Несколько спокойных дней пути... и вот уже экипаж «Тигрицы» ожидала новая неожиданность. Зархеба разлилась столь широко, что стала походить на озеро. Яркое солнце, стоящее в зените, слепило глаза, отражаясь от черной, как оникс, поверхности воды. На волнах плавали пурпурные лилии невиданных размеров. Столь мирный и красивый пейзаж очаровал всех находящихся на судне.

— Капитан, — произнес Мардо. — Что бы это могло быть?

Конан смачно сплюнул за борт:

— Небось, очередная дрянь, которую стоило бы выжечь благословенным огнем Митры!

Уже в который раз киммериец пожалел, что утратил божественный дар повелевать молниями. Вся эта река, а также ее окрестности, стоили того, чтобы уничтожить их — раз и навсегда.

— Конан, в чем дело? — удивленно спросил Риальдо. — Место тихое, не опасное.

— Слишком тихое, — неохотно буркнул варвар. — Да и кувшинки эти странные... Мне уже доводилось встречать в своих странствиях одурманивающие цветы.

— А мне кажется...

— Хватит болтать, — прикрикнул на него варвар. — Все на весла. Ну, взялись.

Заскрипели уключины, заиграли могучие мускулы на загорелых торсах гребцов. И «Тигрица», стремительно набирая скорость, помчалась вперед.

...Ледяной ветер с силой бил Конану в лицо, но он, проваливаясь в снег по пояс, продолжал бежать к становищу. Неожиданно, его нога провалилась в яму, из которой, варвар никак не мог выбраться. Разгребать снег не имело смысла, так что Конан, просто бросился вперед, надеясь вырваться из ловушки. Дикая боль пронзила все тело, но освободиться ему так и не удалось. Киммериец поднял глаза и увидел, как ливень стрел скашивает жалкую горстку защитников деревни, противостоящих многочисленным врагам. Родные киммерийца падали замертво, а рыжебородые ваниры продолжали хохотать, не рискуя, однако сойтись в рукопашной. Конан не оставлял попыток выдернуть ногу из ледяного плена, однако все они были тщетными. Стопа не сдвинулась ни на йоту. А невдалеке, глумливо усмехаясь, стоял высоченный воин в меховой накидке из горностая. Это именно он привел ваниров, желая унизить и уничтожить непокорных киммерийцев, мешающих его планам. Конан узнал его. Это был Атли...

Полыхают молнии, покрыв сияющей сетью вмиг почерневшие небеса. Накренившаяся «Тигрица» пытается уйти от флотилии кораблей с резными драконами на носах. Шансов уже нет... Конан, продолжая удерживать штурвал, обнял, одной рукой Белит. Злой ветер лишь разносил огонь по галере киммерийца. Очередная молния, ярко сверкнувшая в небе, осветила нос первого дракара, на котором, широко расставив ноги, стоял Атли. Могучий ванир, продолжал все так же глумливо усмехаться. То, что исход сражения предрешен, не вызывало сомнений. От чувства бессилия Конан заскрипел зубами. Неожиданно лицо Атли искажает гримаса ненависти, и он превратился в злобную тварь с алыми глазами...

Солнце начало заходить, небо прорезали темные тени коршунов, наблюдающих за добычей. Наконец один из них решился и спикировал вниз, разорвав при этом щеку киммерийца. Тот лишь зло рыкнул и вцепился зубами птице в горло. Коршун отчаянно забил крыльями, но вырваться не смог. Вскоре клекот перешел в хрип, и птица замертво рухнула вниз, к подножью креста, возле которого стояли две женщины — проклятая ведьма Саломея и коленопреклоненная Тарамис, законная наследница Хаурана. Конан, попытался разглядеть надменного шемита Констанциуса. Но вместо него вновь увидел Атли. А за его спиной, вместо бесконечных песков, кружилась вьюга, которая вскоре должна была объять весь мир. Припорошенные снегом брови ванира были сурово сведены, однако он продолжал улыбаться. Но в этой улыбке, не было ни капли тепла...

