– Первое время, если не напоминать или не проигрывать весь разговор. Это состояние похоже на сон, всё вроде бы не всерьёз, не взаправду. И помнится всё как сон. Первое время довольно ярко. Но как не с ним. Потом все более смутно. А что?

– Как же с таким на душе жить можно?

– Вы не совсем понимаете проблему! Это и есть его собственные мысли и убеждения. Они его и только его. Он их взлелеял и выстрадал. Он их взрастил в себе сам. Правда не без помощи соратников и единомышленников. А вы почему, думали, методы глубокого гипноза, медикаментозные сканирования, да даже полиграф всегда были под запретом или вовсе намертво засекречены. К власти всегда могли пробиться только полные отморозки, без чести и совести, с выгоревшей душой. Другим туда ход заказан.

– Мы тестировали начальничков разного уровня. Наш теперешний подопечный по сравнению с ними аки агнец господен, – вмешался в разговор Комов, – Нам вначале тоже не по себе было, сейчас уже пообвыклись. Но всё равно противно. Поэтому в их философствования и мировоззренческий ряд стараемся без надобности не заглядывать, как и в личную жизнь впрочем. Так сказать только голые факты и ничего кроме фактов. Так проще и спокойнее. Да и не судят у нас ещё пока, если ты в душе людоед. Только если уже съел кого-нибудь или хоть понадкусывал. Даже первая попытка, как правило, прощается. Ай – яй – яй, скажут. Как не совестно, и пальчиком погрозят.

– У вас два вопроса было, – перебил Ветров, – а то уже у нас разглагольствования пошли. Какой второй?

– Куда лейтенант подевался, вы вроде бы с ним вместе ушли?

– Его гипнолог увёл в медсанчасть. Там кушетки есть, а погружение в глубокую стадию гипноза лучше получается, когда пациент в горизонтальном положении находится, хотя бы на начальном этапе. У нас уже всё, сходите, посмотрите, это бывает интересным. Правда самим вопросы задавать не удастся, но можно их передавать в письменном виде – гипнолог озвучит.

– Нет, мне на первый раз и этого хватит. Так и свихнуться можно. Как вы выдерживаете?

– Привычка! – почти хором проговорили врачи и, переглянувшись, засмеялись.

– Сирский, Григорий Михайлович, – заместитель Павлова, назначенный комендантом посёлка, протянул Григорию документы, – ваши бумаги. Мне поручено перед вами извинится за неправомочный и необоснованный арест. Позднее Вы можете потребовать компенсации за причинённые неудобства. Здесь также проездные документы. Я понимаю, что в нашем посёлке у Вас были малоприятные происшествия, тем не менее, если Вы передумаете, дайте знать и приезжайте со всей семьёй к нам работать. У нас много вакансий, посёлок только формируется. Через пару недель задержанных здесь уже не будет, их распределят по специализированным лагерям и колониям, а большинство выпустят на свободу. У нас будут жить и работать только вольнонаёмные.

– Нет, спасибо. Я конечно подумаю, но вряд ли. Когда можно ехать?

– Через час отправляются машины с уголовниками. Их на постоянные места отправляют. В автобусах много свободного места. Или подождите пару дней, тогда поедете с остальными, которые тесты положительно, как и Вы пройдут.

– Нет, поеду. Я дочку давно не видел.

– Мне Владимир Николаевич говорил. Вы к командиру спецназа подойдите, он в курсе дела. Да… Вас Владимир Николаевич просил перед отъездом зайти. Он у себя в коттедже.

Вчерашний морозец сменился оттепелью. Падал неопрятный, сырой, серый снег. Около административного корпуса стояли пять автобусов. Рядом ходили спецназовцы. Командир, увидев Григория, сам пошёл к нему.

– С нами едете? Через час отправляемся. Сначала в Рязань, там наших подопечных сдадим. И дальше, скорее всего в Москву. Вы с нами?

– Если в Москву, то да. Пойду с другом попрощаюсь.

Мимо них, к двум грузовикам, которые Гриша не заметил, повели группу людей, человек двадцать – двадцать пять. Среди них были и хорошо знакомые комендант со своим помощником.

– Жалко автозаки нам не дали, – посетовал командир, – Видимо пока они в дефиците. Теперь надолго от этих голубчиков избавимся.

