До восьми часов они двигались в хорошем темпе. Но вдруг Шек начал отставать. Кто-то заметил это и доложил командиру отделения. Тот приказал остановиться. Все сели на траву.

— Ну если он нам все испортит… — с угрозой проговорил Хайман, хотя сам выглядел далеко не блестяще.

Шек, шатаясь, догнал отделение и упал в траву.

— Двинули дальше, — сказал командир.

— Только без меня, — ответил Шек.

— Что это значит? — Эдди нагнулся над Шеком.

— Это значит, — кашляя, ответил Шек, что я здесь остаюсь отдыхать. Я не могу больше.

Эдди потянул его за рукав: — Давай, старина, вставай!

— Оставь его, — приказал командир отделения. — Пять минут перекур!

По окончании срока Шек встал и пошел, но через километр вновь упал. Эдди снова проявил нетерпение. Один из спальни номер двенадцать сказал Шеку:

— Возьми себя в руки! Не можем же мы из-за тебя не участвовать в спортивном празднике.

Шпербер вмешался:

— Вы его не заставите. Я предлагаю разделиться на две группы. Одна продолжает движение. Другая остается с Шеком, идет не спеша, пытается поймать гражданскую легковушку, подбросить его поближе к казарме и высадить так, чтобы никто не заметил. Место встречи: у входа на спортивную площадку. Оттуда мы маршируем вместе.

Все согласились с этим предложением.

Часть отделения — Шек, Шпербер, Бартельс и один парень из соседней спальни — после получасового отдыха медленно пустилась в путь.

— Будем надеяться, что нам повезет, — сказал Шек, который выглядел изможденным. — Не хотел бы я портить ваш выходной день. И охотно разделил бы между вами весь мой отпуск. Идет?

— Заткнись и двигай дальше! — прошипел Шпербер. Он не переносил скулящего тона Шека.

Они вышли на большую дорогу и попытались остановить легковой автомобиль. Первый попался им лишь через час и подбросил их всего на три километра. Больше никто не остановился.

— Я достану такси, — сказал Шек.

— Не болтай! — крикнул тот, что был из спальни номер двенадцать.

К месту сбора они прибыли слишком поздно. Все уже убежали к казармам.

— Другой раз он такого не сделает, — угрожающе бросил Хайман, имея в виду Шека.

На следующее утро посреди спальни номер одиннадцать лежала куча дерьма. Когда все обитатели проснулись и увидели этот «подарок», Шек лежал скорчившись и отвернувшись к стене.

Хайман крикнул:

— В твоем распоряжении десять минут! К нашему возвращению из умывальной комнаты нечистоты должны быть убраны, пол выскоблен и вымыт. — Он распахнул окно.

Шпербер выходил из комнаты последним. Он постучал по одеялу, в которое был завернут Шек, и спросил:

— Это ты сделал?

Тот кивнул, не поворачивая головы от стены.

— Парень, возьми себя в руки, встань. Убери все это, и история забудется.

Когда он возвращался из умывальной, Шек вытирал остатки нечистот туалетной бумагой.

— Все должно быть вычищено, — твердо сказал Хайман.

Шек сделал это кое-как.

Во время обеда в трактире «Святой дух» Хайман в чем-то убеждал остальных.

Шпербер догадался обо всем лишь ночью, когда он был разбужен каким-то грохотом. В свете карманного фонарика он разглядел Хаймана и Эдди, которые сорвали с Шека пижаму и забили ему рот кляпом, свернутым из носового платка.

— Что вы делаете?! — воскликнул Шпербер.

— Заткнись, а не то получишь вместе с ним, — прошептал Хайман.

Затем они завернули Шека в одеяло с его же койки, крепко перевязали поясом от купального халата и потащили прочь. Беднарц шел сзади. Шпербер не выдержал и тоже проскользнул вслед за ними. Бартельс остался лежать. Через приоткрытую дверь душевой комнаты Шпербер увидел, как жертву, раздетую догола, держали под горячим, как кипяток, душем, посыпали стиральным порошком, терли шваброй, осыпая руганью, в которой слова «грязная свинья», «прыщавая скотина» были самыми приличными. Шпербер прошел несколько дальше в туалет. Там стоял Беднарц и тоже видел все. Шпербер теперь не кричал: «Что вы делаете?!» Жестокость этих парней буквально парализовала его.

Шек плакал и, если бы Эдди не держал его крепко за локти, давно свалился бы на пол. Но вот Эдди, обнаженный до пояса, встал в боевую стойку каратэ. Его мускулы под татуировкой напряглись, руки он протянул вперед. Лишившись поддержки, Шек свалился, как пустой мешок. А Эдди кружил вокруг места пытки и непроизвольно делал выпады перед собою, как бы намереваясь ударить не только Шека, но и стоявшего рядом Хаймана. Пот выступил у Эдди на висках. Шек валялся неподвижно, вид у него был словно у набальзамированного трупа. Из его расцарапанных прыщей сочилась кровь и, смешиваясь с водой, стекала по телу.

