– А она почти все делает с неохотой, – заметил он. – У нее были проблемы в отношениях с матерью, и это отразилось практически на всем ее поведении. Отметки ухудшались, и она стала отдаляться от всех, даже от друзей. Было несколько случаев, когда ее уличали в воровстве в магазинах.

– Сару?

– Да, Сару.

Этого себе Пейдж представить не могла, но было видно, что Ноа вовсе не шутит.

– Не волнуйтесь. Ничего такого она себе не позволяла, – продолжал он, – так, мелочь разная. Губную помаду в одном месте, резинку для волос – в другом. Совершенно очевидно, что тем самым она пыталась отомстить своей матери. Но это старая история, она принесла зло не столько ей, сколько себе. Не желая наказывать ее слишком строго, местная полиция выпустила ее с испытательным сроком. Одним из условий освобождения являлись для нее вечерние занятия спортом в школе. И вот ей пришлось бегать – вынести свою неприязнь к миру на асфальтовые и гаревые дорожки.

Пейдж хорошо помнила тот суровый вид, который Сара часто на себя напускала во время бега.

– Что ж, тогда все понятно. Она и сейчас часто тренируется без всякой охоты. Но мне кажется, что ее озлобленность и равнодушие со временем пройдут. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон. Это я о ней и ее матери.

– Не думаю, что это так просто, – проговорил он.

– Как вы думаете, она станет говорить на эту тему?

– Только не со мной – в этом я совершенно уверен, – сказал он таким тоном, что Пейдж на секунду замолчала. Имелось несколько причин, почему Сара не стала бы разговаривать с Ноа по душам. – Дело было в том, что он был директором школы, официальным лицом, и, кроме того, был слишком непопулярен среди учащихся.

– Что ж из того? – спросила Пейдж, хотя интуитивно понимала, что он имел в виду, по крайней мере, ей так показалось. Дело в том, что, по ее мнению, Ноа чересчур близко принимал проблемы Сары. Хотя у них были разные фамилии, сходство было несомненным – те же песочные, чуть ли не белые, волосы и длинные ноги. Странно, что он проявлял слишком большой, подозрительный интерес к ней. Он – одинокий директор, совсем еще новый человек в Маунт-Корте, она – новичок, недавно переведенная сюда девочка. Они оба были одиноки, и оба занимались бегом. Неужели?..

Ноа выглядел очень смущенным.

– Почему вы мне не сказали об этом? – спросила она, чувствуя себя обиженной. Они были близки физически, как только могут быть близки два человека, тем не менее он утаил от нее такой важный факт своей жизни. С другой стороны, слово «утаил», может быть, вовсе не подходит к данной ситуации. Они не слишком-то много знали друг о друге, по правде сказать. Физическая близость между ними была преждевременной. Это несомненно. Преждевременной, непредвиденной и слишком импульсивной. Короче говоря, не нужно было этого допускать.

Он снял очки, стряхнул с них дождевые капли и снова надел.

– Мы с ней договорились, что ей будет легче сблизиться с подругами, если никто не будет знать, что она дочь директора. Мне кажется, это достаточно мудрый шаг, учитывая мою сомнительную популярность.

Пейдж знала, что слово «популярность» можно рассматривать как взаимное чувство, так как и сам Ноа не очень-то был в восторге от Маунт-Корта.

– Так вы решили взяться за эту работу только из-за нее?

– Не только. Стать директором привилегированной школы было моей давнишней мечтой. Но с Сарой надо было что-то делать. Ей необходимо было побыть некоторое время в удалении от своей матери. Вот я и стал искать вакансию, и хотя Маунт-Корт был для меня не самым лучшим местом, но зато здесь имелось тогда единственная вакансия подобного рода.

Итак, оказывается, Ноа – отец. Это было уже что-то новое, что меняло созданный ею образ Ноа.

– А как же ее фамилия? Или Дикинсон – это тоже часть вашего своеобразного заговора?

– Нет, это ее настоящая фамилия.

– То есть вашей жены?

– И да и нет. Это фамилия второго мужа Лив. Сара носила ее долгие годы.