– Куда их?

– А кого куда, по заслугам. Ходят слухи, что изменяется подход к самому принципу заключения под стражу и наказаниям. Официально, ещё не известно, но слушок прошёл. Теперь будут просто расселять людей по психологическому и нравственному принципу. Если ты убийца, то будь любезен с такими же красавцами и жить, если вор – с ворами. Поселения, колонии, даже целые районы выделяться будут. Под стражей будут самые опасные или вообще сумасшедшие, которые уже совсем ничего не соображают. Ладно, по дороге поговорим, идите, скоро выезжаем.

Владимир сидел у себя за компьютером.

– Едешь? В Москве встретимся. Я думаю там через пару недель быть. Надо вещи собрать, да и прикупить кое-что.

– Окончательно переезжаете на Каму?

– Да, мои уже там. И Вам советую. Работы полно, по твоему профилю тоже. И своих пристроишь.

– Да нет, всё это проблематично. Стариков куда девать?

– Твои родители еще нам фору дадут, там и воспитатели и учителя и преподаватели нужны. Ладно, думай. – Проводив Гришу, Владимир подсел к компу и задумался. Щемящее чувство недоделанности, недосказанности не позволило ему сразу приступить к работе. Что-то он сделал не так, чего-то не додумал.

Москва встретила Григория радостью встречи с родными, с дочкой. Всего две недели отсутствовал, а сколько перемен. Ввели карточки на продукты и товары первой необходимости. Хотя в магазинах и на рынках всё было, как всегда, товаров полно. Чувствовалось, однако напряжение, ожидание. Начались перебои с одеждой, обувью, другим ширпотребом. Китай перестал существовать – прекратились поставки дешёвых товаров. Гриша на следующий день, после возвращения получил потребительскую карточку. Семья Сирских решила отпраздновать спасение дочери и возвращение Григория на даче, где так неудачно закончилось Новогоднее веселье.

– Жаль Дуговых нет, уехали, – Таня заканчивала сервировку стола, – теперь редко будем видеться. Правда Галя приглашала к ним – жить и работать, да как здесь всё бросить. И Гриша против.

– В такую глушь ехать, от всего готового, что за фантазии, – Наташа сидела около камина, рядом тихо бубнил телевизор, – это нам можно было бы подумать. Вас стеснили совсем.

– Не выдумывай! Пока от Никиты ничего нет, и не думай, – Татьяна разгладила несуществующие складочки на скатерти, почти прокричала:

– Все за стол! Всё готово!

Семья принялась рассаживаться. Подошли с улицы Григорий с отцом, мать сняла передник – помогала готовить, оправила кофточку. Ребятня начала рассаживаться. У Вики из глаз ещё не совсем ушёл страх. Запахло праздником – колбасной нарезкой, салатом оливье, селедкой под шубой.

– Отец, тебе первому тост произносить, – поднял рюмку Григорий, – кстати, у всех всё налито?

Михаил Борисович встал:

– Наша семья, все мы пережили за последний месяц много неприятностей и треволнений. Не все из них ещё завершились. Нет пока, надеюсь очень временно, за этим столом Никиты. В Штатах всё, вроде налаживается, будем надеяться – всё будет хорошо. Не шмыгай Наташа. Благополучно разрешилась проблема с Викулей – внучкой, всё благополучно с Гришей. Во многом благодаря его другу старому, ещё школьному – Владимиру. Я хочу выпить, чтобы все имели таких верных друзей и, чтобы мы все помогали друг другу.

Праздничный обед покатился обычным и привычным порядком, под негромкий перестук стекла и фарфора, через тосты и разговоры, подогреваемый выпивкой и укрепляемый закусками. Через пару часов отец Гриши встал покурить, знаком поманив сына. Вышли в пустую комнату. Тут предполагалась то ли утеплённая терраса, то ли зимний сад. В полупустом помещении гулко и странно отдавались голоса, шаги, любые звуки. Михаил Борисович затянулся, посмотрел на сына:

– Нам всё не удаётся поговорить спокойно, всё какой-то переполох. Правда и сейчас не особо время подходящее, ну да ладно… Что делать думаешь, чем заниматься? Снова своё дело открывать будешь? Слышал, Дугов работу тебе, да и всем нам предлагает, что на это скажешь?