Киммериец поискал глазами Белит. Почему она до сих пор не вмешалась? Одно слово госпожи могло охладить самые горячие головы. Повелительница прохаживалась вдоль прохода между скамьями гребцов от кормы к носу и обратно. Спорщики так шумели, что она наверняка слышала все. Но Белит даже не пыталась потушить огонь вражды, который разгорался с каждым мгновением. Конан не мог взять в толк почему. Может, она считает, что небольшая трепка собьет спесь с Окуджи? Однако дело того и гляди дойдет до поножовщины. И тут варвар уловил огонек торжества, блеснувший во взгляде, который послала ему возлюбленная. «Посмотри, — говорили ее глаза, — до чего довела твоя нелепая прихоть. Я тебя предупреждала».

Варвар усмехнулся про себя: женщина всегда верна своей нелепой природе, как бы высоко не вознесла ее судьба. Играть с огнем только из желания потешить гордыню, поставить на своем! Разве Белит не понимает, что пламя пожрет все вокруг, что слепая ярость опьяняет и сводит с ума и драка может перейти в бунт? Владычица бросает вызов. Уверена, что ей одной под силу справиться с этим сбродом. Ладно, поглядим, чья возьмет.

Забияки опешили, когда в разноголосый хор вмешался негромкий, но властный голос чужака:

— Чего вопите?

— Как чего? — возмутился один из тех, кто посчитал себя обойденным. — Ублюдок хочет наложить лапу на обеих девок!

Пираты снова загомонили, но уже без прежнего воодушевления.

— Столько шума из-за потаскух? Киньте кости. Победитель получит сразу двоих на всю ночь.

Как ни странно, первым предложение киммерийца подхватил сам виновник склоки. Этого Конан не ожидал. С каких пор Окуджи стал таким покладистым? Испугался, что не совладает со всей сворой? Или имеет тайный расчет?

Один из спорщиков достал из-за пояса кожаный мешочек и вытряхнул из него два костяных кубика, на гранях которых были вырезаны символы. Как успел узнать киммериец, самое низкое достоинство имел значок в виде косой черточки, условно изображавший комариное жало, за ним следовали два кружка — глаза лягушки, волна — тело змеи, что-то вроде лука без тетивы — крылья орла, точка, ощетинившаяся лучами, — грива льва и, наконец, полумесяц — бивень слона. Лягушка пожирает комара, но, в свою очередь, служит пищей змее, а та бессильна в когтях орла. Орел не может тягаться со львом, однако нет никого страшнее разъяренного слона.

Кушит бросил кубики и скривился: выпали «комар» и «змея». Окуджи расплылся в злорадной улыбке, сгреб кости, ловко метнул и обвел соперников ликующим взглядом:

— Два «слона».

Когда чернокожий великан выиграл пять раз подряд, Конан нахмурился: подозрительное везение. Правда, дерзкому кушиту не всегда удавалось выбросить двух «слонов». Киммериец не спускал глаз с руки Окуджи и, внимательно понаблюдав за чернокожим, довольно усмехнулся. Хитрец мог провести своих простодушных сородичей, но не человека, который не раз спускал за игрой награбленное в таверне Абулетеса, в самом воровском квартале легендарного Города Воров. У Абулетеса собирались прожженные мошенники. Один из них, редкий пройдоха, испробовал свое искусство на киммерийце. Должно быть, бедняга чем-то прогневал Бела, покровителя воров и торгашей. Конан пощекотал ему ребра кинжалом и остался доволен результатом: он не только вернул проигранное, но и почерпнул из беседы кое-что полезное.

Раскаявшийся поведал без утайки, как через крошечное отверстие влить внутрь кубика расплавленный свинец, чтобы при некотором навыке кубик всегда падал на утяжеленную грань. Очевидно, этой уловкой и воспользовался Окуджи. Перед броском он ловко подменял обычные кости кубиками со свинцовой начинкой, которые заранее припрятывал в ладони и придерживал мизинцем и безымянным пальцем. Метнув кубики, он подбирал их и сам подавал очередному противнику. Кушиты побаивались Окуджи, и тому ничего не стоило навязать им свои условия игры. Если сомнения и закрадывались в головы проигравших, они предпочитали держать их при себе. «Счастливчик» быстро разделался со всеми желающими попытать удачи — некоторые пираты не стали даже пробовать, заведомо посчитав это делом безнадежным.

— Сыграй со мной, — предложил, к удивлению всех, Конан.

