В конце концов она покинула меня. Селение Оседлых, приютившее нас на ночь, подверглось нападению, и она захотела помочь им. Это было глупо. Оседлых было слишком мало. Мы только погубили бы себя и ничего бы этим не добились. Я сказал ей об этом. Она знала, что я прав. Но она была потрясена и разгневана. Понимаете, она любила свой народ. И она боялась этой любви, потому что это чувство делало ее слабой и уязвимой. Она боялась своей любви ко мне. И тогда она покинула меня. Она носила моего ребенка. Я знаю, хоть она и не сказала мне об этом. И я никогда больше ее не видел. Я даже не знаю, жива ли она, жив ли мой ребенок…

— Замолчите!

Крик Олы вырвал Альфреда из этого странного транса. Она вскочила со своего места и попятилась, с ужасом глядя на Альфреда.

— Никогда больше не говорите такого! — лицо Олы было смертельно бледным, дыхание прерывистым. — Я не вынесу! Я вижу в вашем сознании несчастного ребенка, который видит, как его родителей мучают и убивают, а он даже не может кричать, до того он напуган, вижу их растерзанные тела. Я вижу женщину, о которой вы говорили. Я чувствую ее боль и беспомощность. Я знаю, каково это — носить ребенка, а ведь она там одна в этом ужасном месте. Она даже не смеет кричать, потому что боится, что крики принесут смерть и ей, и младенцу. Я не смогу спокойно спать по ночам, зная, что мы… я… я отвечаю за это!

Ола спрятала лицо в ладонях, стремясь отгородиться от каких бы то ни было образов, и зарыдала. Альфред и сам был перепуган, не понимая, как эти образы — которые на самом деле были воспоминаниями Эпло, — очутились у него в голове.

— Сидеть… Хороший песик, — сказал Альфред, увидев голову собаки у себя на коленях (показалось ему или собака действительно улыбнулась?)

Он поспешно приблизился к Оле. Его смутные стремления не простирались дальше намерения предложить ей носовой платок. Но у его рук были свои соображения Альфред с изумлением наблюдал, как он обнимает женщину и прижимает ее к себе. Ола положила голову ему на грудь.

Альфред затрепетал. Его переполняла любовь к этой женщине. Он неуклюже погладил ее сияющие волосы. Но он не был бы Альфредом, если бы даже в такой момент не сказал какую-то глупость.

— Ола, что за сведения хранятся в библиотеке сартанов, что Самах не хочет, чтобы они стали кому-нибудь известны?

Она так сильно оттолкнула его, что Альфред споткнулся о собаку и полетел прямиком в розовые кусты Ола покраснела. В ее глазах сверкал гнев и… была ли это лишь игра воображения Альфреда, или он действительно увидел в глазах Олы тот же страх, что и в глазах Самаха?

Не произнеся ни слова, Ола повернулась и с видом оскорбленного достоинства покинула сад.

Альфред с трудом выпутался из колючек, изрядно при этом исцарапавшись. Пес предложил свою помощь. Альфред свирепо посмотрел на него

— Это все из-за тебя! — сердито сказал он. Пес навострил уши и напустил на себя самый невинный вид, отрицая подобное обвинение.

— Да, из-за тебя! Это ты подсунул мне эти картинки! Почему бы тебе не убраться и не поискать своего чертова хозяина самому? А меня оставь в покое! Я могу найти достаточно неприятностей на свою голову и без твоей помощи!

Чуть повернув голову, пес выразил согласие. Он, похоже, считал, что разговор достиг своего логического завершения. Пес от души потянулся, встряхнулся, рысью выбежал за ворота сада и выжидательно посмотрел на Альфреда.

Альфреда бросило в жар и в холод одновременно — довольно неприятное ощущение.

— Ты хочешь сказать мне, что мы остались одни, да? С нами никого нет. За нами никто не наблюдает. Пес взмахнул хвостом.

— Мы можем… — запнулся Альфред. — Мы можем пойти в библиотеку.

Пес снова вильнул хвостом, выражая беспредельное терпение. Он явно считая Альфреда тугодумом, но великодушно предпочитал смотреть сквозь пальцы (то есть сквозь лапы) на этот мелкий недостаток

— Но я не могу туда войти. А если и смогу, то не выйду обратно. Самах поймает меня…

Пса внезапно укусили. Плюхнувшись наземь, он принялся энергично скрестись, не сводя при этом с Альфреда строгого взгляда и словно говоря «Пошли, пошли. Это же я, помнишь?»

