В боевых действиях наметился перерыв. Противники отогревались по теплым избам, дожидаясь весны, чтобы продолжить спор сызнова. Российское общество, прознав об Эйлау, ликовало.
– Это припарка французишкам за Аустерлиц! То ли еще будет впереди.
Как всегда в подобных случаях, разразился одой Державин. На этот раз она звалась иносказательно «Персей и Андромеда». Наполеон в ней был представлен серпкогтистым и двурогим саламандром. Насмерть его поражал отважный русский витязь… Беннигсен.
Ступай и победи никем не победимых,
Обратно не ходи без звезд на персях зримых…
В Париже исход Эилауского сражения тоже отмечали как свою несомненную победу. В Нотр-Дам де Пари был даже отслужен благодарственный молебен «Те Deum».
В частных письмах все свои неудачи французы сваливали на… грязь и морозы. Сам же Наполеон тем временем переживал бурный роман с полькой Марией Валевскои.
Пока один император предавался любовной неге, второй торопился на войну.
В предместьях заштатного городка Юрбурга Александр провел смотр гвардии, которую привел из Петербурга брат Константин. Преображенцы, семёновцы и из-майловцы кричали «ура», рвясь в бой.
Туда же, к Юрбургу, притащился и униженный Фридрих Вильгельм Второй. Тронутый горем прусского короля, Российский император сердечно обнял его. Оба залились слезами: Фридрих Вильгельм, вспомнив об утерянной армии, Александр, жалея друга.
– Не правда ли, ни один из нас двоих не падет один? Или оба вместе, или ни тот, ни другой!
Вконец разрыдавшийся от жалости к самому себе, Фридрих Вильгельм упал головой на плечо верного союзника: – Вместе… Рядом… До конца…
Мимо окон с песнями шли один за другим пехотные батальоны:
Ах ты, сукин сын, камаринский мужик!
Ты за что, про что калачницу убил?
Я за то, про то калачницу убил,
Что не с солью мне калачики пекла,
Не по-о-од-жаристы-я!
Друзья-императоры долго стояли, обнявшись… Увы, как показывает история, клятвы монархов зачастую стоят не слишком дорого. Пройдет не так уж много времени, и тот же Фридрих Вильгельм отправит свой корпус в составе наполеоновских войск в Россию, правда, предварительно извинясь за это перед другом Александром…
После душещипательного общения с королем Пруссии Александр втретился и с Беннигсеном. Помня об Аустерлице, император поспешил сразу же заявить генералу:
– Я здесь гость и никуда вмешиваться не намерен! Все повеления исходят лишь от вас! Я же буду лишь наблюдать и… вдохновлять!
– Великая честь для меня! – склонил голову хитрый Беннигсен.
Вечером император читал бумаги о ситуации вокруг Турции. Бумаги были безрадостные.
– Надо, если уж не предотвратить войну с турками, то хотя бы оттянуть ее сколь возможно! – велел передать свой взгляд на южную проблему Александр. – Нынешняя истерия султана – результат французских происков! Нас хотят взять в сплошное кольцо! А потому здесь нам сейчас нужна только решительная победа!
Вокруг Юрбурга поднимались дымы бивуачных костров. Русская армия готовилась к новым сражениям.
***
Албанский берег у скал Дураццо издавна славился разбойничьим людом. Бурное море часто приносило тамошним жителям добычу, разбивая о камни суда. Горе было попавшим на прибрежные скалы – немногие оставались в живых. Но добравшихся до берега ждала не менее страшная участь, чем погибших. Албанцы смотрели на них, как на вполне законную добычу. Спасшихся тут же убивали или же продавали в рабство, затем грабили останки судна.
Разумеется, команда «Флоры» об этих обычаях местного населения ничего не слышала. Придя в себя, капитан-лейтенант Кологривов первым делом провел перекличку и занялся выяснением места, куда попала команда потерпевшего крушение корвета.
