— Я знаю, что смогу добиться успеха, благословенная госпожа, — настойчиво проговорил Траггет, — но вряд ли я сумею найти то, что нужно, всего за двенадцать солнц.

— Не оспаривай волю Васски! Мы все — часть Пир, и все мы выполним наш долг, — холодно сказала Эдана и встала. — Меня не интересуют твои провалы и слабости. У тебя есть двенадцать дней, чтобы выяснить, что особенного в Галене Арваде, прежде чем он падет на поле брани, выполняя свой долг перед Пир. Это было в видении, Траггет, и так случится — только если ты перестанешь жаловаться и начнешь думать.

Эдана встала и набросила на плечи мантию.

— Нам даже суждено управлять Васской, и твоя задача выяснить, как это осуществить. Делай, что я говорю, и больше не оправдывайся передо мной.

Она взяла с кресла корону и вышла из комнаты.

— Что скажете, господин инквизитор? — неуверенно спросил мастер-камнерез.

Траггет стоял перед колоссами, рассматривая их в свете вечернего солнца.

Когда-то это были статуи Тона и Кела, братьев-богов — покровителей города, но теперь их головы стали другими. Король-дракон с вытянутой мордой и рогатым гребнем направлял холодный взор на запад, вдоль Триумфального проспекта.

— По-моему, головы меньше, чем надо, — заметил Траггет.

Камнерез явно испугался.

— Это все из-за старых статуй, господин. Нам пришлось работать с тем камнем, который остался. Уверяю, мы действовали очень осторожно...

— Да-да, я уверен, что в этом все и дело, — поспешно перебил Траггет. Он боялся, что если мастер снова пустится в объяснения, им не будет конца. — Вы хорошо потрудились. Можете продолжать.

— Спасибо, господин инквизитор!

Мастер-камнерез попятился прочь, непрерывно кланяясь. Наверняка спешил вернуться к работе, а еще больше спешил убраться подальше от инквизитора.

Траггет продолжал смотреть на статуи. С виду он был таким же неподвижным и бесстрастным, как и громадные фигуры перед ним, однако в душе его бушевала буря, и он искал ответы на вопросы, которые едва мог уложить в слова.

После его встречи с Эданой стены храма показались ему слишком тесными, а воздух спертым. Ему отчаянно захотелось вырваться оттуда и найти место, где можно будет подумать. Осмотр колоссов показался ему самым подходящим предлогом, чтобы немедленно покинуть храм. Не обращая внимания на фонтаны, сады и лавки внутреннего замка, он шагал, не останавливаясь, пока не миновал Ворота Завоевателей.

И теперь на него смотрели статуи. Голова дракона на теле человека выглядела символически. Священники Нобиса утвердили изменения, заявив, что это изображает отношения между людьми и их повелителем драконом. Так будет куда лучше, сказали они, чем оставлять напоминание о былой славе человечества.

«Голова дракона и тело человека: таков и есть Пир, — подумал Траггет. — Обескровленное и обезглавленное человечество. Мы работаем, а Васска и его сородичи думают за нас. Будущее и судьба есть у драконов, но не у человечества. Нас ждет такая же судьба, какая ждет каждое тело, — могила».

Но Траггет тут же напомнил себе: «Только не у меня. Моя судьба — положить конец власти королей-драконов. Я видел это в пророческом дыму; моя судьба связана с могуществом безумных императоров. Так говорится в пророчестве».

Он знал свою судьбу, но какой путь следует выбрать, чтобы ее исполнить? Движущая им мистическая сила являлась ключом ко всему, и она звала его к греху и святотатству против Пир. Ему страстно хотелось принять свою судьбу, сбежать отсюда и навсегда отвернуться от Пир и от своей вины. Но рассудок, чувство долга перед матерью и перед орденом, который дал ему все, удерживали Траггета от этого опрометчивого шага, который мог привести в пропасть.

Ему суждена была великая судьба, но есть ли в ней место для Пир? Если драконий дым предсказал падение драконов, разве это не приведет к падению их религии? Уведет ли Траггета его дорога прочь от веры?