— Ну ладно.

Альфред украдкой осмотрел сад, втайне опасаясь, что Самах сейчас выскочит из кустов и схватит его. Когда никто не появился, Альфред начал петь и танцевать руны.

Альфред стоял перед библиотекой. Пес подбежал к двери и с интересом обнюхал ее. Альфред медленно двинулся вслед за собакой и печально посмотрел на дверь. Охраняющие руны, были усилены, как и обещал Самах

— «В связи с кризисной ситуацией и из-за отсутствия штата, необходимого для оказания помощи нашим постоянным посетителям, библиотека закрыта вплоть до дальнейших распоряжений», — вслух прочел Альфред

«В этом есть свой смысл, — размышлял он — Ну кто сейчас интересуется научными исследованиями? Они отстраивают город, думают, что делать с патринами, пытаются найти уцелевших сартанов и связаться с ними. А тут еще некроманты Абарраха и эти змеи-драконы…»

Но собака была другого мнения.

«Да, собака права, — сказал себе Альфред. — Если бы мне пришлось решать все эти проблемы, куда бы я обратился? К мудрости нашего народа. Мудрость хранится здесь».

«Ну и чего же мы ждем?» — словно спросила собака, со скучающим видом обнюхивавшая дверь.

— Я не могу туда войти, — сказал Альфред, но слова прозвучали еле слышно и неубедительно — он сам знал, что это не так

Альфред уже придумал, как можно войти внутрь и остаться незамеченным Эта идея пришла к нему прошлой ночью.

Он долго гнал ее прочь, но она упорно не желала уходить. Его упрямый разум уже разработал план, прикинул степень риска и решил (с потрясшим самого Альфреда хладнокровием), что риск невелик и дело того стоит.

Идея появилась из-зa того, что Альфред вспомнил о тех самых глупых историях, которые любила рассказывать няня Бэйна. Альфред поймал себя на том, что желает няне, чтобы она плохо кончила. Совсем не дело рассказывать такие кошмарные истории впечатлительному ребенку. (Правда, Бэйн сам был довольно кошмарным существом)

Альфред начал с того, что думал об этих историях, потом перешел на воспоминания об Арианусе и о тех временах, когда он жил при дворе короля Стефана. Одно воспоминание влекло за собой другое, и наконец Альфред забыл о том, с чего начал, и вспомнил, как однажды в королевскую сокровищницу забрался вор.

На Арианусе запасы воды очень незначительны, и потому животворная влага является там мерилом всех ценностей. В королевском дворце хранились запасы Драгоценного товара, которых было спрятано для того, чтобы пережидать тяжелые времена (например, когда эльфам удавалось отбить все нападения на водяные корабли). Подвал, в котором хранились бочки, находился в здании с толстыми стенами и тяжелыми, надежно запертыми дверьми, в здании, которое охранялось денно и нощно.

Охранялось все — кроме крыши

Однажды поздней ночью вор, используя замысловатую систему веревок и воротов, ухитрился перебраться с соседней крыши на крышу водохранилища. Он уже сверлил харгастовые балки, когда одна на них сломалась с оглушительным треском и незадачливый вор свалился вниз, прямо в руки подоспевшей охраны.

Как вор намеревался удирать с украденной водой по этому довольно опасному пути, так и осталось неизвестным. Предполагалось, что у него были сообщники, но если это и так, они бежали, а вор никого не выдал даже под пытками. После этого стража стала патрулировать и крышу.

Эта история и натолкнула Альфреда на мысль о том, как можно проникнуть в библиотеку.

Конечно, существовала вероятность, что Самах создал магическую оболочку вокруг всего здания, но, зная сартанов, Альфред решил, что это маловероятно. Они считали, что руны, вежливо советующие не входить, — достаточная защита, и так бы оно и было, если бы своенравные Альфредовы ноги не занесли его внутрь. Советник усилил магию, но ему и в голову не могло прийти, что у кого-нибудь (а тем более у Альфреда) хватит безрассудства намеренно войти в то место, куда он входить запретил.