— Я вызвал вас, чтобы сообщить, что дело, в котором вы замешаны, — начал полковник, — приняло такой оборот, что сейчас самое разумное для вас — чистосердечное признание. В ваших же интересах помочь нам ускорить следствие.

Агент подскочил в кресле и затрясся всем телом от резкого, истерического хохота. Полковник Адамеску терпеливо ждал, когда он успокоится. Взглянув на перекошенное лицо арестованного, полковник вдруг понял, кого напоминало ему лицо убитого инженера Емелиана. Поразительно! Как это он не заметил раньше?

Агент вскоре успокоился и поудобнее уселся в кресле. Облизав кончиком языка пересохшие губы, он с иронией проговорил:

— Вы превзошли все наши ожидания. Мы думали, что вы работаете более тонкими методами. Впрочем, что можно ожидать от батраков и пролетариев? Примитивизм здесь неизбежен. Такие работники могут быть только покорными лакеями начальства.

— Примитивность — примитивностью, а работа все же идет, — ответил Адамеску, подделываясь под иронический тон агента. — Откровенно говоря, — продолжал он, — дела у нас идут не так уж плохо! Хотите знать почему?

— Почему? — с невольным любопытством спросил арестованный.

— Потому, что нас поддерживает весь народ. Если бы мы рассчитывали только на свою бдительность и нам не помогал бы народ, я уверен, что нам было бы гораздо труднее раскрыть вашу шпионскую группу. Тем более, вы никогда не приходите с голыми руками. Ведь вы все куплены.

— Я ничего не получал, — вырвалось у агента, — я действую по собственному убеждению. Я ненавижу вас, коммунистов.

— Какие там к черту убеждения, двести восемнадцать! Может быть, из-за ненависти к нам вы помогли вашим соучастникам убрать родного брата?

Агент резко повернулся к полковнику, глаза засверкали злобой. Втянув голову в плечи, он весь сжался в комок, как хищный зверь, приготовившийся к прыжку. Откуда им известно, что он — брат Иоргу Емелиана? Нет! Иоргу не мог донести на него! Офицер просто его прощупывает. Но ему ничего не удастся узнать. Нужно быть только внимательнее — он снова принял безразличную позу и, насмешливо улыбаясь, произнес:

— Торо́питесь, полковник. Было бы известно вашей милости, что сей изгнанник не имеет никаких родственников в Румынии. Понятия не имею, на что вы намекаете.

Теперь полковник нисколько не сомневался, что перед ним бывший майор Эмиль Емелиан. Он медленно подошел к диверсанту:

— Господин майор Емелиан, по указанию Фау-пять вас намеревались убить так же, как убили вашего брата. — Полковник положил перед агентом фотокарточку. Эта была фотография, снятая в лесу Бэняса. Следы петли ясно были видны на шее Иоргу Емелиана.

Лицо агента побледнело. Он как будто почувствовал шелковый шнур на своей шее, у него задрожали губы. Потеряв самообладание, он вскочил и резко ударил кулаком по столу:

— Чем вы можете доказать это?

— Прошу вас сесть и выслушать меня. — Спокойный тон полковника подействовал на агента. Он медленно опустился в кресло и, как загипнотизированный, стал покорно слушать полковника.

— Пятнадцатого мая по настойчивому требованию Фау-пять на территорию Румынской Народной Республики был выброшен на парашюте бывший майор Эмиль Емелиан с конкретным званием получить секретную документацию от своего брата, инженера Иоргу Емелиана. Но в связи с провалом, так как вся документация инженера была передана в институт, Иоргу Емелиан и его брат, агент двести восемнадцать, стали лишними, более того, опасными для шпионской группы. Их необходимо было «убрать». Эту грязную работу поручили матерому агенту в форме капитана госбезопасности.

— Гадюка! Я не прощу ему этого до самой смерти! — вырвалось у агента. «А что, если это просто хитрый трюк полковника, чтобы развязать мне язык и вызвать на откровенное признание?»

— Неужели вы сами не понимаете этого? — продолжал Адамеску. — Если бы не наш офицер, вам пришлось бы сейчас валяться в морге, а не сидеть здесь передо мной.

