В двадцать пятом веке, наконец, разыскали, воскресили и стали чествовать того, кто изобрел колесо.

А он ходил, печальный, с одного молочного банкета на другой, и каждый раз, захмелев от парного, бил себя в грудь:

— Братцы, что вы меня хвалите, я-то что? Колесо, ведь оно, как луна, как солнце, опять же круги по воде идут, если камень бросишь… Не много ума надо, чтоб до колеса допереть… А вот кто ось придумал — это да!

Хороший был этот парень, который придумал колесо.

На автобусной остановке под старыми липами сидела на скамейке девчонка в подвенечном платье с красивой белой вуалью, а в руках у нее были розы, тоже очень красивые, снежно-белые.

А вокруг стояли люди. Кто ехал с работы, кто в театр, а кто на стадион; кто ждал семерку, а кто одиннадцатый. И, понятно, на девушку в белом подвенечном платье никто не обращал внимания, потому что в таком платье обычно приходят на конечную остановку, где оканчивается маршрут автобуса, где можно оглядеться, выбрать, с кем поехать дальше, а она стояла на обычной автобусной остановке под старыми липами.

Гордая девчонка. Она верила, что увидев ее, кто-то должен бросить все свои дела, протиснуться к двери и выпрыгнуть на ходу или, придя на остановку и увидев ее, поехать совсем в другую сторону.

Но люди редко бросают начатые дела посредине, и они только улыбались, глядя на нее, потому что подвенечное платье было модное. Я видел ее только однажды. Может быть, потом она с кем-то уехала, а может быть, белые розы, которые она держала в руках, стали ронять свои лепестки, и она ушла.

А я все жду и каждый раз прижимаюсь лбом к стеклу, может быть, она появится снова, и не могу себе простить, что в тот день не смог вырваться из толпы и проехал остановку под старыми липами.

Ночь.

Идет мелкий дождь.

Капли дождя видны, когда попадают под свет фонарей, и кажется, что фонари вдоль улицы плачут.

О чем?

Фонари плачут дождливой ночью только о том, что не удалось людям, потому что сами они — просто фонари, своей печали у них нет.

И плачут они целую ночь от одиночества, от того, что идет дождь, и завтра нелетная погода, и кто-то не встретится, кто-то недолюбит, недоцелует…

И оттого, что завтра нелетная погода, этой ночью вдоль улицы плачут фонари.

Опали с деревьев листья и высохли травы и цветы. Вот что ты сделала со мной, когда перестала смотреть на меня.

Не будет больше на свете снега, и не будет дождя. И даже — солнца. Вот что ты сделала со мной, когда перестала встречать меня.

Море затянуло ряской, и река обмелела. Вот что ты сделала со мной, когда перестала любить меня.

А люди, что около меня, видят вокруг совсем другое — осенний, добрый, золотисто-зеленый мир. О, в этом мире только я брожу по дорогам, где в пыли валяются мертвые жаворонки. Вот что ты сделала со мной…

Астрономы считают желтые звезды на черном небе. Их головы подняты вверх. Моя опущена вниз.

Ты думаешь, это потому, что ты мне сказала: «Я не люблю тебя»?

Нет, нет. Это потому, что я считаю желтые звезды, желтые кленовые листья на черном ночном асфальте.

Дорога. Из всех дорог я помню черную ленту асфальта, мокрую от росы, и листья ясеня на ней, дорогу, по которой мы шли утром, и ты боялась, что будет с тобой завтра, а завтра не было, было только сегодня до завтра, до послезавтра было только сегодня, счастливое сегодня. Потому что эта дорога — начало, середина и конец, потому что по этой дороге я иду не один: со мною ты.

Здравствуй, старое доброе дерево! Здравствуй! Я снова здесь, я снова приехал. Мы снова можем разговаривать с тобой, у меня от тебя нет секретов. Ты же знаешь про меня все. Ты помнишь, мы с ней стояли под твоими ветвями. И она верила, что безумно только меня одного любит. Любит, любит… и еще…

Это неважно, что ты стоишь в шумном городе на самом людном месте, на самом людном перекрестке. Мы всегда, может, это мне кажется, ждем встречи друг с другом. Правда?

И вторую любовь мою в этом городе ты ведь тоже помнишь? Только была зима. Вспомни! Я проходил мимо тебя, касаясь рукой твоей коры. Было холодно. Была ночь. И мне казалось, что ты чувствуешь холод. Я подгребал к твоему стволу снег, ведь тебе так было теплее.

А потом? Мы ведь можем многое вспомнить, тебе было грустно, твои листья — осеннее золото — ты ронял к нашим ногам, а у нас была весна. Весна! Весна!

Врешь ты все, чертова деревяшка, была Весна, была, слышишь, была. Это ты когда-нибудь станешь пнем, а она не умрет никогда, она же Надежда…

Не сердись, прости меня, прости меня, будь добрым. Я же всего лишь человек. Я просто человек. Любовь приходит и уходит, как опадают и снова зеленеют твои листья. Еще тысячи людей будут поверять тебе свои тайны. А я уйду, как все, только одну весну подари! Прошу, еще одну! Только одну, не отказывай! Мое доброе старое дерево! Я прижмусь к тебе щекой, чувствуешь, я поцарапан твоей корой, только одну весну. Будь добрым, ведь я только слабый человек. Будь, будь, будь обязательно добрым.

Я умру, если никто не скажет: «Люблю!»

А ты подаришь нам золотой листик?

Будет, будет! Правда?

Уходя от меня утром, длинноногая девчонка в васильковом платье подарила мне пистолет. И когда через год несчастья (так мне казалось) раздавили меня, я поблагодарил белокурую за подарок, за этот пистолет.

За то, что он был игрушечный.

Этого долго ждали, но когда это случилось, люди Земли оцепенели.

— Получены сигналы из космоса!

Старая, грешная земля дождалась. Да! Ее услышали и ей ответили. Четыре миллиарда землян не отходили от приемников и телевизоров. Забылись все их распри и споры.

15 марта 1985 года астроматематик из Бюракана Саркисян, автор эффекта «свертывания пространства», услышал сообщение из космоса:

— Вас поняла, выхожу на двухстороннюю связь 22 марта 1985 года земного исчисления.

Эта неделя! Ее никогда на Земле не забудут.

Газеты печатали только статьи о космосе и предстоящем с ним разговоре.

В Ереване киевское «Динамо» проиграло матч «Арарату», но этого никто даже не заметил.

В Париже диспетчер аэропорта «Орли» спутал графики двух рейсов, и правительство Канады улетело в Токио, а японский премьер оказался в Монреале.

Наконец, 22 марта, в 12 часов по Гринвичу человечество, приникшее к радиоприемникам и телевизорам, услышало женский голос:

— Алло, алло, Земля! Говорит межгалактическая станция связи гуманоидных цивилизаций, старшая дежурная станции — Этли Омфи.

Взволнованный голос земного диктора ответил:

— Го-во-рит Земля! Го-во-рит Земля!

Послышалось щелканье, свист, и серебряный голос ответил:

— С кем вы хотите говорить?

Наш диктор не растерялся:

— С цивилизацией, девушка, с разумными существами хотим говорить!

— Вы что, первый раз на связи, что ли? — в серебристом голосе послышалось раздражение.

— Да, — упавшим голосом ответил наш диктор.

— Хорошо, соединю вас с филиалом координационного центра молодых цивилизаций. Ждите.

Что-то щелкнуло и наступила тишина.

Через несколько минут с Земли снова полетели в космос мощные сигналы кванто-кварковых установок.