Приморская крепость пылала, а на ее стенах шел бой. Сотни ванирских дракаров, вперемешку с туранскими кораблями, наконец-то атаковали оплот Красного братства, возглавленный Конаном. Тысячи воинов высаживались на берег, грозя мгновенно смять обессиленных защитников. Конан рубил направо и налево, но его просто задавили числом. Гора мертвых и живых тел не позволила больше действовать мечом. На ногах и руках киммерийца защелкнулись стальные браслеты. Когда Конан поднял заплывшие глаза, то увидел Атли. Восседающего на его троне...

Видения и образы замелькали одно быстрее другого, и у киммерийца от их обилия закружилась голова.

Бескрайние пустыни сменяли отвесные горные пики; южные джунгли и северные чащобы, — морские просторы. Но везде, где бы он ни оказался, Конан терпел поражение от одного и того же человека. Атли, Атли, Атли. Везде и всюду вздымалась его огромная секира...

Рыжая борода куда-то исчезла, а вместо нее виднелась седина. Голову ванира украшала массивная золотая корона, инкрустированная алмазами, а сам он, по-хозяйски окинув взглядом покои, на которых лежала печать варварской роскоши, поудобней устроился на троне. Но это был уже не трон Красного братства. Это был трон всей Хайбории.

— Ну что, киммерийский щенок, — гигант наконец-то заговорил, посмотрев в глаза Конана. — Теперь убедился, что это я Властелин Мира? Я, а не ты.

Конан, осознал себя дряхлым стариком, валяющимся в цепях у ног господина.

Когда он был готов завыть от отчаянья, в его голове раздался громогласный голос, от которого содрогаются горы.

— Встань, сын мой, встань и прими смерть так, как подобает воину!

Не в силах противиться приказу Крома, старец стал медленно подниматься с колен. И вот, с каждым движением, новые силы вливались в дряхлое тело. Нет... Уже не дряхлое. Перед троном стоял стройный, пятнадцатилетний волчонок. И теперь уже Атли оказался древним стариком. Тяжелая секира, выпав из обессилевшей руки, полетела на пол, но Конан, с легкостью поймал ее.

— Не бывать этому! Никогда!

Тело наполнялось огненной силой...

...Конан раскрыл глаза.

Никакого Атли не было, и быть не могло. А как же иначе? Ведь кости его давным-давно развеяны с пеплом Венариума, а на могилах пришельцев играют киммерийские дети.

Расслабившись, варвар огляделся.

Слегка покачиваясь, галера шла по центру озера. Но вот за бортом творилось нечто невообразимое. Гигантские пурпурные кувшинки окружили «Тигрицу» и что-то яростно пожирали. А пожирали они матросов «Тигрицы», которые по собственной воле прыгали за борт.

— Кром! Да что же это такое? — в изумлении буркнул варвар. А затем закричал что есть мочи:

— А ну-ка, псы морей, быстро на весла! Многие тут же раскрыли глаза и стали трясти головами, сбрасывая с себя оцепенение. Все стало понятно: моряки и впрямь попали под воздействие колдовских цветов, но магией обладал не их запах, а заунывный протяжный звук, исходящий от кувшинок. Пение было почти неслышным, но оно было. Вот почему никто не обратил на него никакого внимания.

Мгновенно сообразив, что надо делать, Конан запел залихватскую морскую песню, изобилующую непристойностями.

— А ну, подхватывай, акулья сыть!

Но приказ был уже не нужен. Дружно налегая на весла, пираты, кто как мог, вторили капитану. Дружный хор полностью заглушил «песнь» цветов. Вскоре «Тигрица» вышла из поля кувшинок и заскользила по волнам.

Конан осведомился о потерях.

— Не хватает одиннадцати матросов, — отчеканил Риальдо, устроивший перекличку.

— Будь проклята эта мерзкая река, — выругался Конан, хмуро глядя за борт. Но делать было нечего, и он отдал приказ плыть дальше.

Конан задумался. Почему сегодня, спустя столько лет, он вспомнил Атли? Может, потому что это был его первый настоящий враг? Или проявилась застарелая ненависть к Венариуму, вызванная присутствием аквилонца, на борту «Тигрицы»?