Советник мрачно взглянул на жену, затем внезапно расслабился. Он устало покачал головой.

— Нет, жена. Это похвально. Я сам виноват. Я не сдержался…

Ола все еще чувствовала себя обиженной и потому держалась отстранено. Муж холодно поклонился ей и повернулся, чтобы уйти. Ола вдруг заметила, как он устал. Ее захлестнуло чувство вины. Альфред не прав, и не стоит его оправдывать. Самах нес на себе груз бесчисленных проблем. Их народу угрожала опасность, серьезная опасность со стороны змеев-драконов, а теперь еще и это…

— Мне очень жаль, супруг мой, — с раскаянием сказала Ола. — Прости, что я увеличиваю твою ношу, вместо того чтобы помочь нести ее.

Ола подошла к мужу и нежно обняла его. Ей захотелось, чтобы Самах взял ее за руки и не отпускал. Она нуждалась в его силе и хотела поделиться с ним своей.

— Муж мой, — прошептала Ола и прижалась к нему.

Самах отстранился. Он взял ее руки и сухо коснулся губами кончиков пальцев.

— Мне не за что прощать тебя. Ты была права, защищая этого человека. На нас обоих просто сказывается напряжение.

Он выпустил ее руки.

Ола попыталась удержать его, но Самах сделал вид, что не замечает этого.

Ола тихо опустила руки. Обнаружив, что пес жмется к ее ногам, Ола рассеянно почесала его за ухом.

— Напряжение. Да, пожалуй, так. — Она тяжело вздохнула. — Ты сегодня рано ушел из дома. Есть ли какие-нибудь новости о меншах?

— Есть, — Самах окинул взглядом сад, явно избегая смотреть на жену. — Дельфины сообщили, что змеи-драконы восстановили флот меншей. А сами менши собрались и решили плыть сюда. Видимо, они намерены начать войну.

— Не может быть… — начала было Ола.

— Конечно же, они собираются напасть на нас, — нетерпеливо перебил ее Самах. — Это же менши. Их история полна кровопролитий. Разве они когда-нибудь пробовали решать споры иначе, чем мечом?

— Но, возможно, они изменились…

— Их ведет патрин. И с ними змеи-драконы. Ну и каковы же, по-твоему, их намерения?

Ола предпочла не заметить сквозившей в его словах насмешки.

— И что же ты решил?

— У меня есть один план. Я собираюсь обсудить его с Советом, — добавил он, то ли неосознанно, то ли намеренно подчеркнув последнее слово.

Ола вспыхнула, но промолчала. Были времена, когда муж обсуждал свои планы прежде всего с ней. Но это было давно, еще до Разделения.

Ола все старалась понять, что произошло между ними. «Что же я сказала? Что сделала? И что нужно сделать, чтобы все стало по-прежнему?» — ломала она голову.

— На этом же заседании Совета мы должны окончательно решить судьбу твоего «друга», — добавил Самах Опять насмешка. Ола похолодела и невольно притянула к себе собаку.

— Как ты думаешь, что его ждет? — спросила Ола, стараясь казаться безразличной:.

— Решать будет Совет. Я могу только высказать свои пожелания. — Самах повернулся, чтобы уйти.

Ола тронула его за руку. Она почувствовала, как муж вздрогнул и отстранился. Но когда он обернулся, выражение его лица было приветливым и терпеливым. Возможно, ей просто померещилось.

— Что такое?

— С ним не поступят… как с остальными? — содрогнулась Ола.

Глаза Самаха сузились.

— Это будет решать Совет.

— Тогда, давным-давно, мы были не правы, — решительно сказала Ола. — Мы были не правы.

— Не собираешься ли ты выступить прогив меня? Против решения Совета? Или, возможно, ты уже выступила против?

— Что ты имеешь в виду? — спросила Ола, непонимающе глядя на него.

— Не все высланные достигли места назначения. Они могли избежать своей судьбы только в том случае, если знали об этом заранее. А предупредить их мог только кто-то из членов Совета…

Ола напряглась.

— Как ты смеешь…

— У меня нет времени, — резко оборвал ее Самах. — Заседание начинается через час. Я убедительно прошу тебя вернуть эту тварь владельцу и передать Альфреду, чтобы он приготовился к защите. У него, без сомнения, будет возможность высказаться.

Самах покинул сад и направился к зданию Совета. Встревоженная и озадаченная, Ола смотрела ему вслед. Она увидела, как к Самаху присоединился Раму, и они принялись о чем-то серьезно разговаривать.

