Что он мог поделать? Отец ожил. Но Джон-то был твердо уверен, что бедная вдова решила устроить будущее своих крошек. И знал, что сделает для отца все. Но на свадебной церемонии отказался присутствовать наотрез. Он не мог оскорбить мамину память.

В день свадьбы отца Джон сидел дома в окружении ребят и пытался отвлечься от невеселых мыслей. Ребята знали, что нужно их другу-боссу. Особенно Чарли. Смешной Чарли. Преданный Чарли.

Джону вспомнился сумасшедший день демобилизации: надо было отвертеться от очередной пресс-конференции, созванной по поводу выхода солдата-Короля на гражданку, проститься с новыми приятелями, наконец, собраться. Суета. А тут еще нет Чарли;

На вокзале Джон начал беспокоиться уже всерьез, как вдруг увидел, что Чар ли с несчастным лицом стоит около фонарного столба.

— Ты с ума сошел?! — заорал он, подбегая к другу. — Где твои вещи?

— Но… но ведь ты не звал меня с собой. Я думал, может, я больше тебе не ну жен. Я просто пришел проводить. Я не хотел прощаться. Не хотел напоминать о себе. У тебя и так слишком много хлопот…

«Господи, — подумал Джон тогда, не пытаясь даже перебить этот поток и остолбенев от такой ненавязчивости, — ведь есть же деликатность в людях.

— И тут же другое. — Но ведь я сам изменился. Мне не пришло в голову позвать его. Это разумелось само собой: Чарли едет».

Джон почувствовал, что краснеет мучительно, как в юности, и длинные его ресницы становятся тяжелыми и влажными. Приобняв Чарли и похлопав его по спине, сказал:

— Черт с ними, с вещами! Купим там, что захочешь. Едем?.. Глаза Чарли засветились, как у мальчишки, удостоившегося чести поговорить со своим кумиром. И, гордый, он зашагал рядом к поезду.

И вот Чарли подозвал Рэда. Пошептался о чем-то. Рэд сел к роялю. Чарли посмотрел прозрачным взглядом на своего кумира и запел тот, заветный, мамин госпел. Как он угадал! Босс ожил. Краски вернулись на лицо, бывшее в тот день восковым. Джон встал. Подошел к поющим. Выждал такт. И мягкий сильный баритон разорвал гнетущее настроение ребят и этого тяжелого дня:

Через несколько дней отец и мачеха нанесли первый визит в дом его матери. Мачеха прямо с порога начала ворковать:

— Мальчик мой… — Джон непроизвольно дернулся от ее обращения и уже ни когда больше не слышал подобной фамильярности. А она, перестроившись на несколько элегический лад, продолжила:

— Я все понимаю… Мы не будем обременять тебя. Мы решили жить своим домом. Правда, это дороговато, но твой отец, зная твое золотое сердце, убедил меня, что ты поможешь. Меня зови просто — Лили.

— Да, мэм, — сказал Джон, совершенно ошеломленный ее полным нежеланием скрыть свои намерения. Украдкой посмотрел на отца. Тот стоял, браво выпятив грудь, — гордился кормильцем-сыном.

Как молод, хоть и сед, его отец. Теперь у него новая семья с сыновьями, гораздо больше подходившими ему по возрасту.

Пересилив себя, Джон подошел к отцу и, насколько мог спокойно, сказал:

— Не беспокойся, папа, все будет в порядке. И спохватившись:

— Поздравляю вас, мэм, и тебя, папочка.

Подошел к своему бюро и достал оттуда свадебные подарки: ей — кольцо, усыпанное хризопразами, отцу — роскошный портсигар.

Вечером приехал с поздравлениями Полковник. Был мил и весел. Среди общего разговора питомец поймал на себе знакомый, почти ничего не выражающий взгляд.

— Что случилось, Полковник?

— Видишь ли, я рассчитывал на «Музыкальное обозрение», но… — потянул паузу, затягивая подпругу на душе своего питомца, — это трио кантристов. Вот она, твоя армия…

Тогда Джон над этими словами не задумался, но интуитивно отложил их в памяти. Их время пришло восемь лет спустя. Не самое подходящее время… А впрочем, почему нет?