Шперберу стало противно. Дрожь пробрала его. Против кого сейчас выступать? Надо бить, надо сильно бить. Но кого? Перед ним его товарищ по казарме — Шек. Но бить его Шпербер не может. Заступиться за него тоже противно. Нет, Шпербер ни на кого не в силах поднять руку. Он глядел на происходящее словно в прострации.

Они завернули Шека в простыню и подняли на руки. Его матрац выбросили в коридор и на него швырнули владельца.

Утром санитар отмыл Шека. Сам Шек был не в состоянии сделать это.

— Все произошло случайно, — сказал санитар и повел Шпербера в санчасть, где лежал Шек.

Шпербер тихо постучал и вошел в палату. Шек прошептал:

— Это же был ковер-самолет, правда?

Шпербер не был уверен, что Шек его заметил. Он присел к нему на край койки.

— Куда бы ты на моем месте полетел?

— Может быть, в Канаду, — ответил Шпербер.

— Мне хотелось бы к кенгуру. Да, мне хотелось бы. Понимаешь, попрыгать в такой сумочке через Австралию, не правда да, заманчиво?

Он облизал губы, сложил руки на животе, а затем повернулся на бок.

Выйдя из комнаты, санитар сделал многозначительное движение пальцем у виска.

— Здесь его подержат еще два дня, пока он снова не сможет бегать, а затем направят в психиатрическую лечебницу.

«Такой, как Шек, никогда не сможет стать солдатом», — подумал Шпербер.

Однажды утром перед входом на кухню обнаружили служебный велосипед оливкового цвета с помятым багажником, вывернутым рулем и погнутыми ободами. Фара была задрана вверх и разбита. Фотография его была бы очень к месту на страницах газет, которые подчеркнуто нагнетали возмущение действиями террористов.

Однако здесь ни о каком террористическом акте не могло быть и речи. Наоборот, если можно так выразиться, произошел скандал в благородном семействе. Но нужно было действовать. Кто-то из солдат подергал рычажок звонка. Шпербер попытался привести в порядок седло, другой попробовал выправить переднее колесо, третий отвернул болты продавленного багажника.

Все обрадовались велосипеду. После скучных, однообразных дней, монотонно протекающих по служебному расписанию, произошло что-то, не предусмотренное распорядком дня, или, по крайней мере, случилось событие, которое не втискивалось ни в какие рамки служебных распоряжений. Каждого интересовало, кто мог это сделать. Кто осмелился! Как ему или им удалось незаметно скрыться? Это сделано преднамеренно? Были ли свидетели? Большинство считало что велосипед угнали и изуродовали несколько человек. А может, это сделал пьяный обер-ефрейтор, удиравший от дежурного?

Незапланированное событие вызвало волнение, а следовательно, и аппетит, но самое главное — доставило нестандартное удовольствие, поскольку то, что делал обычно Эдди, уже всем приелось. Да и сам Эдди был рад. Он подпрыгнул и шлепнулся задом на седло. Что-то треснуло, и багажник окончательно обломился. Эдди с восторгом ударил по рулю, он вывернулся, ударил по ободьям колес, окончательно смяв их.

Когда после завтрака новобранцы вышли из столовой, велосипед уже исчез.

Моллог знал больше. Во всяком случае, то, что он рассказал Шперберу вечером в своей комнатушке, которую занимал вдвоем еще с одним ефрейтором, звучало правдоподобно: лейтенант Вольф и один из новобранцев поехали на автомобиле в соседнее местечко. Какой-то унтер-офицер видел их в кабачке. Оба сильно набрались, а канонир, пожалуй, больше лейтенанта. Вольф с новобранцем подъехали к военному городку. Постовой, знакомый Моллога, потребовал от канонира увольнительную. Вольф сунул ему свое служебное удостоверение. Как офицер, он имел право входа и выхода из городка в свободное от дежурства время. Но постовой не удовлетворился этим. Вольф приказал вызвать дежурного унтер-офицера. Тот отправил несговорчивого солдата в караульное помещение. Затем дежурный поднял шлагбаум. У въезда стояло несколько других задержанных вояк под хмельком. Когда шлагбаум поднялся, один пьяный схватил стоявший у контрольно-пропускного пункта служебный велосипед, сделал на нем пару кругов у шлагбаума, затем на багажник вскочил его собутыльник, и оба исчезли из поля зрения дежурного.