Однако во время одной из встреч адвокат заметил, что Рон едва ворочает языком. Он сделал внушение надзирателям, доза была скорректирована, и Рон возродился к жизни.

Но в целом он плохо сотрудничал со своим адвокатом.

Глен Гор сидел в тюрьме за похищение человека и хулиганские нападения. Его назначенным адвокатом был Грег Сондерс, молодой юрист, который еще только начинал гражданскую практику в Аде. Во время встречи с клиентом в тюрьме дело чуть не дошло до драки. Тогда Сондерс отправился в суд и попросил судью Миллера освободить его от этого дела. Судья отказался, но Сондерс пообещал, если его избавят от Гора, взять следующее дело об убийстве первой степени. «Договорились, – согласился судья Миллер, – будете представлять интересы Денниса Фрица в деле Дебби Картер».

Хотя Грег Сондерс и опасался вести дело об убийстве первой степени, его весьма привлекала перспектива работать в тесном сотрудничестве с Барни Уордом. Студент последнего курса Восточного центрального университета, он мечтал стать барристером и часто пропускал занятия, если знал, что в это время Барни выступает в суде. Ему доводилось видеть, как Барни рвал в клочья свидетелей и запуганных обвинителей. Судей Барни уважал, но не боялся их и умел разговаривать с присяжными. Он никогда не позволял себе играть на своем увечье, но в критические моменты мог прибегнуть к нему как к средству пробудить сочувствие. Грег Сондерс считал Барни блестящим адвокатом.

Сохраняя независимость, но в то же время работая в паре, они составили полный комплект необходимых ходатайств и вскоре заставили вертеться весь офис окружного прокурора. На 11 июня судья Миллер назначил слушания по процессуальным вопросам. Барни затребовал список всех свидетелей, которых собиралось вызвать в суд обвинение. По закону Оклахомы, он имел на это полное право, но у Билла Питерсона были проблемы со знанием законодательства. Барни доходчиво объяснил ему это. Обвинитель хотел открыть имена только тех свидетелей, которых планировал использовать на предварительных слушаниях. «Отклоняется», – заявил судья Миллер и приказал Питерсону загодя уведомлять защиту обо всех новых свидетелях.

Барни пребывал в сварливом настроении и дотошно добивался своего по каждому пункту. Однако в нем были заметны признаки раздраженности. Однажды он бросил в сторону реплику, смысл которой сводился к тому, что он является назначенным адвокатом и не желает тратить слишком много времени на это дело. Тем не менее он поклялся работать честно, хотя опасался, что первое в его карьере дело об убийстве первой степени «съест» его.

На следующий день он подал прошение о выделении для Рона дополнительного адвоката. Штат не возражал, и 16 июня судья Миллер назначил в помощь Барни Фрэнка Бабера. В ожидании предварительных слушаний продолжались крючкотворское перетягивание каната и бумажные войны.

Денниса Фрица поместили в камеру неподалеку от камеры Рона Уильямсона. Он не мог видеть Рона, но, разумеется, слышал его. Если тот не был оглушен лекарствами, то постоянно горланил. Стоя у решетки своей камеры, он мог часами выкрикивать: «Я невиновен! Я невиновен!» Его низкий хриплый голос эхом прокатывался по набитому до отказа тюремному зданию. Рон напоминал раненого зверя, запертого в клетке и отчаянно взывающего о помощи. Заключенные и без того испытывали постоянный стресс, хриплые же вопли Рона усугубляли их тревогу еще больше.

Кое-кто из арестантов кричал ему в ответ, обидно поддразнивая насчет убийства Дебби Картер. Перебранки и обмен колкостями иногда бывали даже забавны, но чаще сильно действовали на нервы. Надзиратели перевели Рона из одиночки в общую камеру, где уже теснилось с дюжину арестантов, но этот маневр чуть не обернулся катастрофой. В общей каталажке люди ни на минуту не оставались наедине с самими собой, они жили, практически постоянно касаясь друг друга плечами. Рон же не испытывал никакого уважения к частному пространству сокамерников. Те составили петицию, в которой просили тюремное начальство перевести Рона обратно в одиночку. Чтобы предотвратить бунт или, не дай Бог, убийство, просьбу удовлетворили.