— Пойдем, — со вздохом сказала она и повела собаку обратно к Альфреду.

Ола решительно вошла в зал Совета. Она была готова сражаться так, как сражалась лишь однажды в жизни. Терять ей было нечего. Самах почти убедил ее в том, что она разделяет вину Альфреда.

«Что удержало меня тогда?» — спрашивала себя Ола. Она знала ответ, но стыдилась признаться себе в этом.

Любовь Самаха. Последняя отчаянная попытка сохранить то, чего на самом деле никогда не было.

«Я цеплялась за ускользающую любовь и предала свой народ. Теперь я буду сражаться. Теперь я буду открыто противостоять ему».

Ола была совершенно уверена, что ей удастся восстановить остальных сартанов против Самаха. Ей казалось, что некоторые из них сомневались в правильности своих поступков. Если бы ей только удалось преодолеть их страх перед будущим…

Члены Совета заняли свои места за длинным мраморным столом. Когда все собрались, вошел Самах и сел в центре.

Ола приготовилась увидеть строгого, неумолимого судью и была очень удивлена, обнаружив, что Самах держится раскованно и словно радуется чему-то. Он улыбнулся ей, словно извиняясь, и пожал плечами.

— Я сожалею о своих словах, жена, — шепнул он, наклонившись к ней. — Я был не в себе. Я говорил, не подумав. Прости меня.

Он ждал ее ответа с некоторым беспокойством.

Ола нерешительно улыбнулась.

— Я принимаю твои извинения, муж мой.

Его улыбка стала шире. Он похлопал ее поруке, как бы говоря: «Не беспокойся, дорогая. С твоим дружком все будет в порядке».

Оле только и оставалось, что сидеть на своем месте и удивляться.

Вошел Альфред, за ним по пятам трусил пес. Альфред снова встал перед Советом. Ола невольно подумала, каким жалким выглядит Альфред — худой, сутулый бедолага. Она пожалела, что вовремя не убедила Альфреда сменить меншскую одежду, явно раздражавшую членов Совета.

Утром Ола привела собаку и сразу ушла, хотя Альфред пытался задержать ее: рядом с ним она чувствовала себя неловко. Его ясные, все понимающие паза проникали ей в душу с той же легкостью, с какой сам Альфред некогда проник в библиотеку. Но Ола не была готова к тому, что Альфред узнает о ней правду. Она и сама боялась этой правды.

— Альфред Монбанк, — Самах поморщится, произнося меншское имя, но он уже давно отказался от попыток убедить Альфреда открыть свое истинное имя, — Совет выдвигает против вас два серьезных обвинения. Во-первых, вы преднамеренно проникли в библиотеку, несмотря на то что на дверь были наложены запрещающие руны. Это проступок вы совершили дважды. — Альфред хотел что-то сказать, но Самах продолжал:

— В первый раз вы объяснили свое вторжение случайностью. Вы утверждали, что вас заинтересовало само здание и что, подойдя к двери, вы… э-э… споткнулись и упали через порог. Когда вы оказались внутри, дверь захлопнулась. Вы не смогли открыть ее и в поисках другого выхода вошли в библиотеку. Я правильно изложил ваши показания?

— Совершенно верно, — ответил Альфред.

Альфред сидел, стиснув руки. Он не осмеливался смотреть в лицо членам Совета и лишь изредка поднимал глаза. Ола с ужасом подумала, что он являет собой воплощение вины.

— На первый раз мы приняли это объяснение. Вам объяснили, почему библиотека закрыта для посетителей, и мы полагали, что нам больше не придется возвращаться к этому вопросу. Но меньше чем через неделю вас снова обнаружили в библиотеке. Отсюда проистекает второе, более серьезное обвинение. На этот раз вы проникли в библиотеку преднамеренно, причем таким способом, который показывет, что вы боялись быть задержанным. Это так?

— Да, — печально сказал Альфред. — Боюсь, что так Я очень сожалею, что доставил вам столько беспокойства, в то время как у вас довольно гораздо более серьезных забот.

Самах откинулся в кресле, вздохнул и провел рукой по глазам. Ола в безмолвном удивлении посмотрела на мужа. Он вовсе не был суровым судьей. Сейчас Самах напоминал усталого отца, вынужденного наказать горячо любимого, хотя и безответственного ребенка