— Пляски Смерти, — вздохнул киммериец. — Прямо душу леденит.

— А ты подогрей девку кнутом, — посоветовал кто-то. — Глядишь, оживет.

— Эй, Конан, когда же ты приласкаешь красоток? Они заждались.

— Слушай, поделись с нами! Зачем тебе одному столько?

— Оставьте в покое киммерийца! Госпожа нагнала на него страху.

Варвар скрипнул зубами от досады. Это отродье Нергала не отвяжется. Что бы придумать?

У ног Конана съежилась в комочек Бренна. Шелковое одеяние бритунки было измято, забрызгано кровью и разодрано на груди. Пальцы девушки судорожно стискивали рваные края ткани, но те немного расходились, приоткрывая нежную кожу, сквозь которую просвечивали голубые жилки. Девчонка недурна, вынужден был признать Конан. Вот только небольшое красное пятно на левой груди, вроде отпечатка крошечной короткопалой ладони. Пятно… А что, если…

— Вина! — взревел варвар. — Мне и этой милашке! Пейте, гнилые утробы!

Осмелевшая Бренна снова устроилась на коленях великана.

— Эй, киммериец, оставь и нам немножко. Мы тоже любим сладкое! — гоготали пираты.

— Только не этой ночью, — осклабился Конан. — Но я не жадный. А ну, красотка, покажи нам, что ты прячешь! — И он содрал шелк с плеч девушки, обнажив полную грудь.

Варвар уставился на пятно с таким видом, словно разглядел его только сейчас.

— Кром! — воскликнул он и, вскочив, оттолкнул от себя Бренну.

Кушиты недоуменно переглядывались.

— Может, он умом тронулся от счастья? — предположил кто-то.

— Это знак! — произнес Конан свистящим шепотом, округлив глаза и тыча пальцем в небо.

— Чего он там несет?

— Девушка посвящена Виккане, — вдохновенно врал киммериец. — Ее жрицы должны хранить целомудрие.

— Что-то я не слышал про такую богиню, — вмешался какой-то маловер.

— А как ты, дерьмо шакалье, мог о ней слышать, если Виккане поклоняются только на севере, в Бритунии?

— Ну, мы-то на юге… К тому же персик уже надкусили.

— Вот-вот… Видел, что случилось с толстяком, осквернившим тело жрицы? Он навлек на себя гнев богини.

Конан чувствовал, что чернокожие головорезы не слишком-то верят его второпях сочиненной байке. Как убедить их? Н'Тона! Ну конечно! Как он забыл про старика.

— Не верите мне — спросите колдуна, — заявил варвар.

Позвали престарелого знахаря, который ухаживал за ранеными. Киммериец давно подметил, что Н'Тона мягкосердечен и неглуп. Старик пожалеет девушек и поддержит игру.

Конан повторил все слово в слово колдуну. Тот выслушал его с важным видом, а затем изрек:

— Мне не ведомы северные божества, но если на деве лежит Священная Печать, я это почувствую.

Старец подошел к дрожащей бритунке и начал водить ладонью над пятном. Для пущей важности он прикрыл веселые плутоватые глаза и забубнил что-то. Кушиты следили за ритуалом жадно, как любопытные дети, затаив дыхание и разинув рты.

— Я чувствую жар Божественной Искры, — вынес вердикт Н'Тона. — А если какой-нибудь тупой сын обезьяны попробует ломиться в Священные Врата, его таран станет трухлявым, его боевой клинок съест ржа. Все ясно, вместилища порока?

— А как же стигийская змейка? — осведомился тот же недоверчивый голос.

— Она долго была рядом с Избранницей. И заклятие перешло и на нее, — важно пояснил колдун.

Пираты застонали от разочарования.

— И не вздумайте выкинуть Носящих Печать в море! — Проницательный старец легко угадывал мысли, тяжело копошащиеся в головах его подопечных. — Только еще больше прогневаете богиню.

Конан перевел дух. Кажется, старый хитрец преуспел, судя по унылым физиономиям. Знахарь заговорщицки подмигнул варвару и, шаркая ногами, побрел назад к раненым. Киммериец и не подозревал, что скоро незатейливая выдумка обернется против него.

Ты вскормлена скорбью

И местью сыта.

Как пламень, пылает

Твоя красота.

Сей огнь занялся

От пожара в крови,

Что бешено алчет

Войны и любви.