Порой наступали периоды затишья, позволявшие всем – и заключенным, и охранникам – немного передохнуть. Вскоре вся тюрьма знала: если Рон молчит, значит, либо дежурит Джон Кристиан, либо надзиратели накачали Рона торазином.

Торазин оглушал его, но порой проявлялись и побочные эффекты, например зуд в ногах или «торазиновое ерзанье», которое стало уже рутинным явлением, – Рон часами, вцепившись в решетку, раскачивался взад-вперед и из стороны в сторону.

Фриц пытался говорить с ним, успокаивать – безрезультатно. Вопли Рона о его невиновности слышать было тяжело, особенно Деннису, лучше всех знавшему Уильямсона. Было очевидно, что Рон нуждался в гораздо большем, нежели просто флакон таблеток.

Нейролептики – то же, что транквилизаторы и антипсихотические средства, их назначают прежде всего шизофреникам. Торазин – нейролептик, имеющий бурную историю. В 1950-х годах он начал заполонять психиатрические больницы. Это сильный препарат, существенно снижающий остроту реакций и притупляющий сознание. Психиатры, выступающие в защиту торазина, утверждают, будто он действительно лечит посредством изменения или корректировки химических процессов головного мозга.

Критики же, число коих значительно превосходит количество защитников, цитируют многочисленные исследования, доказывающие, что препарат вызывает побочные эффекты, список которых длинен и страшен. Замедленность реакции, сонливость, летаргическое состояние, неспособность сосредоточиться, ночные кошмары, эмоциональные проблемы, депрессии, состояние острого отчаяния, утрата интереса к окружающей действительности, притупление или помрачение интеллекта и утрата контроля за моторными реакциями.

Самые суровые критики прозвали торазин «химической лоботомией». Они утверждали, что единственной задачей этого препарата является экономия денег и сил психиатрических учреждений и тюрем, поскольку он легко делал заключенных и пациентов управляемыми. Торазин, назначавшийся Рону, был призван оказывать помощь скорее тюремщикам – иногда под присмотром его адвоката, но чаще совершенно бесконтрольно. Как только Рон становился слишком беспокойным и шумным, ему давали очередную таблетку.

Несмотря на то, что Деннис Фриц в течение четырех лет после убийства спокойно жил в Аде, считалось, что он может сбежать. Так же как и Рону, ему назначили непомерный залог. О том, чтобы заплатить его, не могло быть и речи. Как и все подозреваемые, оба, согласно презумпции, считались пока невиновными, однако содержались под стражей – чтобы не дать им возможности скрыться или свободно разгуливать по улицам, продолжая убивать.

Они почти год ждали суда в тюрьме.

Через несколько дней после того, как Денниса привезли в тюрьму, у решетки его камеры неожиданно появился человек по имени Майк Тенни. Тучный, лысеющий и косноязычный, он обладал, однако, широкой приветливой улыбкой, дружелюбными манерами и обращался с Деннисом как со старым другом. Ему не терпелось поговорить об убийстве Дебби Картер.

Деннис достаточно долго прожил в Аде, чтобы знать, что тамошняя тюрьма – клоака, кишащая осведомителями, лжецами и головорезами, и все сказанное в любом разговоре скорее всего будет повторено в зале суда в совершенно искаженном – разумеется, не в пользу обвиняемого – виде. Каждый сокамерник, охранник, полицейский, попечитель, уборщик, повар был потенциальным доносчиком, жаждущим выведать какие-нибудь подробности, чтобы пересказать их копам.

Тенни сказал, что он новичок-стажер, скоро станет надзирателем, но пока еще в официальных списках не значится. Хотя никто его об этом не просил, Тенни, не имея опыта и не будучи ни в коей мере ни в чем осведомленным, тем не менее принялся давать Деннису массу советов. По его мнению, положение у того было аховое, ему реально грозила смертная казнь и лучшее, что он мог сделать, чтобы спастись, – это все рассказать, признаться, заключить сделку с Питерсоном при посредничестве окружного прокурора и свалить все на Рона Уильямсона. Питерсон условия сделки выполнит честно.