Он увидел себя в зеркале — недобрая улыбка была на лице. Что ж, «бедный старый» Полковник тогда дал понять, что он не смел идти в армию против полковничьей воли. Сегодня Полковник хотел, чтобы питомец осознал свою вину и раскаялся. А вот этого от него не дождутся. Раскаяния… Еще чего!

Джон снова посмотрел на себя в зеркало. Хмыкнул. Водитель грузовика перед зеркалом. Забавно. Пресса часто величала его «поющим гонщиком» после кино поделок.

Зеркало да изображение на экране приучили его смотреть на себя словно со стороны. Ох, не до размышлений сейчас. Скоро сюда, в его гардеробную, соберутся ребята, представители фирмы и телевидения, Полковник.

Вот человек. Никаких хобби. Только дела.

Как-то в хорошую минуту Джон спросил:

— Вы ведь богатый человек, Полковник. Почему бы вам не обзавестись каким-нибудь хобби? Теннис? Яхта?

Полковник долго, словно мимо, смотрел на говорившего, а потом отрезал:

— Мое единственное хобби — ты.

И Джон всегда помнил об этом. Сердился. Злился. Куражился, пытаясь обрести себя. Потом всплывали слова менеджера, и он сникал. Так было и в тот вечер…

— Вот она, твоя армия… Все мои труды насмарку.

— Но, Полковник, я вовсе не боюсь начинать. Дело не во мне, а в пейоле, которая убила рок-н-ролл. Вы же сами частенько говорили об этом.

— Говорил, черт меня побери! А что я мог сказать после твоего предательства? Подумаешь — пейола[1]. Ну, платили фирмы левака диск-жокеям за лишнюю прокрутку. Ну, делали ребята свой маленький бизнес. Конечно, надо было думать, когда телевидение вляпалось со своей дурацкой викториной. А то — дали какому-то олуху царя небесного выиграть, подсовывали ответы, он же их и заложил. И потянулась ниточка. Но тебя это ни с какой стороны не касалось. Ты с твоей мордашкой вне подозрений.

От «мордашки» Джон поморщился и решил дать Полковнику сдачи:

— Пейола, значит, ни причем? А армия — предательство? Странные вещи вы говорите, Полковник.

Джон приспустил ресницы и, незаметно наблюдая за менеджером, твердо добавил:

— Пейола — позор для нашей страны. В нашем обществе человек может добиться всего, не прибегая к подкупу. Взять хоть меня, к примеру. Вы ведь сто раз использовали это в своих рекламных трюках.

Полковник стоял с оттопыренной губой, и глаза его выдавали лихорадочную работу мысли — что несет сопротивление питомца?

Нет, положительно нельзя было сбить до конца с толка этого человека. Этаким папашкой он вдруг сделался, что и узнать нельзя:

— Ты меня не понял, малыш. Смотри, что случилось с твоим уходом. Ричард ушел в семинарию. Из рока! Твой друг Джерри доэпатировался до того, что публика не хочет его видеть.

— Почему — доэпатировался? Публике, видите ли, не понравилось, что он женился на своей дальней родственнице. А он молодец! Плюнул на них. Не знаю, я смог бы так?

— Ну, хорошо, хорошо, — примирительно замял Полковник. — Действительно, черт с ней, с публикой. Но, выходя из ворот рока, ты не заметил, как туда прошмыгнула карга с косой?! — патетически закончил он.

— Да нет же, — вскинулся питомец. — Дело не в карге, а в нашей работе. Концерт, гонка. Гонка, концерт. Карл попал в аварию, когда мчался на концерт из одного города в другой. Слава Богу, обошлось. Эдди с Джином тоже после концерта… Бедный Эдди!.. Да и Джин.

— Хватит, сэр. Мне все ясно. Мы, менеджеры, заставляем вас так много работать, что вы гибнете на дорогах. Вина на нас. Я совсем не хочу, чтобы ты погиб. Может, мне лучше уйти?

— О, Господи! Полковник, я совсем не имел в виду вас, — скривившись от столь вольного толкования, заскулил Джон. Так невыносимо было думать, что вместо пения надо будет заниматься поисками контракта, что он готов был чуть ли не просить прощения.

— Ладно, малыш. Все о'кей! Я ведь не ссориться пришел. У меня хорошие новости. И, не дожидаясь вопросов, не делая пауз, Полковник выложил: