Они танцевали медленно, важно, то с поклонами расходясь, то вновь сходясь, чтобы степенно покружиться, взявшись за руки. Меч путался в траве, задевал за юбку крошечной королевы, но они невозмутимо кружились, величественно кланялись и изящно взмахивали руками.

Зенобия, изнемогая от смеха, с трудом сняла с руки драгоценный браслет и бросила его крошке-королю. Тот ловко поймал его на лету, благодарно улыбнулся и важно надел поверх рукава своего одеяния. Другие придворные тоже стали бросать шутам драгоценности, и малютка-королева не спеша собирала их в подол, словно спелые яблоки. Это вызвало новый взрыв хохота, музыка загремела громче, и на смену карликам на полянку стали выходить новые танцующие пары. Кавалеры и дамы кружились в танце, наслаждаясь ночной прохладой. Королева танцевала с Готнаром, ее загадочная улыбка дразнила и обнадеживала.

Шум праздника слабыми отголосками долетал до спальни короля, где он отдавал последние приказания лекарю и двум стражникам. Это были надежные молодцы из его личной охраны, они знали многое и не болтали лишнего. Вот и теперь им предстояло нести ночной караул у дверей королевской спальни, а утром быть здесь же, под рукой, чтобы привести Конана в чувство, если колдовская сила не отпустит его сама. Имма, маленькая помощница лекаря, стояла тут же, умоляюще глядя на Конана – она словно чувствовала, что ее собираются отослать. Славная девочка, истинные чувства которой давно уже не были секретом для короля. Когда она натирала целебными мазями его ноги, уставшие от многодневной охоты, или массировала тело, возвращая затвердевшим буграм мышц мягкость и легкость, в трепете ее сильных рук безошибочно чувствовалось нечто большее, чем старание служанки. Это были любящие прикосновения, и они выдавали ее так же, как полузакрытые глаза и вздрагивающие от скрытой нежности губы.

Где-то глубоко в душе Конан чувствовал ответный отклик на этот робкий призыв и знал, что когда-нибудь сожмет в объятиях это стройное смуглое тело, зароется лицом в непокорные завитки черных волос, глубоко заглянет в ее глаза. А какого они цвета, эти глаза? Золотистые? Зеленые? Он так и не смог рассмотреть. Все равно приятно было сознавать, что все это будет…

Но не сейчас… Когда-нибудь потом… Поэтому он и хотел отослать ее, чтобы она не видела его в час бессилия, а может, и смерти. Но ее глаза смотрели так требовательно, и в то же время умоляюще, что он сдался:

– Ладно, Имма, ты тоже останься, и приготовь вино – твое знаменитое, на травах, что и мертвого поднимет, и растирай меня покрепче, уж я-то знаю, какие у тебя сильные руки, малышка!

Она расцвела, услышав его похвалу, и, повинуясь кивку Дамунка, побежала готовить снадобья. Конан, перед тем как запереться в спальне, велел лекарю запомнить все, что он будет говорить утром.

Дверь захлопнулась, звякнул засов, и Дамунк приготовился ждать всю ночь, не смыкая глаз. Стражники, словно бронзовые изваяния, замерли по обе стороны дверей, опершись на алебарды, готовые скорее умереть, чем допустить кого-либо к королю.

Конан прошелся по спальне, вслушиваясь в отдаленные звуки музыки и всплески веселого смеха, постоял у окна, вдыхая пьянящий аромат цветущего сада, потом решительно закрыл окно и подошел к ложу. Глядя на него в этот момент, можно было подумать, что где-то неподалеку ждет оседланный конь, а сам он собрался в опасный путь. Как раньше, во времена, когда необузданный варвар мотался по свету, добывая удачу мечом и секирой, на нем была надета простая свободная туника, широкий кожаный пояс с кинжалом, на ногах – прочные дорожные сандалии. После некоторых колебаний он пристегнул к поясу меч из чудесной стали, способный разрубать камни. Это был прежний Конан – воин, пират, искатель приключений. На голове, вместо золотого обруча с огромным искрящимся камнем – символом королевской власти, был обычный кожаный ремешок, стягивающий непокорные черные волосы.

Конан присел на ложе, в ожидании неведомой опасности, но вместо этого почувствовал приятное покачивание – ему показалось, что он снова маленький мальчик, усталый и невыспавшийся. И вот оно перед ним, мягкое ложе и пышные подушки, такие желанные и соблазнительные! Мгновение – и вот киммериец уже удобно устроился на этих подушках, подложив под щеку могучую руку. Счастливая улыбка мелькнула на строгих губах, и он уснул, безмятежно, как в детстве.

Он несся со страшной быстротой через темные спирали сновидения, неясные фигуры смутными пятнами пролетали мимо и таяли далеко позади. Казалось, этот полет может продолжаться вечно без мыслей, без осознания себя, но вот мелькание неясных пятен приостановилось, и Конан беспомощно забарахтался в пустоте, мысленно ругаясь и поминая всех демонов, каких только знал. Нащупав меч, он рывком выхватил клинок из ножен и размахнулся, пытаясь перерубить невидимую паутину, не дававшую ему привычно встать на ноги. Но перерубать было нечего, и стоять было не на чем: эти клочья тумана висели в пустоте так же, как и он сам – могучий король Конан.

Яростные ругательства потоком прорвались наружу, но предательский туман глушил их, как подушка, прижатая к лицу.

Внезапно раздался звук, от которого заломило уши, и серые клочья, затрепетав, стали разлетаться в стороны. Это был хохот, от которого мог лопнуть мозг и глаза готовы были вылезти из орбит. Почти теряя сознание, но крепко сжимая немеющей рукой оружие, Конан полетел со страшной высоты куда-то вниз. Он упал на что-то мягкое и тут же упруго вскочил, слегка согнув сильные ноги и сжав меч, готовый отразить любую атаку. И снова раздался этот жуткий хохот, выворачивающий внутренности и заставляющий дрожать колени. Неимоверным усилием воли Конан подавил предательскую дрожь, глаза от ярости налились кровью, и он резко обернулся, ища врага.

Да, враг был здесь, его присутствие Конан чувствовал каждой частицей своего тела, но глаза видели лишь странную комнату, в которой он оказался, и стоявший на золотом возвышении прозрачный сверкающий трон.

Не выпуская меча, все так же напружинив ноги, готовый к стремительному прыжку, как разъяренный барс, варвар огляделся по сторонам. Его ноги по щиколотку утопали то ли в мягком красноватом ковре, то ли в шкурах неведомых зверей, искусно сшитых и покрывавших весь пол. Только золотое возвышение с троном сияло посреди пушистого ворса. Сама комната была похожа на огромный шестигранный купол. Шесть стен из красновато-золотистого металла, похожего на медь, сходились над головой, и из точки, где все они смыкались, свисал на тонкой нити сияющий белый шар. Его свет причудливо преломлялся в многочисленных гранях прозрачного трона, играя крошечными радугами и бликами.

Конан отвел глаза от этого пронзительного сияния и снова стал рассматривать стены, готовый лицом к лицу встретить опасность. Посреди каждой из шести граней висел большой кусок материи с вытканными загадочными символами. За этими тканями, похоже, были двери или окна, потому что полотнища колыхались и трепетали, как от легких порывов ветра. Конан хотел уже откинуть мечом одно из этих полотнищ, но его остановил властный голос, загремевший за спиной:

– Остановись, безумец! Еще не время! Обернись!

Он резко обернулся, выставив вперед меч, и увидел сидящего на троне хозяина этой пустой и странной комнаты, хозяина его сна. Сразу стало ясно, что любой меч бессилен что-либо сделать с этим существом, глядящим на него с высоты своего трона. Величественная фигура то обретала почти осязаемую плоть, то становилась зыбкой и расплывчатой. Лицо с пронзительными, леденящими душу глазами тоже все время менялось – суровый старик превратился в юношу с надменным жестким лицом, через мгновение ставшим почти совсем непохожим на человеческое, с кривыми, торчащими книзу клыками.

Конан стоял, опустив бесполезный меч на мягкую шерсть ковра, и смотрел на бесконечную череду превращений того, кто отныне был властен над его жизнью и смертью. Но он все время играл в эту игру и теперь без страха ждал, что будет дальше. Что-то ему нужно, этому демону, в чем-то маг, как и все они, слабее человека, и именно у простого смертного часто ищут чародеи поддержки своей колдовской силе.