Москва мне, знаешь ли, как до фонаря была. Я расставался с человеком… Понимаешь? Мы были все время вместе, целовались даже. Шампанское с клубникой… Мы ездили по Москве — два грустных человека. Я и она. Она в Новороссийск, мы все летим п Болгарию. Вот так…

Полетели в Болгарию. Тогда еще можно было курить в самолетах. Как только взлетел самолет, все закурили. Стюардесса сказала: «Ну-ка быстро прекратите!» Реально ничего не было видно в салоне. Почему-то всем сразу захотелось закурить. Круто! Многие первый раз летели на самолете. И я в том числе. Круто! И страшно. Все эти «А-а-а-а-а-а…» — воздушные ямы. Меня учила какая-то девушка, что нужно рот держать открытым. Типа она летала, она знает. Либо что-то жевать, либо глотать, чтобы уши не закладывало. Карамельку, жвачку.

Мы прилетели, обрадовались. Золотые пески. Круто! Поселили нас в какую-то гостиницу. Не то чтобы совсем плохая, просто от моря далековато. Но нам все было по кайфу. Я жил в номере с Валерой и Лехой из Ростова. В Болгарии было, конечно, круто. Мы ездили в Варну, бродили по городу, покупали сувениры, масло из лепестков роз. Хрень всякую…

В море я вообще не купался. Я на море вырос — что мне море? Черное море солевое. Азовское море пресное, потому что в него впадает Дон. Я в бассейне купался. Под вечер мы брали ракию — местный алкогольный напиток. Он очень крепкий и очень вкусный. Нам так нравилось. Тем более что я люблю самогон. Я сначала попробовал самогон, а потом, когда попробовал водку, она мне очень не понравилась. Фу! А ракия была очень вкусная — сливовая, виноградная. Приносили чуваки канистры пластмассовые, разливали из бочек. И вот мы пили эту ракию, а вечером спускались на дискотЭку. Танцы, ривьеры. Дискотеки возле моря. Открытые, закрытые. От наших отличались тем, что там все цивильно было. Бары. Побережье. Казино.

Весело было! Все свои, студенты, все уже друг друга знают, и мы такой вот большой шоблой, человек сто — сто пятьдесят, перлись на дискотеку. И потом под конец нашего отдыха возле нашей гостиницы висели уже объявления: «Дорогие русские друзья, приходите к нам на дискотеку!» Конечно, мы чего-то там покупали. Если заваливают сто пятьдесят человек, неплохих, не хулиганов. Местным барам было выгодно.

О Свете я не забывал. Меня, конечно, отпускало периодически, я знал, что после Болгарии сразу помчусь к ней, поеду в гости. Мы так и договорились, что обязательно встретимся. На местных девушек мы просто смотрели, обсуждали типа: «Смотри, какие сиськи!» — «Ну да, прикольно!»

Не более того. Но мы вообще-то их мало видели. Обычно спали часов до двух-трех. Потом кто-то ехал на рынок за сигаретами, за ракией для всех, вечерком — либо на дискотеку, либо в номере зависали и бухали. Орали песни. Все ж с гитарами. Старший руководитель в наш с Валерой номер хотел приставить людей, чтобы следили за порядком. К нам ходили все. Мы потом повесили такую надпись на двери: «Бар „Три Обезьяны“: вход только с алкоголем». По вечерам, по ночам устраивали веселье, люди со всех регионов приходили, знали, что есть такое прекрасное место, ты туда приносишь чуть-чуть выпить — и можно тусить до утра.

А еще мы с Валерой потратили деньги, которые нам директор дала на то, чтобы купить подарок от Южного региона московским организаторам. А мы не успевали. Тогда нам дали деньги и сказали: купите что-нибудь в Москве похожее. А мы уже в Болгарии, остается два дня. Все свои деньги потрачены на сувениры, дискотеки, домой алкоголя невиданного, типа джина, привезти. Такого же не было, тем более в провинции. И Валера говорит: «Давай эти деньги поделим напополам и протренькаем. И скажем, что подарок купили и подарили». Не то что никто не узнает. Просто все те кассеты, сувениры из Таганрога, которые отдавались организаторам слета, на фиг никому не нужны были. По большому счету. Вот мы эти деньги поделили и добили.

Вернулись в Таганрог. На следующий день пошли в колледж, отчитались за поездку, чеки там всякие нужны были, ну как за командировку, билеты. «Ну как?» — «Все нормально, все всем понравилось». — «Хулиганили?» — «Нет, не хулиганили»… Хотя наши фамилии в Болгарии знали все! Крахмалюк! Билык! Но никаких претензий, жалоб в колледж не прислали. Все обошлось.

