Кен Фостер снова бросил ей вызов. Он неоднократно объяснял Саффлу и Рейнолдсу, что не может надлежащим образом лечить Рона Уильямсона, не поместив его в СМБ, что только там он будет в состоянии отслеживать его состояние и регулировать дозировку препаратов. Зачастую он горячился, был напорист и резок. Но Дэн Рейнолдс проявлял незаурядное упрямство, не желая переводить Рона в больницу и не видя нужды в его лечении.
– Не беспокойтесь вы за приговоренных к высшей мере, – как-то сказал он Фостеру. – Они ведь в любом случае умрут.
Обращения доктора Фостера по поводу Рона так надоели директору Рейнолдсу, что он приказал в течение какого-то времени не пускать его в тюрьму.
Как только локаут закончился, доктор Фостер возобновил свои хлопоты о переводе Рона в СМБ. Так продолжалось четыре года.
После того как первичная апелляция Рона была отклонена, его дело вступило в стадию судебной защиты после осуждения, на которой ему разрешалось представить доказательства, не учтенные во время процесса.
Согласно общепринятой практике того времени, Билл Лукер передал дело адвокату Лесли Делк из Апелляционного управления общественных защитников. Ее первейшей обязанностью было обеспечить своему клиенту надлежащее лечение. Однажды увидев Рона в блоке F, она поняла, что он серьезно болен. А после его перевода в блок H по-настоящему встревожилась его ухудшающимся состоянием.
Не будучи ни психологом, ни психиатром, Делк имела обширный опыт распознавания душевных болезней. Существенной частью ее работы как адвоката по делам приговоренных к высшей мере наказания было выявлять осужденных с подобными проблемами и пытаться обеспечить им должное лечение. Обычно она полагалась на мнения экспертов-психиатров, но в данном случае это трудно было сделать, поскольку оказалось невозможным организовать надлежащее обследование Рона. Бесконтактный режим блока H запрещал кому бы то ни было, даже адвокату, находиться в одном помещении с узником. Психиатр, которого пригласили обследовать Рона, вынужден был смотреть на него сквозь толстое стекло и разговаривать через телефонную трубку.
Делк тем не менее добилась разрешения на встречу доктора Пэт Флеминг с Роном, как положено по процедуре послесудебной защиты осужденного. Доктор Флеминг предприняла три попытки, но так и не смогла сделать окончательное заключение. Пациент был возбужден, одержим маниями, неконтактен и страдал галлюцинациями. Сотрудники тюрьмы проинформировали доктора о том, что подобное поведение отнюдь не является необычным для этого заключенного. Было очевидно, что это человек с тяжелым расстройством психики, неспособный сотрудничать со своим адвокатом и вообще действовать сколько-нибудь разумно. Доктор Флеминг была строго ограничена в своих возможностях точнее оценить состояние Рона, поскольку ей запретили конфиденциальный визит, во время которого она могла бы сидеть в одной комнате с больным, задавать ему вопросы, проводить тесты и наблюдать за его реакциями.
Она встретилась с врачом блока H и подробно изложила ему свою озабоченность. Позднее ее уведомили, что Рон наблюдается у тюремных специалистов по психическим заболеваниям, однако она не заметила никакого улучшения. Доктор Флеминг настоятельно рекомендовала поместить Рона в Восточную клинику на продолжительное время, чтобы стабилизировать его состояние и надлежащим образом обследовать.
Ее рекомендации были отклонены.
Лесли Делк бомбардировала администрацию тюрьмы. Она неустанно встречалась с воспитательным и медицинским персоналом, со всевозможными начальниками, устно и письменно излагала свои жалобы и требовала предоставить ее клиенту возможность лечиться. Ей давали обещания, которые никогда не выполнялись. Кое-какие незначительные изменения в обеспечении Рона лекарствами произошли, но существенного лечения он так и не получил. Лесли Делк документально зафиксировала свое разочарование в серии писем, направленных руководству тюрьмы. Она навещала Рона при первой же возможности, каждый раз полагая, что хуже его состояние уже быть не может. Но в следующий раз оно оказывалось еще хуже. Лесли боялась, что он в любой момент может умереть.