Окуджи насупился:

— А что скажет владычица?

— Не твоя забота. Боишься проиграть?

Чернокожий протянул кубики киммерийцу, но тот покачал головой:

— После тебя.

Бросок. Кости стукнулись о дерево. Один кубик сразу замер, а другой пару раз повернулся и только тогда застыл на месте. «Лев» и «слон». Окуджи подобрал кубики и протянул Конану. Варвар подставил левую ладонь, а потом, подкинув кости, поймал их правой. Он воздел глаза к небу и, напустив на себя постную мину, загнусавил на манер базарных попрошаек:

— Молю тебя, Светозарный, и вас, Светлые Боги, не обойдите милостью жалкого червя, пресмыкающегося в пыли! Пошлите удачу несчастному горемыке!

— Бросай! — рявкнул Окуджи.

— Чего дергаешься? — притворно удивился Конан. — Ты, считай, выиграл. — Он поднес кости ко рту и поплевал на них: — Это на счастье…

— Да бросай же!

Рука варвара зависла в воздухе, пальцы разжались и выпустили кости. Кубик, выпавший первым, остановился почти сразу. Из груди зрителей вылетел вздох. «Слон»! Все взгляды перекинулись на второй кубик, который, словно испытывая терпение игроков, подскочил, упал на ребро, а потом долго кружился.

— Боги услышали мои молитвы, — елейным голосом объявил Конан.

Окуджи открыл рот, намереваясь что-то возразить, но умолк и только сверлил врага взглядом. А киммериец так и лучился дружелюбием и детской наивностью. Кушит, несомненно, понял, что противник повторил его трюк, но не мог разоблачить его, не бросив тени на себя.

Встревая в игру, Конан просто хотел наказать обманщика. Он как-то забыл, что поставлено на кон, и вспомнил об этом, только когда пышнотелая бритунка плюхнулась к нему на колени и, обмакнув пальчик в кубок, из которого пил варвар, по-кошачьи слизнула красные капли. Голубенькие глазки мазанули по лицу Конана похотливым взглядом.

В прежние времена киммериец охотно приголубил бы пухленькую милашку, не обойдя вниманием и смуглую танцовщицу. Но то было прежде. И все же он не спешил спихнуть с колен бритунку. Неожиданно для себя варвар поразил одной стрелой две цели — щелкнул по носу наглеца и хотя бы на одну ночь вырвал девушек из лап насильников. Если сейчас пираты поймут, что добыча ему не нужна, дележ начнется сызнова.

Конан ломал голову над тем, как выбраться из ловушки, которую сам себе подстроил. Он терпеливо сносил ласки, которые расточали ему обе рабыни. Кушиты отпускали соленые шутки. Они откровенно завидовали чужаку, но тешились тем, что тот проучил Окуджи.

И вдруг Бренна с испуганным писком шмыгнула за спину Конана. Пираты странно притихли. Киммериец поднял глаза. В двух шагах от него стояла Белит. Глаза ее метали молнии, смуглая рука уже занесла для удара стальное лезвие. Варвар ощутил жаркие толчки крови и вопреки здравому смыслу захотел стиснуть гневную смуглянку в объятиях — так ослепительна она была в ярости. Но вместо этого он только обронил:

— Решила кого-нибудь зарезать? Так не тяни. Рука дрогнет.

Белит резко развернулась и неистовым броском послала нож вперед. Сила ее ненависти глубоко вогнала лезвие в каменно-твердую мачту.

— Тебе бы на ярмарках выступать, — крикнул вдогонку киммериец.

Кушиты молчали, выжидательно поглядывая на Конана.: Оскорбление, нанесенное владычице, задевало их честь. Но; каждый из чернокожих, как ни крути, принадлежал к сильному полу и против воли восхищался тем, как ловко чужак укротил взбешенную женщину. Белит сама сыграла на руку варвару, обнаружив ревность — чувство, простительное для обычных людей, но не для тех, кого всеобщее поклонение окружило ореолом исключительности.

— Вы что, языки проглотили? — гаркнул Конан. — Почему мой кубок пуст? Клянусь Кромом, на Серых Равнинах и то веселей, чем здесь. Пусть стигийская шлюшка спляшет для нас.

Танцовщица робко выскользнула из-за спин кушитов и, бросив опасливый взгляд в сторону палатки, куда удалилась Белит, начала извивать стан и кружиться. Но танец не ладился, движения выходили скованными, смуглое лицо потемнело от страха.