– А что если его уже нет в живых?
– Даже и не думай об этом, – мягко пожурила ее Пейдж и отвернулась, когда санитар выкатил тележку из кабинета. Затем она тоже вышла в коридор и остановилась у столика дежурной сестры, где собрались добровольцы из горожан, готовые внести свою лепту в общее дело и помочь, чем возможно, раненым и пострадавшим. Пейдж попросила сестру проследить, чтобы кто-нибудь из ее добровольных помощников связался по телефону с родителями Джимми, а также поставил в известность о случившемся квартирную хозяйку Мэри. Она вернулась в кабинет «Г» и обнаружила там обеспокоенного отца очередной жертвы катастрофы.
– Там лежит мой сын. Его зовут Алекс Джонсон. Когда же, наконец, врачи обратят на него внимание?
– Я – врач, мистер Джонсон. Сейчас я осмотрю вашего сына. Подождите в коридоре. Я скоро вернусь и сообщу вам результаты осмотра. – Она вошла в кабинет и плотно прикрыла за собой дверь.
У Алекса были многочисленные порезы, а также перелом бедра. Пейдж подкатила к носилкам, на которых лежал мальчик, портативную рентгеновскую установку и сделала несколько снимков перелома. Оказалось, что перелом сравнительно простой. Пейдж загипсовала мальчику ногу, а затем зашила самые глубокие порезы.
Отцу мальчика она сказала:
– При иных обстоятельствах я бы продержала Алекса в больнице еще денек, но, принимая во внимание сложившуюся ситуацию, я просто не могу его оставить. У него есть костыли? Мы подкатим его на каталке прямо к автомобилю и поможем ему забраться внутрь. Но ему придется следить за ногой самому.
– Скажите ему это сами, доктор. Он не слушает меня.
– Слушай, Алекс, все это очень серьезно. Ногу ни в коем случае нельзя нагружать. – И отцу, и сыну она сказала: – Больная нога должна находиться как можно выше, чтобы свести до минимума отек. Принимай аспирин, чтобы облегчить боль. Если гипс будет давить или, наоборот, окажется слишком свободным, обязательно известите нас. Ладно?
Потом она повернулась к носилкам, которые заменили на столе носилки Мэри О'Рейли. На них лежал Тим Хайтауэр, крепко пристегнутый, чтобы свести до минимума возможность движения. В прошлом он был пациентом Мары. Ему было двадцать. У него по всему телу были кровоподтеки. Он получил даже легкое сотрясение мозга, но основное беспокойство вызывало подозрение на травму позвоночника. Пейдж самым тщательным образом обследовала позвоночник молодого человека, кончиками пальцев прощупала его по всей длине. Продолжая пальпирование, Пейдж пыталась обнаружить уплотнение или опухоль на месте травмы. К счастью, у парня не было ни паралича, ни проблем с подвижностью. Рефлексы казались абсолютно нормальными, как ни в чем не отличались от нормы и показатели работы желудка, почек и печени. Но у парня болела спина, что и заставило медиков приковать Тима к носилкам.
– Я промою тебе раны, а потом отправлю на рентген на верхний этаж. Но, пока снимки не сделаны и не проявлены, могу предположить, что причиной боли в спине является ушиб мышц в нижней части спины.
Она отослала его на рентген и сразу же перешла к следующему пациенту, который тоже оказался ей хорошо знаком. У этого семнадцатилетнего мальчика обнаружились переломы ключицы и плеча. Следующим пациентом был тридцатилетний мужчина со сломанным ребром и возможным прободением легкого осколком кости. Потом принесли двадцатидевятилетнего мужчину с серьезными травмами брюшной полости, которые требовали немедленного хирургического вмешательства.
И так продолжалось без конца. В течение последующих нескольких часов неиссякаемый поток раненых не давал Пейдж возможности отвлечься даже на минуту. Как только увозили одного пациента, она переходила к следующему. И кто-то из пострадавших непременно оказывался ее пациентом. Это мог быть любой подросток, которого Пейдж изучила вдоль и поперек и который лежал теперь, покрытый кровоподтеками, с переломанными руками и ногами и стонущий от боли. Но живой. И в этом она находила моральную поддержку. Конечно, у этих ребят будут проблемы со школой, с трудоустройством после окончания школы, с занятиями спортом, которые почитались важным делом в городе. Но самое главное, что все эти ребята остались в живых.