Ему это очень не понравилось. Пейдж могла судить об этом по стальному оттенку, который появился в его голосе.

– Сколько ей было лет, когда вы развелись? Вы ведь в разводе, я правильно понимаю?

– Да, вы правильно понимаете. Саре тогда исполнилось три года.

– Ого, она была такая маленькая?

– Слишком маленькая, чтобы переживать происходящее.

– Но не слишком маленькая, чтобы не скучать об отце. Ваша жена получила все права на опеку с самого начала?

– В этом был известный смысл, – сказал он, словно обороняясь.

Она снова задумалась, на этот раз о характере человека, который смог покинуть трехлетнего ребенка. Конечно, она не знает всех подробностей его развода, причин, отчего распался его брак, хотя ей, разумеется, это безразлично. Но это свидетельствует о его бесчувственности, в которой она обвинила его с момента их первой встречи.

Он сунул руки в карманы.

– Мы не всегда можем сдерживать свои эмоции. – Он бросил в ее сторону взгляд. И она поняла, что речь идет уже не о Саре.

Пейдж покачала головой.

– Только не сейчас, Ноа, пожалуйста.

– Тогда когда же? Сегодня вечером?

– Нет.

– Завтра?

– Нет.

– Неужели вы так сожалеете о случившемся? – спросил он, и она услышала, как из его голоса ушла сталь, а вместо нее появилась печаль, такая глубокая и нежная, что она почувствовала, как внутри у нее все задрожало. Он нагнулся к ней поближе.

– Это действительно было так ужасно?

– Нет, – почти выкрикнула она. – Это не было ужасно. Это было глупо. Глупо и ненужно. И не вовремя. Я тогда думала о Маре и в душе ощущала страшную пустоту, и вдруг появились вы.

– Так, значит, это была полностью моя вина?

Она хотела бы, чтобы это было так, но никакие доводы не подтверждали это.

– Я тоже внесла свою лепту, – признала она, глядя прямо перед собой.

– Активную, – проговорил он, и она готова была поклясться, что он ухмыльнулся при этом, но, когда она бросила в его сторону взгляд, выражение его лица было серьезным.

Решив раз и навсегда закончить этот разговор, она решительно направилась по дорожке в сторону леса, в надежде оказаться первой на трассе, когда бегуньи станут появляться после трудного кросса. Но буквально через секунду Ноа нагнал ее и встал за ее спиной.

– Весьма неучтиво заканчивать разговор подобным образом, – прокомментировал он ее поведение, наклонившись над краем зонта.

– Каким же таким образом? – спросила она, продолжая идти вперед.

– Вильнули хвостом и оборвали собеседника на полуслове. Вы часто так поступаете, как мне кажется.

– Я могу проткнуть вас спицей зонта, если вы будете идти за мной так близко по пятам. – Зонтик Пейдж угрожающе подрагивал при каждом шаге, и его острые концы находились в угрожающей близости от лица Ноа.

– Поднимите зонтик.

– Я промокну.

– Хорошо. Тогда остановитесь и ответьте мне, почему вы не можете стоять спокойно?

Его слова содержали в себе определенный резон, кроме того, Пейдж была готова остановиться только из одного чувства противоречия. Она остановилась и стояла под дождем, словно статуя.

– Я ушла, потому что мне есть куда идти и у меня есть дела. Моя жизнь слишком усложнилась за последние две недели, и я чувствую себя подавленной. Кроме того, я не знаю, как мне с вами быть. Вы меня пугаете.

– Я?

Она пристально посмотрела на него.

– Согласен, – неожиданно сказал он. – Я слишком авторитарен.

– И еще вы очень большой, внушительный и настойчивый.

– Но именно эти качества помогают делать дело. Она подумала о той ночи, часть которой они провели на траве. И тогда он тоже был большим и настойчивым. И очень внушительным. Но как-то совсем по-другому. Он сумел внушить ей страсть, увлечь ее, то есть сделать то, о чем она тогда и помыслить не могла.

Пейдж снова двинулась вперед. Он шел сзади на некотором расстоянии. Она постаралась нести зонтик ровно.

– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, – сказал Ноа.