И значит С-200. Дальность боя скромнее чему у «Дали», но 180 км отдай и не вякай. К тому же имеется перспектива, ЗРК создан с потенциалом генетического запаса. После «Ангары» следует марка «Вега». Здесь еще шестьдесят сверху. В плане дальности. По высоте поражения, тут своя сложная песня. Однако командиры эскадрильи «Чёрных дроздов» – SR-71 компании «Локхид» – теперь командированы в Японию, разыскивать выживших с войны камикадзе для комплектации экипажей. Конечно, есть альтернатива – снять с вооружения или хотя бы законсервировать до лучших времен. Это, до каких? Когда «двухсотку» расставят еще и в соцлагере, потеснив «Аваксы»? Нет, до следующих, когда ее все же начнут продавать друзьям-арабам, а там израильский Мосад умудрится слямзить что-то для разбора по винтику и выявления среди деталей ахиллесовой пяты. Техническая разведка США – АНБ – начисто продула пари конкуренту – Центральному развед-управлению. Те сработали без всяких десятимиллионнодолларовых спутников, просто распределяя стотысячные пачки по карманам кандидатов ЦК. Разумеется, мальчиков приходилось курировать с пеленочек (величайшее изобретение индустриальной культуры – памперс – еще не покинул стены своего КБ): загран-туры, обмен талантливой молодью, голубь мира – это же наш совместный символ любви!

Однако эти нюансы выявятся после. Сейчас конструкторам надо найти удобное место, для доводки «двухсотки» до ума. Если запустить прямо тут же, в огороженном забором КБ… Но ведь только ускорители падают километра за четыре. Значит… Разворачиваем плоскость Меркатора…

Между относительно сложными делами, имеющими определенную степень риска, случались задания весьма простые. Простые иногда подразумевали выезды по области, беглую рекогносцировку каких-то воинских частей, на предмет расположения КПП, а так же подходов и подъездов к ним с иных позиций. Лет за двадцать пять до того, за столь нездоровое любопытство, в этой же местности получилось бы запросто схлопотать десять лет строгого режима за шпионаж: страна, имеющая долгосрочные цели, не забывала себя защищать. Однако то нехорошее для шпионов и опасное для предателей тотальное прошлое кануло в историю. Еще бы нет, и в этой и в соседних странах-осколках шпионы и предатели встали у власти, так что первое, что они сделали, это обеспечили себе-подобным комфортные условия проживания. Ну что, в самом деле, могла в отношении Реджеба Хатади сделать нынешняя власть? Обратив внимание на его неславянскую наружность, его могли отозвать в сторону ребятишки в форме, или без таковой, но с какими-то ломинированными удостоверениями, и попросить продемонстрировать документ. Вообще-то по официально демократическим нормам местного законодательства, Реджеб Хатади мог бы просто возмутиться и ничего не показать, ибо поскольку номинально он не нарушал никакого общественного порядка, то и останавливать его было незачем. А помимо, в этой вольготной для всяческого криминала стране, никто не вводил комендантских практик, и вольные как ветер местные граждане были совершенно не обязаны носить с собой паспорта. Именно в таком роде мог бы ответить представителям закона Реджеб Хатади и был бы номинально прав. Тем не менее, кроме словесного словоблудия конституционных бумажек, он прекрасно ведал реальное положение дел. Похоже, его мудрая страна, выбрала момент для тутошней операции идеально. Через несколько лет, пойди все своим чередом, на здешней территории установится полицейская диктатура, и тогда деятельность групп, подобных группе Хатади, станет попросту невозможна.

Так вот, поскольку Реджеб Хатади имел дела с реальностью, то на всяческие обращения местных властей, он реагировал заискивающей улыбочкой, подобострастным извлечением на свет божий востребованных пропечатанных бумаг, а на уточняющий вопрос: «А что вы здесь, в Амвросьевке делаете, если трудитесь в Донецке?», он всегда с искусственно усиленным южно-кавказким акцентом – ибо смешная речь настраивает стражей правопорядка на веселый лад, а к тому же явно демонстрирует, кто из собеседников неопасный дурачок – разъяснял: «Понимаешь, уважаемый. Тут дэвушка-жэнщына. Полюбил, как увидел глазом. Может, жена будет. Не могу найти дом, ныкак не могу. Подскажи, дорогой-уважаемый!» И даже подсказывали. Особенно успешно, когда из рук в руки переходила десятидолларовая бумажка. А порой, угадывая притязания полиции-милиции сходу, Реджеб Хатади и не доставал паспорт и прочее, дабы не засвечиваться зазря, а сразу вкладывал в жадную руку что требуется, и шел далее своей дорогой, краем глаза отмечая военное КПП, количество девиц перед ним и номер войсковой части, выведенный краской на воротах. В этой стране все получалось так запросто!

Прочие задачи были совсем смешные. Например, пройтись по институтским и училищным общагам. Определиться имеются ли среди них чисто женские, или хотя бы выявить какие этажи преимущественно для девиц. Отметить семейные, как понял Реджеб Хатади, именно на предмет малой заинтересованности оными со стороны родного заморского командования. Данное дело не представляло уже совершенно никакой сложности. Вольготной походкой он прохаживался по всем этажам, заглядывал в туалеты. Порой для этого приходилось выстоять очередь, причем нагло влезающие вперед юнцы уверенно заявляли, что мол «Петруха мне занял раньше». Способный переломать им шею ударом сдвоенных пальцев Хатади вяло и безразлично кивал, наконец, попадал в нужник, осматривал из окна (часто для этого приходилось вставать на подоконник, ибо окна до половины мазались белой краской) подходы к зданию, возвышение над местностью и торчащие напротив высотки: порой они тоже представляли из себя общаги, так что осмотр имел двойную функцию. Естественно, иногда в размещенных по центру города, и еще, по странной случайности, не выкупленных большим бизнесом, студенческих жилищах наличествовали вахтерши. Тогда приходилось просто засовывать руку в карман и извлекать оттуда что-нибудь интересное. Как ни странно, но здесь, как раз долларовые бумажки могли сослужить плохую службу – насторожить и обозлить состарившихся вместе со своими обшарпанными стульями привратниц. Гораздо лучше срабатывала шоколадка среднего формата. Но кое-где, все равно приходилось способствовать круговороту долларов и гривен, видимо данные вахтерши уже прошли новейшую школу жизни, и были совершенно подготовлены перекочевать со своими стульями из охранников студенческого жилья, в охранительниц борделей. Реджеб Хатади прикидывал, что возможно в новых обстоятельствах, им даже не придется переезжать. В самом деле, неужели по приходу сюда турецкой армии, этому городу еще будут нужны какие-то студентки-филологи? А вот использовать их по другому, куда более утилитарному и древнему назначению представлялось вполне перспективным. Конечно, не будучи посвященным в точные планы командования, получалось строить какие угодно гипотезы. Но ведь Реджеб Хатади не любил болтать, а потому не обсуждал с подчиненными свои догадки, так что любые гипотезы и предположения оставались его внутренним, никому не ведомым делом.