Трещинка превращалась в трещину, узел крепления выворачивался наружу, увеличивая дыру.
Свист, как ни странно, ослабел — давление падало, вой аварийной сигнализации тоже звучал все глуше. Что-то ударило по коленке, Сергей не понял что — крикнув в проем: «Скафандр!» — он рванул рычаг люка. Еле успел отдернуть пальцы — воздух из основного отсека прихлопнул люк с такой силой, что капли конденсата сорвались прямо в лицо, испаряясь на лету. Вдохнул, сколько мог, пока было что вдыхать. «Кречет» Третьякова стоял в стойке, как двоечник в углу, — бесполезный без оставшихся там, в жилом отсеке, перчаток. Уже поздно было переживать — он все сделал правильно. И продолжал делать — герметик из сорванного с потолка баллона бил струей. Чертова «Верона» мешала — Сергей завалил ее на бок, на фальшпол, уже не заботясь о целости чертовой железяки, потеряв полторы секунды. Пену выдавливало в проем — дыра была слишком здоровой. Патрубок аварийной кислородной системы, пытающейся заполнить незаполнимое, покрывался инеем, снежную пыль тут же срывало и выносило туда же, в дыру. Да и не справлялась аварийка — и ее, и баллоны с герме-тиком рассчитывали на дыру в полтора сантиметра. Откуда взяли именно такой размер предполагаемой дыры, было уже не важно, важно, что умники там, наверху, ошиблись. Трещина протянулась как бы не на две ладони, кривясь, как улыбка какого-то жаждущего жертвы черного божества. В глазах покраснело — лопались сосуды, легкие жгло, сердце выпрыгивало из груди. Колено соскользнуло с чего-то плоского — инструкция, инструкция к реактору! Свободной рукой Сергей швырнул здоровенный «кирпич» на окруженный валиком пены черный всепоглощающий рот, скорее почувствовав, чем услышав во внезапно наступившем беззвучии чмок. Бумажная масса чуть выгнулась, прижатая к дыре остатками воздуха.
Пена заливала ее, втягиваясь под щелки по краям, но уже медленнее — и застывала, застывала, застывала… «Успел» — своего голоса он уже не слышал, как не слышал свиста наполнявшего шлюзовую воздуха из баллонов, только ощущал холодное дуновение на лице. И ударов по люку изнутри он тоже не слышал, только ощущал спиной. Из ушей капала кровь, во рту было солоно, с патрубка срывались красно-фиолетовые снежинки. «Успел».
13:50 мск (05:50 EDT)
Вашингтон
Район Dupont Circle
Телефон был старинным, в стиле середины прошлого века. Причем не какая-то подделка, а действительно классический «AT&T», еще с наборным диском. Блок сопряжения антикварного аппарата с современными сетями прятался где-то внутри, благо для него довольно одной микросхемы и пары конденсаторов. Да, в общем, вся комната и большая часть квартиры была даже не оформлена, а сделана в стиле тех золотых времен, когда мужчины были мужчинами, женщины женщинами, машины служили верой и правдой долгие годы и передавались от отца к сыну, компьютеры не лезли чуть ли не в зубные щетки и знали полагающееся им место. Довольно-таки большое, надо сказать, место. На стенах висели не корейские жидкокристаллические мультирамки — а честные фотографии, рисунки и картины. В основном — на морскую тему. Космос тоже присутствовал — но в виде моделей на столе. «Редстоун», «Сатурн», «Коламбия», еще с люками для катапультирования, «Арес». Ни одной женской или детской вещи — чистота и порядок, какие бывают у аккуратных до маниакальности одиноких мужчин среднего возраста. Аккуратных либо просто редко бывающих дома.
