Наутро Наставник начал осторожные расспросы самки-лейтенанта по поводу корабля. Для более радикальных мер и пыток она была еще слишком слаба. Нора повторяла только свое имя и ранг. Странный обычай. Обнаружилось, что она крайне привязана к образу младшей сестры, буквально зациклена, так что Наставник решил осмотреть ее личные вещи. Так и случилось, что его вниманием завладели пестрые иллюстрации брошюрки с комиксами. Датой выпуска числился январь две тысячи четыреста двадцатого года н. э. — то есть Наказания Эры. Приматы в пурпурных накидках дрались с разъяренным красным кзином, защищавшим стены захваченного монастыря Элвиса Пресли. Возле кулаков мартышек было написано: «Бум!», «Бац!» и «Ба-бах!»

Кое-что заставило его свериться с данными разведки в накопителе. Наставник не запоминал мелочей, но хронология приматов была хорошо известна благодаря своей экзотичности. Время отсчитывал ось от событий, когда мартышки казнили троих преступников на холме Голгофа, пригвоздив к стволам деревьев Отца, Сына и Деда, чтобы стервятники (птицы-падальщики) выклевали у каждого печень.

Таким образом, недавние события, за которыми наблюдали Первый и Второй Прайды» могли быть помечены датой «ноябрь две тысячи четыреста пятнадцатого года Наказания Эры». По непреложным законам физики любое событие в Солнечной системе, происшедшее позже, для альфы Центавра оставалось невозможным будущим, идущим вразрез с логикой принципа причинности.

Наставника заинтересовал закон об авторских правах в Мире Людей. Существовал ли на их планете пятилетний льготный период, допускавший плагиат, по истечении которого и могли вступать в силу авторские права? Джотоки между тем разобрали оплавленный блок управления. Все детали были промаркированы клеймом «Удача». Вы могли попасть в затруднительное положение, если не знали, что Удача — это колония приматов в одиннадцати с лишним световых годах от Земли и в тринадцати от альфы Центавра. Ну и о какой прибыли могла бы идти речь, если бы детали на планету-колыбель мартышки поставляли на «ковшах» или «тихоходах»?

Что ж, настало время для замаскированного под ненавязчивую беседу допроса самки-лейтенанта. Поэтому Наставник просмотрел копии отчетов Первого и Второго Прайдов на предмет невоенной тематики, которая бы помогла вывести женщину на разговор. Длиннолап существенно помог. Он обнаружил, что самке понравились сладкие ягоды, которые обычно добавлялись пятилапым рабам к порции листьев.

Наставник появился с креманкой мороженого, усыпанного ягодами. Нора все еще мучилась от высокой температуры и последствий сотрясения мозга, но уже могла в течение часа находиться вне восстановительной капсулы, разумеется посаженная на цепь.

— Мехоликий, когда форма вернется из чистки?

В ответ на высокомерие в ее голосе Наставник дернул губой, демонстрируя клыки, хотя и был совершенно спокоен. Принято стоически сносить оскорбления от кзинррет! Но он был смущен, поскольку не совсем понимал, как в таких ситуациях обходиться с разумными самками приматов. Оскал был только рефлексом.

— Понимаю. Ничего. Сэр! Со всем смирением я прошу дать мне любую другую, самую скромную одежду. Готова целовать вам ноги, если вы выполните мою просьбу.

Он надел инфоскопы и обратился к английскому вокодеру, плюясь и чередуя рычащие с шипящими.

— Я могу изменить схему биохимического контроля гормональной системы, чтобы твое тело покрылось шерстью, — произнес вежливый, деликатный голос электронного переводчика. И снова грубый:

— Темно-рыжие волосы, золотой отлив. Твоя голова. Наставник ненавидел переводчики. Но вынужден был признать свое поражение и позволил машине завершить его мысль.

— Мех вырастет густой и красивый. Я провел достаточное количество экспериментов, так что могу гарантировать успешный результат.

«Еще бы, при девяноста восьми процентах генов шимпанзе», — подумала Нора в смятении.