Перед агентом 218 встала картина происшедшего в лесу Бэняса. Вот Иоргу коротко вскрикнул, Панайтеску набросил на него шелковый шнур… Потом лжекапитан подошел к тому месту, где Эмиль стоял на часах. Оттуда они пошли вместе. Что произошло дальше, он не помнит. Он пришел в сознание уже в больнице.

Агент опустил глаза и уронил голову на грудь. Руки, раньше лежавшие на коленях, повисли чуть ли не до самого пола. Да, все происходило именно так, а не иначе. Полковник прав. По указанию Фау-5 или кого-либо другого Панайтеску пытался убить его. Это обычный прием. Этому их обучали в разведшколе. В тот момент, когда твой соучастник становится опасным или лишним в деле, его «убирают».

Эмиль горько улыбнулся, вспомнив, что говорил ему брат Иоргу еще в первый день их встречи. Тогда инженер сказал ему: «Послушай меня, Эмиль, как старшего брата. Я не коммунист и говорю тебе как брату. За годы твоего отсутствия в Румынии произошли колоссальные изменения, и этого не понимают только те, которые, вроде тебя, остались по другую сторону, опутанные паутиной лжи». Что ж, все кончено. Дальше запираться нет смысла.

Эмиль чувствовал себя никчемным, выброшенным на помойку человеком, инструментом в чужих руках. В нем разливалась желчь злобы против тех, кто довел его до такого состояния. Он напряг все силы и решительно встал.

— Господин полковник, я скажу все. Я бывший майор Эмиль Емелиан, перешел на сторону врага в сорок пятом году. В настоящее время являюсь агентом иностранной информационной службы… Готов рассказать все…

Через некоторое время после того, как увели Эмиля Емелиана, в кабинет полковника вошел капитан Попеску. Он доложил своему начальнику о мерах, принятых им и капитаном Панделе в институте специальных исследований.

— Вы поступили совершенно правильно, — заговорил Адамеску, выслушав капитана Попеску. — По имеющимся у меня сведениям, агент двести восемнадцать не знает в лицо Фау-пять. Да и другие сообщники ни разу его не видели. Все распоряжения он передавал через Мари Емелиан и через Гереску. Теперь их можно арестовать. Как самочувствие лейтенанта Мирона?

— Он уже вышел на службу. Я поручил ему вести наблюдение за «продавцом» комиссионного магазина. По всем данным, это и есть лжекапитан безопасности.

— Очень хорошо.

Было около двух часов ночи, когда Пуки Гереску неожиданно явился на квартиру Мари Емелиан. Не дожидаясь ее вопросов он почти шепотом начал рассказывать Мари о безрезультатном ночном нападении на директора института Василеску. Вместе с Панайтеску им удалось завладеть портфелем инженера, но, кроме каких-то книг, в портфеле ничего не было.

Узнав об этом, Мари тяжело опустилась в кресло. Она уже не слушала Гереску. Все ее надежды рухнули. Если бы им удалось на этих днях овладеть чертежами инженера Емелиана, она была бы спасена. Но теперь…

Переживания последних дней настолько ее вымотали, что она не могла даже плакать.

Видя ее состояние, Гереску попытался успокоить Мари:

— Я уверен, что чертежи и документация инженера Емелиана находятся в сейфе института. Фау-пять работает чисто и наверняка. Панайтеску уже подобрал ключи к сейфу и передал их шефу. Поэтому нет никаких оснований терять надежду, что все окончится благополучно.

— А если и Фау-пять не сможет ничего сделать?

— Зачем думать только о неудачах? Будем надеяться, что в конце концов все кончится хорошо. Как только начнет действовать сам Фау-пять — можно не беспокоиться. Наша судьба находится в надежных руках. А теперь не лучше ли отдохнуть?

— Ты, наверное, голоден, Пуки?

— Признаться, да! Я с утра еще ничего не ел.

Мари прошла на кухню. Она старалась отогнать от себя мрачные мысли и тешила себя надеждой на благополучный исход дела. Органы безопасности, вероятно, еще не опознали личность убитого.

Через несколько минут Мари внесла в комнату яичницу с ветчиной и поставила ее перед Гереску. Налив ему стакан вина, она подошла к окну. Рассветало. Мари погасила лампу и раскрыла окно. В комнату пахнуло свежим воздухом.