Окружающая местность была неприветливая. Вокруг громоздились мрачные скалы. Далее шли покрытые лесом горы и, наконец, вдалеке виднелась какая-то деревушка. Пока матросы и офицеры оглядывались и приводили одежду в порядок, послышался конский топот. На берег прискакали три албанца. Больше жестами, чем словами, они выразили свое сочувствие случившимся и попросили показать старшего. Кологривов вышел вперед. Всадники объяснили, что они посланы пригласить капитана в деревню к местному are. Кологривов от приглашения поначалу отнекивался, больно уж не хотелось отделяться от команды, но албанцы были настойчивы, и командиру «Флоры» пришлось согласиться.
– Попробую договориться насчет какой-нибудь требаки, чтобы подкинули нас до Корфу! – сказал он старшему офицеру. – Вы остаетесь за меня!
С собой Кологривов взял двух мичманов Сафонова и Клемента, да лоцмана-черногорца, который мог немного говорить по-албански. Особой тревоги у капитан-лейтенанта не было. С Турцией еще мир, а потому потерпевшие крушение могли рассчитывать на уважительное отношение и помощь.
До деревни добирались долго, часа три. У околицы навстречу русским морякам внезапно бросились несколько десятков албанцев, размахивая кривыми саблями.
– Учуяли добычу, шакалы! – переглянулись мичманы. – Кажется, будет нам весело!
– Ведите нас к своему are! – не потерял присутствия духа Кологривов.
Албанцы было заупрямились, но решительность капитан-лейтенанта возымела действие и офицеров повели к дому на Цетральной площади деревни.
Ага появился на крыльце, приветливо поздоровался с Кологривовым и пригласил офицеров к себе, но собравшаяся к этому времени поодаль толпа, думая, что начальник хочет присвоить их добычу, ворвалась в дом и, схватив моряков, потащила их в какой-то сарай. У дверей встали несколько подростков с саблями.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – сокрушенно произнес Кологривов, когда опустился тяжелый засов.
– Не Юрьев, Всеволод Семеныч, а дьяволов! – подал голос мичман Сафронов. – Попали так попали!
В завязавшейся драке в доме деревенского аги ему сильно разбили лицо, и теперь, присев на корточки, мичман обтирал кровь рукавом рубахи. Из темноты сарая натужно блеяли козлы.
– Вот и соседи нам для компании! – нервно засмеялся Клемент. – Почти светское общество!
Заточение длилось четыре долгих дня. Пленников почти не кормили, зато то и дело просовывали в окна чьи-то отрубленные головы, крича: – У, рус! У-у, рус!
– Уж не наши ли ребятки? – волновался Кологривов, вглядываясь в мертвые белки глаз.- Нет, кажется не из наших…
Тем временем возглавивший команду корвета старший офицер лейтенант Гогард, видя, что командира нет, решил действовать сам. К действию наших моряков побуждал и голод, ведь спасти с погибшей «Флоры» не удалось практически ничего. Через трое суток напрасных ожиданий команда корвета, вооружившись дубьем и камнями, выступила в поход на деревню.
– Нападем на албанцев, овладеем их оружием и освободим командира! – поставил задачу матросам Гогард.
Те были согласны. Однако, едва моряки отошли на милю от берега, навстречу им показался конный отряд.
– Матерь Божья! Сколь их на нас прет-то! – сжимали матросы в руках свои дубины. – Драка, видать, предстоит сурьезная!
Всадники, а их было никак не меньше пяти сотен, стремительно приближались.
– Помирать, так с музыкой! – объявил Гогард. – Камни на изготовку!
Однако, не доезжая метров пятьдесят до русских моряков, конница внезапно остановилась. Вперед выехал на коне лоцман-черногорец.
– Господина капитана! – закричал он, размахивая руками. – Ту су свои! – Чего, чего? – не понял Гогард.
– Ту су свои! Ту су свои! – не переставая кричал лоцман.
– Говорит, кажись, что это свои! – подсказал лейтенанту кто-то из стоящих рядом матросов.
Лоцман, подъехав к стоявшим с дубинами наперевес морякам, объяснил, что Кологривов с мичманами уже три дня сидит в деревне под замком. Местный ага, боясь, как бы его буйные односельчане не лишили офицеров жизни, послал гонца к владетелю провинции Ибрагиму-паше. Владетель немедленно выслал два конных отряда. Один из них только что ворвался в деревню и освободил командира с мичманами, другой прибыл сюда, чтобы оградить русских моряков от возможного нападения местных жителей.