— Сэр! Мне кажется, та ваша пятирукая швейная машинка способна прострочить пару кусков зеленой ткани для меня, это займет совсем немного времени! Она ведь носит одежду. Почему не могу я? Прошу вас!

Устрашающий желто-рыжий великан, нечто среднее между баскетбольным центровым и блокирующим футбольным полузащитником, не понимал ни слова, но вежливо выслушал последовавший перевод, напоминающий визг и шипение сцепившихся кошек.

Поднял глаза, сообразив, чего хочет Нора.

— Да. Ливрея. Дам красно-зеленые подтяжки для… — он сверился с вокодером, — для локтей и коленей. Годится?

— Пожалуй, я съела бы еще мороженого, — простонала Нора.

Она уже обсудила с Длиннолапом наличие рыбы в лакомстве, и тот пообещал исправить промах. Он уже протягивал ей позолоченную чашу с ванильным мороженым в пурпурных точках. Стянул пару ягод, не удержавшись. Аргаментайн не возражала. Просто молча ела, порой нервно накручивая на палец прядь волос.

— Длиннолап петь «горячую десятку» две тысячи четыреста пятнадцатого года от казнь Христовой Банда. На английском говорю. Не пою. А теперь первое место Горячего Часа!

А что еще Наставник мог сказать? Он повторял слово в слово то, что слышал в записях человеческого радиовещания.

Облаченное в красно-зеленую ливрею существо, по сути настоящий квинтет, принялось петь перед нагой военно-пленной, прикованной к переборке цепями и поедающей мороженое где-то в недрах военного корабля. Она не догадывалась, что ведется косвенный допрос, что лишь из уважения к ее неокрепшему здоровью не применяются жестокие пытки. Что ответы крайне важны для кзина. Была ли она ясновидящей? Могла ли предсказывать будущее? Не расскажет ли она Наставнику-Рабов о событиях между две тысячи четыреста пятнадцатым и двадцатым годами, о которых разведка еще физически не могла предоставить никаких данных?

Пять голосов, конечно, не были человеческими, но искусно владели законами гармонического ряда, и каждое слово произносилось с завидной четкостью, хотя подобного акцента Нора в жизни своей не слышала.

Настоящий хит ее выпускного школьного года, когда двухгодичный курс в Военной академии значился лишь в детских мечтах. Захотелось плакать. Она сопротивлялась эмоциям, но это только усилило рыдания, едва слезы покатились по щекам. Чарли погиб. Погиб Пракит. Те молодцы в трюме, горящие желанием исполнить поручение и убить высокородного кзина, сгорели заживо. Миссия провалена. Память отца опозорена. И никаких идей, что делать с монстром семи футов роста, обхаживающим ее на пару с пятируким клоуном-хористом.

— Люди плачут, когда мороженое особенно вкусное, — соврала Нора, шмыгнув носом.

— Ягоды, тьфу, — отозвался Наставник.

— Надо меньше думать, — пробормотала Нора, размазывая слезы по лицу.

— Можно исправить, я делал эксперименты.

— Откуда вы знаете эти песни?

— Приматы не отключают радио.

— Вы здесь слушаете наше радио?!

— В час, который прошел, я смотрел человеческий голо «Пламя славы».

Нора перестала плакать и надменно рассмеялась:

— О да, кзинов там мочат пачками. Вы, гады, убили моего отца! А тот голо получил награду в номинации за лучшую постановку. Дух людей вам никогда не сломить!

Получил награду. Она все же предсказывала будущее. В ноябре две тысячи пятнадцатого «Пламя славы» был еще только представлен в списке номинантов на одну из шестнадцати наград.

— Плохая постановка, — хмыкнул Наставник. — Приматы в костюмах кзинов. Слишком медлительны. Неверные эмоции. Тошнит.

Но пусть лейтенант выговорится, даст волю своему гневу. Пока она злится, она прыгает, прежде чем думает. Еще трижды она предсказывала будущее.

Наставник уверился в своей правоте.

Он тут же сообщил о подозрениях Гррафу-Хромфи, несмотря на слишком большой для разговора временной интервал между «Гнездящейся самкой косоклыка» и флагманским крейсером Третьего Прайда.