Возбуждение, охватившее Пейдж, поддерживалось постоянным притоком адреналина, который позволил ей держаться на ногах и продолжать работу, хотя она и была чрезвычайно утомлена. Она соединяла сломанные кости, накладывала гипс, зашивала раны, очищала и промывала их и отсылала к хирургу тех, у кого оказывались более серьезные повреждения или внутреннее кровотечение. Вот когда пригодился опыт практических занятий по курсу травматологии, которые продолжались три месяца!
Но пока ей так и не удалось обнаружить никаких следов Джилл, ее подруги или родителей. Во время пятиминутного перерыва, когда Пейдж торопливо пила кофе, она столкнулась носом к носу с Энджи, но та тоже ничего не смогла сообщить о судьбе девушки.
Трое человек погибли. Не уставала про себя повторять Пейдж. Трое погибли.
Ночь кончилась прежде, чем Пейдж успела принять последнего больного с желтой карточкой. На рассвете стали приходить пострадавшие с зелеными карточками – легкораненые. Их травмы были не столь опасны, как у желтокарточников, но тоже требовали к себе пристального внимания. Пейдж выпила стаканчик кофе в буфете для персонала и съела плитку шоколада, чтобы хоть как-то поддержать силы, а потом вернулась в кабинет «Г», чтобы продолжать зашивать плоть, накладывать гипс и очищать раны.
Когда утро было уже в разгаре и Пейдж получила короткую передышку, она позвонила домой к Джилл Стикли. Там никто не отвечал. Затем она позвонила к себе домой. Если Джилл удалось выбраться из переделки целой-невредимой, то она, вероятно, вернулась к Пейдж. На удивление, трубку взяла Нонни.
– Что ты там делаешь? – совершенно пораженная, воскликнула Пейдж.
– Проснулись мы рано и отправились погулять по окрестностям, а потом решили, что будет больше толку, если мы приедем к тебе и поможем, так сказать, на месте. Мы сели в машину и приехали, – сказала Нонни, и голос ее звучал вполне энергично, в нем не чувствовалось усталости, которую можно было бы ожидать от старой женщины, ухаживавшей за маленьким ребенком и совершившей довольно утомительное путешествие за рулем в Таккер.
– У тебя все хорошо?
– Вполне, – устало произнесла Пейдж, – зато у других здесь дела обстоят далеко не блестяще. Сплошной кошмар.
– Тебе удалось хоть немного поспать?
– Пока нет. Но я скоро заканчиваю. Скажи на милость, у тебя нет какой-нибудь информации о Джилл?
– Пока нет. А что, разве ты рассчитывала получить известие от нее?
– В общем, да. Но я никак не могу ее найти. Если она позвонит, перезвони мне в приемный покой для тяжелых или оставь любые сведения о ней. Ладно?
Нонни пообещала непременно выполнить просьбу Пейдж, и та вернулась к работе. Где-то около полудня она тяжело опустилась в кресло в комнате отдыха для персонала, надеясь, что, посидев так несколько минут, она вернет силы, необходимые, чтобы добраться домой. Неожиданно появился Питер. Он и сообщил то, что ее так волновало.
– Джилл наверху. Ее привезли и осмотрели одной из первых. У нее перелом тазовых костей.
Пейдж буквально застонала от ужаса.
– А как ребенок?
Питер неопределенно махнул рукой.
– Судя по всему, повреждений матки нет. У нее было небольшое кровотечение, но плод все еще на месте. Правда, никто не знает, надолго ли. Они с подругой оказались в эпицентре катастрофы, причем Джилл досталось больше всех. Ее подружку на автобусе отвезли в Хановер.
Измотанная чуть не до тошноты, Пейдж прикрыла глаза. Неважно, что Джилл не собиралась заводить ребенка, неважно, что его должны потом передать приемным родителям, – важно, что потеря младенца в любом случае станет ужасной трагедией.
– Я хочу взглянуть на нее, – сказала Пейдж, с трудом отрываясь от кресла. Но не успела она сделать и нескольких шагов, как в комнату отдыха просунулась чья-то взволнованная физиономия.