б) всемилостивейше соизволяет дальнейшее существование издавна находящегося в Белой Кринице монастыря утвердить".

Императорская гофканцелярия, сообщая содержание этого декрета для зависящих [от него] распоряжений губернии, со своей стороны предписывала ей иметь в виду, что "монахи и липованское общество обязались монастырь и епископа содержать на собственные средства, не требуя от правительства никакой помощи". Нужно заметить, что вот именно это условие о содержании епископа очень серьезно тормозило все ходатайство: несмотря на многочисленные уверения старообрядческих депутатов, и устные, и письменные, что именно на старообрядческие средства будет содержаться святитель, несмотря на принципиальное утверждение сего в самом "Уставе" Белокриницкого монастыря, правительство никак не могло допустить, что это будет именно так, в такой несокрушимой степени оно привыкло к содержанию всякого духовенства в Австрии на государственный счет, и посему всячески обязывало Белокриницкое общество непременно содержать своего архипастыря на свои средства, а не на казенные. И в последнем акте напомнило об этом губернии.

Инок Павел, а с ним и все белокриницкие христиане ликовали по случаю достигнутых успехов. Но Павел отлично сознавал, что это только начало того великого дела, которое он должен, по предназначению свыше, довести до торжествующего конца. А за это время произошли важные перемены как в России, так и в самой Белой Кринице. Умер Громов. Нужно было чрезвычайно опасное и потому в глубочайшей степени таинственное дело искания епископа и учреждения за границей кафедры для него передать другому лицу, которое сумело бы эту великую тайну сберечь и сохранить. Филарет и Николай продолжали свирепствовать: по всей России шел все усиливавшийся погром старообрядчества, о чем получал сведения Павел в Белой Кринице. [195] Великие и могущественные погромщики не хотели и не могли даже думать, что их страшным замыслам уничтожить во что бы то ни стало старообрядческое священство и самое старообрядчество и всем проводимым с этой целью беспощадным мерам и коварным насилиям тогда никому не известный и, во всяком случае, весьма смиренный инок готовит могилу и отчасти уже приготовил. В Белой Кринице произошли весьма полезные для дела перемены: настоятелем монастыря избран инок Геронтий, самый монастырь приведен в благоприличный вид, у инока Павла нашелся новый помощник - инок Алимпий Милорадов. Родом из Полтавской губернии, в миру Афанасий Зверев, он принял пострижение, как и Геронтий, в Серковском монастыре и перебрался оттуда в Белую Криницу, где уже приобрел фамилию Мйлорадова. "Это был, - рекомендует г. Субботин, - весьма ловкий, в высшей степени отважный и смелый человек, горячо преданный расколу". Павел сначала опасался поведать ему свою тайну. Но оказалось, что замыслы о приобретении древлеправославного епископа, о снабжении священством всего старообрядческого мира, несмотря на все стеснения, употребляемые российским правительством, принадлежали именно к числу тех, которыми всего скорее способно было увлечься кипучее сердце инока Алимпия: ему нравились именно грандиозность и смелость предприятия. Труды и опасности, которые, как он ожидал, придется перенести ради любимого им старообрядчества в столкновении с разными, может быть, высокопоставленными лицами в странствии по разным местам и краям света, как нельзя больше соответствовали его характеру и только способствовали тому, чтобы он отдался всею душою замыслам "батюшки отца Павла", в которые этот последний постепенно и осторожно посвятил его. Нет сомнения, что и здесь много значила самая личность инока Павла, влиянию которого не мог не подчиниться даже и Алимпий, вообще мало способный подчиняться чьему бы то ни было влиянию. "Итак, - заключает Субботин свою характеристику инока Алимпия, - Павел и Геронтий приобрели в Алимпий нового сотрудника для осуществления своих планов об учреждении самостоятельной старообрядческой иерархии, сотрудника, который отдался этому делу всей душой, для него готов был на самые отважные подвиги и под руководством такого рассудительного и дальновидного человека, как инок Павел, мог действительно принести ему большую пользу". Павел представлялся императору Фердинанду и его родному брату, наследному принцу эрцгерцогу Францу-Карлу уже с иноком Алимпием, как с ним совершал и многочисленные поездки по делу во Львов, Черновицы, Вену и в другие места. С ним же совершил поездку и в Москву в начале 1842 г.

К делу приобретения епископа и к устройству ему святительской кафедры за границей российское старообрядчество относилось с чрезвычайной серьезностью и с молитвенным благоговением. Особенно нужно это сказать о самом равноапостольном Павле. С глубочайшей верой в Промысл Божий он считал себя избранником Божиим, находящимся под постоянным смотрением Всевидящего Ока Божиего и под нарочитым покровительством великого святителя Николы Чудотворца. Всякий шаг свой в этом деле и даже мысли о нем он признавал ответственными прежде всего перед Самим Богом и затем перед св. Церковью Христовой, которой он служил. Поэтому он всякое свое начинание предварял слезной молитвой и советами с единоверной братией своей. Облагодатствованный свыше проникновенным даром дальновидности, он предусматривал все препятствия и трудности на этом тернистом и весьма ответственном пути, предрекал все вопросы, связанные с делом принятия в старообрядческую Церковь епископа и с учреждением ему кафедры. Как избранный сосуд Божий, он отдался всей своей пламенной душой предназначенному ему Самим Богом делу, признавая его не просто чрезвычайно важным, крайне необходимым для всего старообрядчества, но священным делом, актом Божественным, поэтому и относился к нему, как именно к таковому, чтобы в служении ему и в осуществлении его не было ничего погрешительного, ничего порочного и просто ошибочного или неосторожного, но чтобы все было чисто, благодатно и свято, чтобы все пути и шаги в этом святом деле были канонически оправданы, основаны на Священном Писании, на Уставах церковных, на святоотеческих творениях и на примерах древней Церкви.

Согласно 50-ому правилу св. апостол старообрядческая Церковь весьма строго относится к совершению таинства крещения: она признает действительным лишь то крещение, которое совершено во имя Святой Троицы и непременно в три погружения. Обливательного крещения она не допускает и не признает, поэтому латинщиков перекрещивает как обливанцев. Тогда как - никоновская церковь признает таковое крещение и латинщиков-католиков не перекрещивает. Синод в 1724 г. издал особую брошюру, составленную архиепископом Феофаном Прокоповичем, "Оправдание поливательного крещения", в которой это крещение признается равносильным трехпогружательному, а все, отрицающие такую его святость, объявляются атеистами. Бывали и в древней Церкви, даже нашей Русской, случаи обливательного крещения, так, например, в XIII столетии в Новгородской и Псковской областях под влиянием Запада стали попы крестить обливательно. Но состоявшийся в 1274 г. во Владимире собор постановил: "Боле да не обливают никого же". [196] Даже в Потребник Иова, патриарха Московского, тоже под влиянием латинства, вошло наставление: больного младенца крестить обливанием. [197] Но патриарх Филарет выбросил такое допущение, и на московском соборе 1620 г. было строго постановлено: не допускать обливательного крещения и латин принимать под новое крещение. Постановления сего собора неизменны в старообрядческой Церкви до настоящего времени. [198] Поэтому старообрядцы всячески избегали принимать к себе священников от новообрядческой церкви, крещеных в губерниях малороссийских и западных, где практикуется крещение исключительно обливательное. Вот почему и на старообрядческом соборе в Москве 1832 г. было обращено особое внимание на форму крещения в восточных церквах, откуда старообрядцы могли бы принять себе епископа. Старообрядческие депутаты должны были на месте самым тщательным образом исследовать, как крестит та церковь, от которой придется присоединять к себе святителя.