Когда я вернулся домой, пошел с бутылкой джина к своим подругам — Ираиде и Оксане. «Девчонки, я прилетел из Болгари!» — «Ромка, молодец!» Водки еще литр привез той же фирмы, что и джин. Мы сели. все это дело выпили. О, джин, круто! Я, в общем, им ничего про Свету тогда не рассказал. Я как-то не делился с ними, типа: «ой девчонки, щас я с вами поделюсь, такая фигня случилась, я влюбился». Нет, сначала не рассказал ничего…

А сам весь на эмоциях, сразу написал Свете письмо. И она тут же написала ответ. О чем? Боялась, что забыл про нее в Болгарии. Что все время слушает кассету с записью моих песен и спит в моей рубашке, что я ей подарил, приглашала меня с Валерой Крахмалюком в гости. И что мама ее скептически выслушала рассказ про слет, про меня, сказав, что дружбы и любви на расстоянии не бывает.

От новороссийской команды в Болгарию ездила еще девушка по имени Ира. Вернувшись из Болгарии, та наплела Свете, как я бухал всю дорогу и пытался заходы к ней делать. Я тебе сейчас фотографию этой Иры покажу, у тебя все вопросы отпадут насчет заходов! Никаких заходов там быть не могло. Типа я поэтому и бухал, чтобы какой-то «заход» произвести? Это такая девушка… знаешь, все девочки, которые завидуют подружке из-за парня, начинают говорить про него всякие гадости. Наверное, бухал. Как же тут не бухать-то? Потом мне эта Ира письмо написала, полное выпендрежа. Я не ответил, конечно.

И началась у нас переписка. Поначалу она начинала письма так — «привет, мой любимый пациент!», а подписывалась как «твой лечащий врач», я же в Москве после слета сильно простудился из-за погоды, и она меня пыталась «лечить».

Почта работала фигово. Когда письма запаздывали, друг на друга дулись, подозревали, что все — любви конец. Мы постоянно планировали приехать друг к другу в гости, но случались какие-то глупости: я ждал, когда она мне телеграмму вышлет с «официальным приглашением» в гости, она ждала телеграмм) с датой, когда я смогу приехать. К Свете часто приезжала Ксюха из Краснодара наша общая подруга по слету. Однажды они мне прислали письмо «на двоих» — вместе его написали.

Вот так было. Света шлет мне письма. Я — ей. Длинные бумажные письма. Она — про свою жизнь, про учебу в своем Индустриальном техникуме, свою общественную деятельность, театральный кружок, Подружек. Я очень часто писал. Писал о чем… о чем… о жизни своей тоже.

О том, что я Ираиду замуж выдал. У нее никого не было, отец в Москве. Никого из близких рядом. Она была одна в Таганроге. А познакомились с парнем из группы, где раньше играли Дима Рябов, Сидашенко Женя. Решили они пожениться. Я говорю, круто Ираида, молодец, зашибись.

И она позвала меня свидетелем на свадьбу. Свадьба была в Таганроге. Мы приехали в загс, Ираида же без родителей. В общем, я был вместо мамы, папы, всех родственников. У меня тогда волосы были длинные, сам в пиджаке, галстуке, и руки в кольцах — такой вот свидетель.

Отпраздновали свадьбу. Кроме родственников жениха, никого не было. Со стороны невесты был только я. А Оксана, кажется, тогда уезжала к себе домой в станицу Вешинская. Папа невесты не приехал. Он, кажется, где-то в командировке был за границей. Пел. У Ираиды с папой были тяжелые очень отношения. Натянутые. Он мало помогал. В Москве у него была другая женщина. Ираида тоже на него никогда не надеялась, но очень любила. И мне свадьба эта показалась… знаешь, как раньше на Руси было? Вот парень берет дивчину в жены. Потому что парень взрослый, наверное, мать давила, давай, чувак! Пора тебе уже. Было ощущение, что какой-то в этом подвох. Я, конечно, спрашивал ее, счастлива ли ты, Ираида, любишь ли его. Да, да, мне нравится с ним, он такой-растакой.

И после свадьбы они куда-то поехали, а потом она очень редко появлялась. И когда она появлялась, я стал замечать, что она очень далеко. Она стесняется общаться, как прежде. Поменяла речь. Отдалилась от нас, от меня, от Оксаны. Она уже не могла сесть за пианино и спеть песню, как раньше. Возможно, это из-за мужа. Она настолько восприняла все всерьез, что, даже если муж не видит чего-то, ей все равно было неловко как-то расслабленно себя вести. Тем более человек верующий. Зажата была. Как будто мы не свои и раньше не общались на такие темы. Молчит, «как у тебя?» — «нормально».