Песнь о Белит

Под алыми сводами шатра на мягкой пятнистой шкуре сидела Королева Черного Побережья. Смуглые руки обхватили согнутые колени, в которые Белит уткнулась лбом. Черная волна кудрей отхлынула на грудь, и видно было, что плечи вздрагивают. Владычица плакала, горько и безутешно, словно ребенок. Она редко позволяла себе такую роскошь, как слезы, потому что судьба рано отняла у нее право на слабость.

Белит родилась в Шеме, небольшой, но процветающей стране, благополучие которой зиждилось на предприимчивости и трудолюбии народа, удачливого в торговле и искусного в ремеслах. Появлению девочки на свет предшествовало зловещее предзнаменование. Неизвестно как в домашнее святилище, где стояли медные идолы — статуэтки Иштар, Адониса и других почитаемых шемитами богов, заползла большая змея, воплощение ужасного Сета. Перепуганная мать Белит разрешилась от бремени раньше срока. Вспоминая об этом, отец, человек умный и веселый, говорил: «Ты, дочь моя, никогда не отличалась терпением». Обеспокоенная роженица потребовала призвать жриц благостной Иштар, чтобы они истолковали знамение и отвели зло. Но мудрые служительницы богини не смогли утешить бедную женщину, ибо никто не в силах изменить предначертания небес. Белит была предсказана яркая, но короткая жизнь, подобная огненному росчерку падучей звезды.

Суровый приговор провидения привел в трепет мать Белит, и та тщетно старалась оберегать свое упрямое и своенравное дитя. Однако сама девочка видела в пророчестве обещание необыкновенной, сказочной участи. Она всегда завидовала брату, которого никто не пытался удержать под крылом, и сильнее всего была привязана к отцу, умевшему снисходительной мягкостью усмирять ее порывы. Повинуясь этой мудрой и ненавязчивой воле, она соединила свою жизнь с человеком, которого избрал ей в мужья отец, и дала жизнь ребенку. Замужество почти ничего не изменило в тихой, размеренной жизни Белит. Она питала к своему супругу искреннюю и теплую привязанность, но пламя страстей еще только занималось в ней.

Отец по-прежнему направлял судьбу Белит. И когда он собрался переехать из Шема на Черное Побережье, дочь с мужем последовали за ним. На новом месте семья Белит, как и раньше, жила в покое и достатке, окруженная всеобщим почитанием. Иногда юная женщина спрашивала себя, когда же начнется наконец обещанная ей необыкновенная жизнь. Позже она корила себя за это, мучаясь сознанием того, что безрассудные, дерзкие жалобы навлекли несчастье.

В один день Белит лишилась родителей, мужа и ребенка, которые погибли от рук стигийцев. Ее разлучили с братом и угнали в рабство. И здесь обрывается рассказ о беспечной юной мечтательнице и берет начало повествование о Королеве Черного Побережья.

Белит вырвалась из плена, и мщение змеепоклонникам стало для нее целью и смыслом жизни. Она бежала на Черное Побережье, туда, где все еще помнили и чтили ее семью, снарядила галеру и набрала команду из чернокожих воинов племени суба. С тех пор «Тигрица» стала ужасом, который неотступно преследовал тех, чьей жизнью управлял Великий Змей.

Со временем, когда жажда мести поутихла, Белит вошла во вкус вольной морской жизни и уже не мыслила для себя иного жребия. В этой новой жизни одно оставалось незыблемым: никто из окружавших владычицу мужчин не смел даже мечтать о любви смуглой красавицы, соблазнительной, как сама божественная Деркето. Одни видели в целомудрии Белит залог удачи, которая неизменно сопутствовала ей. Другие — решение хранить верность умершему. Сама же владычица постигла истину только в тот миг, когда увидела на палубе захваченного аргосского судна неистового гиганта в сверкающих доспехах. Лишь для него всегда билось ее сердце.

Но и цветочный венец таит в себе тернии. Обретение рождает страх утраты. Белит, уже потерявшую однажды всех, кого она любила, этот страх терзал, как злобный демон. И она была готова сразиться за возлюбленного с целым светом, с самим Повелителем Серых Равнин. Но не смерть считала прекрасная шемитка своей главной соперницей, а бесконечно изменчивую жизнь, которая манит и искушает беспокойный человеческий дух все новыми соблазнами.