Пока медики старались кое-как лечить Рона, «воспитатели» развлекались за его счет. Для потехи некоторые надзиратели использовали селектор, установленный в блоке H. В каждой камере имелось устройство двусторонней связи – для лучшего контроля над заключенными, а также в качестве еще одной умной игрушки, которая позволяла надзирателям располагаться как можно дальше от узников.
Но все же недостаточно далеко.
– Рон, это Бог, – раздавался среди ночи загробный голос в камере Рона. – Зачем ты убил Дебби Картер?
Наступала пауза, потом надзиратели начинали давиться от смеха, услышав, как Рон кричит, колотясь в решетку своей двери:
– Я никого не убивал! Я невиновен!
Его низкий скрипучий голос разносился по юго-западному крылу, разрывая тишину. Припадок мог продолжаться около часа, приводя в бешенство остальных заключенных и забавляя надзирателей.
Когда восстанавливалась тишина, голос звучал снова:
– Рон, это Дебби Картер. Зачем ты убил меня?
Душераздирающие крики возобновлялись и продолжались до бесконечности.
– Рон, это Чарли Картер. Зачем ты убил мою дочь?..
Узники умоляли надзирателей прекратить это представление, но тех оно слишком уж веселило. Рик Рохем считал, что два особенно склонных к садизму надзирателя получают удовольствие от того, что дразнят Рона. Это издевательство длилось месяцами.
– Просто не обращай на них внимания, – уговаривал Рик своего сокамерника. – Если ты перестанешь реагировать, они от тебя отстанут.
Рон не мог этого понять. Он был настроен на одно: убедить всех вокруг, что он невиновен, и ему казалось, что этого можно добиться, надрывая легкие в крике. Часто, когда он больше не мог кричать, физически обессилевал или у него окончательно садился голос, он прижимал губы к микрофону и часами что-то бессвязно шептал в него.
Наконец слухи о забавах надзирателей дошли до Лесли Делк, и 12 октября 1992 года она направила письмо начальнику блока H, в котором, в частности, говорилось:
Я уже доводила до Вашего сведения, что, по свидетельствам разных источников, Рон подвергается издевательствам с использованием интеркома со стороны некоторых надзирателей, которым, видимо, кажется забавным дразнить «сумасшедших». До меня постоянно доходят подобные слухи, вот и совсем недавно, как я слышала, офицер Мартин подошел к двери камеры Рона и начал изводить его (темы издевательств обычно вертятся вокруг Рики Джо Симмонса и Дебры Сью Картер). Насколько я знаю, офицер Ридинг пытался заставить офицера Мартина прекратить это безобразие, но ему пришлось повторить свое требование много раз, прежде чем Мартин послушался его.
Имя офицера Мартина я слышала от многих как имя одного из тех людей, которые постоянно издеваются над Роном, поэтому я хотела бы знать, собираетесь ли Вы провести служебное расследование этого дела и принять соответствующие меры. Быть может, Вам следовало бы ввести специальный курс обучения для тех ваших надзирателей, которые имеют дело с психически больными заключенными.
Впрочем, не все надзиратели были жестоки. Как-то ночью у двери камеры Рона остановилась поболтать женщина-надзирательница. Он выглядел ужасно и сказал, что умирает с голоду, потому что не ел уже несколько дней. Она поверила ему, ушла и вернулась через несколько минут с банкой арахисового масла и куском черствого хлеба.
В письме к Рини Рон написал, что бесконечно наслаждался этим «пиром» и съел все до последней крошки.
Ким Маркс была следователем Службы защиты неимущих штата Оклахома, она провела с Роном в блоке H больше времени, чем кто бы то ни было. Как только ей поручили его дело, она ознакомилась со стенограммой судебного процесса, отчетами и вещественными доказательствами. Когда-то она работала в газете репортером, и профессиональное любопытство заставило ее как минимум задаться вопросом, виновен ли Рон на самом деле.