Голова дракона... сердце человека. Траггет не знал, который путь избрать, но твердо знал одно: ни один из путей не приведет его к успеху, если Гален умрет прежде, чем инквизитору удастся выяснить, в чем заключается его могущество. Голова или сердце — в любом случае он должен сделать так, чтобы Гален остался в живых.

Дуинуин внезапно проснулась и быстро села, сбросив при этом на пол несколько свитков. С минуту она сидела в постели, пытаясь прийти в себя — ей казалось, будто она только что вернулась откуда-то издалека. В комнату ворвался Каван.

— Госпожа Дуинуин, я слышал, как ты кричала!

— Кричала? — удивилась Дуинуин.

Она не сразу осознала, где находится, как будто мгновение назад была совершенно в другом месте. Даже знакомая комната озадачила ее.

— Да, кричала! — Каван быстро подлетел. — С тобой все в порядке, госпожа?

Дуинуин не слышала его, все еще размышляя над своим неожиданным возвращением из мира снов.

Мир снов? На этот раз он казался куда более реальным, чем раньше. Она помнила, как стояла на башне Кестардиса, хотя башня находилось где-то в другом месте, среди холмов, которых она никогда раньше не видала. Низины, затянутые туманом; туман, стелющийся по полю... Какому именно полю? Она не могла толком вспомнить его. Перед ее мысленным взором все еще стояли тучи над холмами, напоминавшие морские волны. А на краю поля стоял темноволосый бескрылый человек. С ним был другой бескрылый человек, худой, с горящими глазами. Темноволосый звал ее, призывая спуститься с башни.

У подножия башни что-то было. Ответ на ее вопросы. Конец всех ее поисков. Ключ к спасению ее народа.

Она слетела с башни, к укрытому туманом берегу, к сверкающему сокровищу, которое могло защитить фаэри от угрожавшего им рока. Приближаясь к земле, Дуинуин силилась разглядеть сквозь дымку, что же это такое.

И наконец она ясно увидела, что это. То был подарок ей от бескрылого человека. То была его сила, которую он ей давал. То была новая истина, к которой он ее вел.

— Дуинуин! — Каван потянул хозяйку за левое крыло. — Ответь мне! С тобой все в порядке?

— Ой, Каван, перестань! Конечно, со мной все в порядке! — Дуинуин рассеянно отмахнулась от эльфа; тот увернулся. — Просто я...

И все-таки это место было ей знакомо, вдруг поняла она. Или просто очень смахивало на одно из знакомых ей мест!

— Каван, быстрей! Мы отправляемся!

Эльф озадаченно моргнул.

— Отправляемся? Куда отправляемся, госпожа?

Дуинуин уже вскочила с постели, отшвырнув при этом несколько свитков так, что те упали возле переполненного шкафа на другом конце комнаты.

— Объяснять некогда, просто поторопись!

Раньше Каван никогда не спорил с хозяйкой, но сейчас все больше начинал подумывать об этом.

Они провели вместе много лет. Каван встретил Дуинуин, когда та училась у Искательницы Полонис, а сам он служил при дворе в свите принцессы Айслинн. Каван уже забыл, почему пролил вино на колени Дуинуин, когда Искательницу впервые представили принцессе. Возможно, Полонис что-то такое сказала, что его отвлекло, или старая карга его толкнула. Как бы то ни было, Каван не сомневался, что за такую ужасную ошибку его прогонят из залов Кестардис и он станет в своей касте безымянным[11]. Дуинуин, однако, попросила, чтобы Кавана отдали ей в слуги, и взяла молодого эльфа к себе. С тех пор тот служил ей верой и правдой, не задавая вопросов.

Во всяком случае, так было до сих пор.

Дуинуин парила над волнами, ритмично набегавшими на песчаный берег и снова откатывавшими в залив Эстарин.

Она и Каван летели над берегом к западу, оставив стены Кестардиса далеко позади. Каван предпочел бы остаться за городскими стенами, там, где безопасней. Он всегда считал, что в большом мире кишмя кишат злобные фамадорийцы всех мастей. Особенно он не доверял морю. Морской народ время от времени торговал с фаэ, но морские бродяги отличались буйным нравом и порой нападали на корабли фаэ, наплевав на все договоры.